Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая

— Мишна. Меня сюда когда-то привезли. Ой, кажется, кто-то идёт!

— Это Коттин, надеюсь!

— Это имя нового господина?

— Да. И он … не совсем человек.

— Кому он служит? Тёмным богам или светлым? — шепнула Мишна.

— Слышал от него имя Фригг, богини из Вальхаллы. Говорят, он и сам древний, по разным мирам хаживал, — еле слышно прошептал юноша.

Молодые люди во тьме придвинулись поближе друг к другу, застыли в ожидании.

На востоке просветлело, в зарослях сухой крапивы зачирикали чижи и чечётки, когда Коттин вошёл в дом старого пама. Мельком глянув на лежащие вповалку тела, он зажёг новый факел, вышел на крыльцо. В лопухах, разросшихся на замощённом камнями дворе, лежали люди, синея лицами и страшно сверкая закатившимися белками глаз. Древний странник поднял факел и пошёл в сарай, куда посадили Мишну, и где отсыпался Стефан, опоённый Фавном. Внезапно бывший Кот словно бы запнулся, остановился, потом улыбнулся и ускорил шаг.

Бывший Кот снял деревянный засов, отворил ворота, посветил внутрь. На соломе сидели, тесно прижавшись, молодые люди. Стефан был спокоен, ясные глаза с некоторым стыдом смотрели на Коттина, девушка была испугана, она взирала на странника с напряжением и страхом.

— Стефан и Мишна, — промолвил Коттин высоким вибрирующим голосом, обкатывая на языке имена, подобно тому, как река обкатывает прозрачные круглые камешки. — Как интересно. Дафнис и Хлоя. Тристан и Изольда. Так, тут вроде бы всё в порядке.

Эти слова странным образом успокоили девушку, она глубоко вздохнула, напряжённые плечи опустились, лицо стало мягче, мелькнули белые зубы.

— Изо льда? Это не с севера девица? — спросила Мишна.

— Может и с севера, — отстранённо ответил Коттин.

— А в кого вы умеете оборачиваться? — спросила любопытная девчонка.

— Я то? Разве Стефан тебе не сказал? — изумился странник. — Молодец, парень! Нечего об этом рассказывать первой встречной девице!

— Я не первая встречная! — надула губы Мишна.

— Точно? Первая, первая, — пошутил Коттин. — Сколько идём — ещё не встречали девиц.

— Меня купец привёз. Правда, я была маленькой. А откуда — не помню! А вот Кика, которая на хозяйской постели валялась — местная! — съязвила Мишна. — Говорят, внучка покойного пама.

— О! Даже так? — уставился Коттин на девушку. — Значит, она будет мне… Сфирка троюродной брат Ангриды… Кромин внучатый племянник Скилана… — странник что-то высчитывал, шевеля губами, и рисуя пальцами в воздухе какие-то линии. — Нет, к сожалению, не получается, — вдруг огорчился бывший Кот. Посмотрел на девушку, подумал, — Или к счастью!

— А что не получается? — спросили в один голос Мишна и Стефан.

— Я высчитываю, является ли она моим прямым потомком, — важно сказал Коттин. — Это необходимо для нашего дальнейшего предприятия. Но, всё равно она уже упилась до смерти!

— А какое нас ждёт предприятие? — просипел Стефан надтреснутым голосом.

— Ты давай, умойся, выпей ковш холодной воды, полей цветочек — и пойдём таскать трупы.

— Какой цветочек? — подскочил Стефан, озираясь в ужасе по сторонам, потом спросил, уже спокойнее. — Какие трупы?

— Многочисленные, — по слогам, со значением, произнёс странный мужчина.

Коттин, оглядев двор и окрестности, повелел все тела снести в дом пама. Стефан и Мишна обошли разорённое селение, заглянули во все конюшни, пустые сеновалы, пошарили по кустам, по зарослям лопухов и крапивы. Мишна бледнела лицом, руки её тряслись. Стефан держался лучше, однако, обнаружив в одной избе ковш с каким-то подозрительным пойлом, шарахнулся от него, как от змеи, затем схватил и выплеснул во двор.

— Что случилось с людьми? — спросила девушка бывшего Кота. — Отчего все умерли в одну ночь?

— Перепились вином Фавна, после того, как тот сбежал и оставил бочку, — невозмутимо ответил Коттин. — Нельзя простым смертным пить много фалернского.

— Да ведь, сколько себя помню, вино постоянно пили, — не унималась Мишна. — Может, чем отравились?

— Может, и отравились, — сказал безразлично странник. — Брагу свою выхлестали, а в неё, видать, болиголов попал, или иная трава-отрава.

Стефан подозрительно поглядел на Коттина, но промолчал. Юноша не видел особого смысла в отравлении чудских пьяниц, тем более, лично Коттином, поэтому отогнал эту мысль, как нелепую. Но когда Мишна наклонилась к его уху и горячо зашептала, что это очень подозрительно — смерть выпивох и приход Коттина совпали неспроста, хотя пьяницы ей, Мишне, самой смертельно надоели, но уж больно страшно, если это сделал Коттин. Стефан выслушал девичью болтовню благосклонно, как настоящий мужчина, но без особого внимания — мало ли что женщины болтают. Однако осадок остался, неприятно кольнуло сердце. Стефан решил, что выберет время и сам спросит названного брата — что тут произошло на самом деле?

— А вот тут живой! — закричал Стефан, стоя над бывшим купцом, что пропил товар и деньги хазарских хозяев.

— Аникей, никак? — спросил Коттин, подойдя к лежащему в лопухах, облепленному колючками мужику, ворочающему глазами и синеющему губами. — Что, рано упился вчера? Из моей чаши выпить не удосужился?

— Лучше сдохнуть, чем так жить. Отпусти меня, мне пора в нижние пределы, к Яму беспощадному.

— А что, ты стал рабом Фавна, который у вас тут бесчинствовал?

— Да, господин, — прохрипел Аникей. — И пить уже не могу, и не пить не могу. Пью, блюю, слёзы лью, и опять пью. Как есть раб. Я ведь тут с одной жёнкой стал жить, с Фирной. И ребёнка прижили, да помер он… ни пама, ни колдуньи на селе, как сорняки жили.

— И всё пропил? Так, что ли? Великая дань уплачена Фавну!

— Так ведь и жена-то корила, что пил. Утром, помню, поклянусь богами, что всё… ни капли. Искренне, любя. А вечером опять пьяный. Чем не чёрное колдовство! Во всём виноват этот козёл!

— Хочешь ли жить без вина козлиного? Клянусь, я могу сделать так, что выпитая тобой вчера чара была последней. Слышали, что я сказал, Стефан, Мишна?

Молодые люди, топчась неподалёку и прислушиваясь, на вопрос Коттина кивнули.

— Это как? — приподняв голову, утирая сопли драным рукавом, заинтересовался купец-пропойца.

— Я освобожу тебя от рабства Фавна, ведь дух этого божка живёт в любом хмельном. Но за это ты будешь ходить по деревням, и учить пьяниц трезвой жизни. Пожизненно.

— Да ну тебя, никуда я ходить не буду, — обиделся Аникей, продирая глаза ладонями. — Я думал, ты волшебник! Дашь корешок, или пошепчешь заклятие, и я свободен от козней рогатого! А ты мне строгую жизнь предлагаешь, без застолья и хмельных плясок! Научил бы лучше, как правильно пить! Будь ты проклят, обманщик!