Ну, кто, спрашивается, решится расслабиться рядом с этим бесчестным принцем? Только я и совершаю подобную глупость. Раз за разом. А потом годами вытравливаю из памяти горечь и боль…
Но, Боги, как же мне хочется спать… просто выкинуть все из головы и наконец уснуть – желательно навеки. — Алесан?
Я напряженно застыл. Открывать глаза и видеть фальшивое беспокойство не хотелось. Меня раздирали на части противоречивые желания: с одной стороны, совершенно не хотелось умирать, а с другой… Боги Изначальные, Всеблагие! Я не хочу снова возвращаться к той пытке, от которой сбежал! Не снова, не сейчас, когда я понял, что можно жить и иначе. Что можно жить, не мучая себя и других собственным проклятием! — Ты забываешь, что мне необходимы оба источника, – мрачно напомнил я, надеясь, что хоть это образумит ифрита. Не вышло. — Сейчас тебе и меня одного хватит, – раздраженно прошипел Рейм, а потом елейно–ласковым тоном добавил: – Все‑таки мы знакомы достаточно близко, чтобы я мог вслепую нащупать все разорванные нити энергоканалов в твоей ауре.
Самоуверенный урод. Были бы силы, не задумываясь, двинул бы по наглой роже, а так приходится терпеть и чужое внимание, и чужую жалость. И самое противное, что я никак не могу понять, что из этого меня бесит больше! — Хватит, Рейм, не знаю, что за игру ты ведешь, но я в ней участвовать не намерен. – Я слабо, но решительно оттолкнул от себя ифрита. Хотелось верить, что ему хватит благоразумия не идти против воли Двуцветного Лорда, высказанной довольно однозначно. Вот только когда это он прислушивался ко мне?
Откинув голову назад и ощутимо ударившись затылком о дверь, я слабо за стонал. Отчаянно хотелось поскорее избавиться от Рейма и вернуться в спокойствие и тишину, царящие в доме Марвида. Чувствовал я себя донельзя паршиво: перед глазами все плыло, звук отдавался в голове раскатами грома, чуть покалывало кончики пальцев, при этом я абсолютно не чувствовал своего тела. Я ощущал себя марионеткой, у которой внезапно обрезали все ниточки, а вот душу забрать забыли, и она вроде бы все видит и слышит, но сама уже никак реагировать не в силах.
А тут еще и Рейм! Чужая энергия окутывала тело легко и свободно, она манила, как манит оазис умирающего от жажды в пустыне… и не имеет значения, что это только мираж…
Я почти чувствовал терпкий вкус чужой крови на языке, ощущал ее запах… Пламя и мята. Все‑таки странное сочетание, но почему‑то стоило раз припасть к этому источнику, как хотелось к нему возвращаться снова и снова. — Сомневаюсь, что ты сейчас сможешь куда‑то уйти, котенок. Ты и стоишь‑то с трудом, а если бы видел, что осталось от твоей ауры, сам бы удивился, почему еще жив.
А я и удивляюсь. Даже если учесть, что кровь Рыжика дала мне необходимый запас энергии, получается, что жить я не могу. Технически. Поскольку хранить мне этот запас негде. Сменив ипостась, я разорвал в клочья верхний слой своей ауры, вот только второго у меня уже не было… Я должен был погибнуть еще тогда, при смене формы. Но выжил. Вначале необходимую энергию взял у младших, а потом уже у самого Мея. Вот только надолго она во мне не задерживалась… И почему мне не вспомнилось это раньше? Какие дня два?! Да я до вечера чудом дожил! И что мне в доме не сиделось? Ведь будь я чуть умнее, то умер бы тихо и мирно, но – нет! – меня опять потянуло на приключения! Все‑таки кошки на редкость неусидчивые создания, а я, как бы ни пытался это забыть, в какой‑то мере был и остаюсь частью этого мурлыкающе–мяукающего племени. — Ты ведь хочешь выжить, я прав? – Голос Рейма упал до шепота. Он искушал, давил на скрытые рычаги моего сознания, пытаясь вынудить меня поступить согласно его желанию. В очередной раз. Странно, что в свое время я сразу не рассмотрел эту его садистскую натуру за всеми теми лживыми заверениями в вечной дружбе… Но кто же знал, что принцу так понравится подводить меня к самой черте и смотреть, как я балансирую на грани?.. — Хочу, – я не стал отрицать очевидного. Мои слова заставили ифрита довольно сощурить бесстыжие глаза. Впрочем, мне же есть что добавить к уже сказанному: – Но не такой ценой, принц. Мне пока еще дорог мой рассудок.
Я разозлил его – это было очевидно. Чужая и жесткая улыбка исказила лицо Рейма, вернув меня на много лет назад, к самому началу наших ожесточенных стычек и недопонимания. Добрый друг, наставник, в чем‑то, возможно, даже превзошедший в моих глазах Марвида… и предатель, разломавший мою душу на куски, вынудивший меня опуститься до убийства и возненавидеть одну из неотъемлемых частей собственной жизни.
Вот только и он так же, как я сам, – лишь то, что из него сделали… — Кажется, ты стал смелее, котенок. Но главное осталось неизменным – ты по–прежнему беспрекословно подчиняешься тем, кого уважаешь и кому веришь. И я все еще вхожу в их число, – удовлетворенно произнес он и дернул из‑за воротника амулет. Бездна! Он все еще носит его! Неужели Алиса в свое время его так зацепила?..
Но в одном он прав: сопротивляться я не стану. Не потому, что не хочу, а потому что сейчас справиться с чарами амулета мне не под силу. Я и раньше‑то в половине случаев проигрывал…
Лисенок, ты же простишь мне эту слабость? Извинишь свою глупую половину, вечно подставляющую под удар тебя?..
Темная поверхность амулета на моих глазах налилась ярким светом. Я невольно зажмурил глаза, уже чувствуя, как со спины подкрадывается боль насильственного изменения…
Все‑таки на редкость хреново быть полным оборотнем… а все двуцветные, к сожалению, – полные оборотни. И не заставляйте меня вспоминать, что это означает. Впрочем, Рейм в любом случае сейчас напомнит…
Боль уже схлынула, но открывать глаза и смотреть на него не хотелось.
Потому что быть рядом с тобой, Рейм, очень больно. А я уже устал… устала от этой боли…
«С самого начала со мной все было не так. Но понял я это далеко не сразу. В раннем детстве, носясь по замку или занимаясь с Марвидом до самой ночи, я не слишком много внимания придавал тому, в каком из своих обличий нахожусь. Остальные этого тоже не замечали. Впрочем, многие ли из вас на глаз отличат мальчишку от девчонки, если ребенку всего лет пять или шесть? Сомневаюсь.
Понимание того, насколько я не похож на других, обрушилось на меня внезапно. Я уже не помню, чей именно разговор я тогда подслушал, но… тогда я впервые понял, что быть Двуцветным – это приговор. Пожизненный и неоспоримый. Но я твердо решил с этим бороться – и даже преуспел… Кажется, в какой‑то момент я сам забыл о собственном уродстве… а потом…
В тринадцать лет кажется, что весь мир лежит у твоих ног, а если вы ко всему прочему еще и единственный наследник Севера, то можно закрыть глаза и на прохладное отношение к вам родственников, и на ненависть слуг.
В тринадцать лет начинаешь чувствовать себя по–настоящему взрослым и кажется, что еще немного, и удастся порвать цепь бесконечных упреков и недовольства и стать тем, кем все они смогут гордиться.
Наивные детские мечты, всего лишь оправдание перед самим собой, удерживающее по эту сторону силы… Ведь так не хочется отрекаться от всего, когда думаешь, что весь мир покорно замер на твоей ладони…
Середина лета. День. Удивительно жаркий и солнечный. Совсем не хочется сидеть в библиотеке и вчитываться в полустертые иероглифы древнего наречия, тем более что учителя вызвала к себе Марука. Наверно, опять сестра будет ругать его за отсутствие каких‑либо продвижений в моем обучении. Но что поделать, если магия отражений – совсем не мое? Я – Северный! Мне ближе бури и ветра, чем эти зыбкие грани иллюзий. И мне плевать, что там говорят о моем происхождении. Я – Князь Севера. Точка. Но они почему‑то этого не понимают. Ну, зачем мне умения Западных Владык? Я же никого не знаю из того Дома. И не желаю знать! Меня все устраивает.
И все‑таки сегодня жарко. Устало устроив голову на сгибе локтя, я бросил тоскливый взгляд за окно. Должно быть, мамины розы уже зацвели и сейчас воздух в саду пропитан их ароматом. И Марука, словно бы случайно, раз за разом оказывается рядом с ними и делает вид, что не слышит сочувственных речей челяди. Говорят, от Тамилы всегда пахло розами и солнцем. Поэтому сестра так любит находиться в ее саду – он ей напоминает об ушедшей княгине Севера. Отец же, напротив, старается по реже оказываться в том уголке парка – Вейрин не любит, когда ему что‑то напоминает о его потере. Тем более он уже связал свою судьбу с другой женщиной, и у них скоро родится ребенок. У меня появится брат. Младший. Уж он‑то не будет помнить о моей матери, не будет знать, почему слуги называют меня «двуцветным отродьем». Думаю, возможно, мы даже привяжемся друг к другу…
Хорошо было бы… — Алесан. – Голос Маруки, как всегда, когда она называла мое имя, прозвучал резко и холодно. Danely терпеть не может моей невнимательности и отсутствия рвения в учебе. Но она красива, а красивым женщинам мы прощаем очень многое. Лунное серебро волос сегодня уложено в сложную прическу, украшенную живыми цветами. Тонкие нити магической сети удерживают розовые бутоны в свежем состоянии, даже капельки утренней росы все еще брильянтами поблескивают на белом шелке лепестков. Голубые льдинки глаз смотрят внимательно и оценивающе, они верно подмечают все достоинства и недостатки собеседника. Мягкая линия губ недовольно изламывается, как бывает всегда при взгляде на меня. Сегодня она предпочла всем другим цветам семейные – глубокий синий и серебро. У нас намечается какое‑то событие? Или у Маруки запланирована официальная встреча?
