* * *
После завтрака, прихватив с собой Варвару и Марию, которых начал понемногу приобщать к делам семьи, Ингвар прошел в малый зал для брифингов. Эту просторную комнату, как и несколько других служебных помещений, построили на месте старых гостевых апартаментов на третьем этаже Северного флигеля кастеля [79] и соединили, пробив разделявшую их стену, с Варяжским коридором Нового дворца. Это позволяло Бармину быстро перемещаться между своим рабочим кабинетом, находившемся в его личных апартаментах, и комплексом помещений, включавших в себя его официальный кабинет, секретариат и малый зал для совещаний, в котором как раз сейчас собрались люди, в той или иной мере причастные к обеспечению безопасности графа Менгдена и его семьи. За длинным столом свободно расположились начальник службы безопасности графства майор Злобина со своим заместителем капитаном Евой Конрадовной Менгден, руководитель следственной группы Анна Матвеевна Тулупова, кастелян замка полковник Кальф-Калиф и командующий вооруженными силами семьи генерал Горбатов-Шуйский. Из всех присутствующих госпожа Тулупова была единственным новым лицом. В близкий круг она попала по двум немаловажным обстоятельствам. Во-первых, госпожа Тулупова была замужем за одним из Балтийских Менгденов, и за нее ручался «дядюшка» Конрад. А во-вторых, перед тем, как выйти в отставку с должности следователя по особо важным делам прокуратуры города Кенигсберга, Анна Матвеевна проявила себя блестящим дознавателем, работая поочередно в Рижском, Ковенском и Менском губернских управлениях.
— Итак, — сказал Бармин, открывая совещание, — какие новости, дамы и господа?
Ситуация с покушениями по-прежнему оставалась неопределенной. Судя по тому, что раскопали люди из Тайного приказа и его собственные безопасники, датская родня так и не успокоилась. Впрочем, Бармину это было понятно и без пояснений. Датчане не ответили ни на одно его письмо, не откликнулись на приглашения на свадьбы, связаться с ними было невозможно даже по телефону. Секретари и слуги отвечали, что хозяев нет дома. Другое дело, что после известных событий княгиня Юль осталась без поддержки в империи. Князь Кашин выпал из обоймы, сообразив, что он в этом перетягивании каната третий лишний. Кроме того, свою роль сыграло, по-видимому, то, что Ольга переговорила со своими матерью и сестрой и предупредила их «по-родственному», что еще одно «резкое движение» со стороны отца, и она сама примет участие в карательной экспедиции. В конце концов, если отец хочет отжать состояние у ее мужа, она имеет полное право захотеть прибрать к рукам состояние отца. Симметричный ответ, так сказать, и закон, что характерно, будет на ее стороне, потому что зачинщиками конфликта выступают именно Кашины.
Однако датчане остаются в Дании, а это далеко, и страна чужая.
— Есть один вариант, — почти равнодушно заметила в разгар обсуждения госпожа Тулупова. Она, вообще, всегда выглядела спокойной и невозмутимой до равнодушия. Но по-настоящему равнодушной никогда не была, иначе какой из нее следователь прокуратуры?
— Слушаю вас, Анна Матвеевна, — повернулся к ней Бармин.
— Как я понимаю, создание собственной разведывательной сети в иностранном государстве дело долгое и недешевое.
— Так и есть, — подтвердила Ия Злобина. — Мы конечно над этим работаем, но похвастаться пока нечем.
— К герцогине Сконе вы, по-видимому, обращаться за помощью не станете, — продолжила между тем госпожа дознаватель.
Что есть, то есть. Бармин не хотел без крайней необходимости «влезать в долги». Оно конечно, попроси он помощи, и Шведская корона, у которой, должно быть, есть немало агентов в «дружественной» Дании, могла бы порадеть родному человечку. Да вот беда, это сразу же разрушит ту ауру силы, которую он умудрился втюхать великовозрастной недоневесте. Так что, нет, не станет он просить будущих родственников о помощи.
— Вы совершенно правы, Анна Матвеевна, — подтвердил Ингвар, — не хочу и не стану.
— Тогда, что вы скажете об организованной преступности?
— В каком смысле? — ступил Бармин, не сразу разобравшись в хитросплетениях прокурорской мысли.
— Не помешают ли вам, господин граф, ваши моральные и религиозные принципы прибегнуть к помощи «Ходоков»? — прояснила свой вопрос женщина.
— Ходоки? — повторил за ней Ингвар. — А это кто еще такие?
— Ходоки, — как о чем-то обыденном, не имеющим никакой общественной ценности сказала дознаватель, — это, ваше сиятельство, преступный синдикат, действующий на западных границах империи. Они занимаются всеми видами контрабанды, известными человечеству. Тащат туда и обратно, все, что может принести прибыль. Оружие и артефакты, женщины и наркотики, драгоценные камни, лекарства, подакцизные товары. В общем, все, что можно взять задешево по одну сторону границы и продать намного дороже по другую ее сторону.
— Что именно везут в империю? — поинтересовался Бармин, заинтригованный объяснением бывшего следователя прокуратуры.
— Ювелирные украшения из Нидерландов и Венеции, африканские алмазы, италийское и гишпанское вино, синтетические наркотики из германских государств, женщин, в основном, из Польши и Богемии…
— Вы имеете в виду шлюх? — решил уточнить Ингвар, удивленный тем, что женщины в этих цивилизованных местах все еще являются ходовым товаром.
— Не только, — тем же спокойным, практически равнодушным тоном ответила госпожа Тулупова. — Проститутки — это, само собой. Также завозят рабынь, в основном, с Балкан и из Канадских провинций Франкии, и еще, разумеется, невест… Рынок невест, как известно, растет очень быстро.
— У нас, что, своих женщин уже не хватает?
— Как посмотреть, — чуть пожала плечами госпожа дознаватель. — Невест для неодаренных представителей среднего класса хронически не хватает. Образованных с приятной внешностью наложниц тоже. Мой покойный супруг купил как-то одну такую. Немка, молодая, ей тогда лет шестнадцать было, красивая, восемь классов гимназии и на трех языках говорит. Сейчас у меня в доме она управляет всем хозяйством.
«Что это за мир? — в очередной раз поразился Бармин. — Что у них, вообще, здесь творится? Женщина-прокурор открыто держит в своем доме рабыню? Вообще, берега попутали!»
Ингвар уже свыкся с тем, что у него есть крепостные и что, как минимум, часть из них являются именно бесправными холопами в духе классического крепостного права в Российской империи XVII–XVIII веков. Но рабы? Насколько ему было известно, в Африке и Азии полуофициальное рабство сохранялось в его прежнем мире даже в просвещенном двадцать первом веке, а неофициальное вполне себе процветало на территории наиболее развитых демократий мира — Англии и США. Так что, наверное, он зря удивляется, пора бы понять, в его прежнем мире было никак не меньше говна, чем в этом. Оба хороши, и слава богам, что сам он и там, и здесь находится выше уровня, растекающегося во все стороны дерьма.
— Я вас понял, Анна Матвеевна, — сказал он вслух. — Синдикату можно заказать мою датскую родню?
— Нет, — позволила себе легкую улыбку женщина, — но Ходоки могут собрать для нас всю необходимую информацию. Не бесплатно, разумеется, и только, если к ним обратится правильный человек. Такие услуги, как «разведка на местности» в обычный прейскурант не входят. Но у меня, скажем так, остались в их среде кое-какие контакты.
— Датчанам не продадут? — поинтересовался полковник Кальф-Калиф.
— Предать может любой, — дернула губой Злобина. — Стопроцентной гарантии не даст никто, но опыт показывает, что в большинстве случаев на ходоков можно положиться. У них существует своя корпоративная этика, к тому же нарушение заключенного договора больно бьет по репутации. Поэтому, если задание окажется им не по зубам или, скажем, опаснее, чем предполагалось в момент заключения сделки, ходоки могут разорвать контракт, вернув задаток, заплатив пенни и принеся соответствующие случаю извинения. Такое случается редко, но все-таки случается. И для ходоков такой исход предпочтительнее обвинения в предательстве доверия. Это крайне важный нюанс. В одном случае — всего лишь потеря лица, в другом — позор. Потеря лица неприятна, но приемлема. В конце концов, любой может переоценить свои возможности, главное потом это честно признать. Репутационные потери в этом случае гораздо ниже, чем при обвинении в двурушничестве.
