На столе лежал увесистый ком теста, черного от чернил кальмара. Он был в отпечатках маминых ладоней и выглядел так, словно его следовало получше размять. Я прошла к раковине, чтобы помыть руки.
– Лизи, ты в порядке? – спросила мама.
– У меня все отлично. Я хотела погулять и подышать свежим воздухом. – Если матери потребуется иная отговорка, я всегда смогу вручить ей визитку спецагента Рейеса, и пусть он с ней лично объясняется.
Но она произнесла:
– Ясно.
Мы поделили ком надвое и принялись молча его разминать. Так хорошо было мять тесто в пальцах – оно было едкое, пахнущее рыбой и явно материальное.
Я все гадала: «Куда убежала Минди? Она спряталась в доме? Или существует некий глубинный слой реальности, где она затаилась? Какое-нибудь место глубже обратной стороны, где я вообще не в силах ее разглядеть?»
И она, и Ямараджа упоминали о «подземном мире», чем бы он там ни был.
Мать не сводила с меня глаз, и я поняла, что она рассчитывает на подробный рассказ о моей маленькой прогулке снаружи.
Поэтому я сменила тему:
– У тебя когда-нибудь была собака?
Руки матери замерли.
– Когда я была маленькой, да. Ты хочешь завести собаку?
– За девять месяцев до поступления в колледж? Как-то необдуманно.
– Верно, но, может, с собакой ты почувствуешь себя безопасней. – Она выглянула из двери кухни с серьезным видом; похоже, она решила, что я недавно проверяла улицу на наличие террористов.
– Мама, я чувствую себя в полной безопасности. Просто любопытствую. Ты мало говоришь о своем детстве.
– Пожалуй. – Она прекратила разминать тесто. – Что это на тебя нашло?
– Ничего, – соврала я. Вряд ли я могла признаться, что меня интересует ее детство из-за призрака ее убитой лучшей подруги, той самой, о которой она никогда не упоминала. – А ты когда-нибудь проходила через нечто подобное? – непринужденным тоном спросила я.
– Вроде нападения террористов? – Она округлила глаза. – Боже, детка, ты же знаешь, что они очень редки, верно? Гораздо чаще люди погибают от молний, чем от террористов.
Когда мать это говорила, была в ней некая уязвимость, поэтому я улыбнулась, протянула руку и притронулась к ее пальцам.
– Молния? Отлично. Значит, со мной до конца жизни уже ничего не случится.
Мы объединили два куска теста и, стоя плечом к плечу, начали работать вместе. Наши ладони окрасились в серый цвет.
На то чтобы чернила кальмара полностью отмылись от кожи, нужно несколько дней, и это всегда меня завораживало.
Сегодня было слишком странно смотреть на сереющие руки, в реальность как будто прорывалась обратная сторона. Разумеется, мы с Ямараджей выглядели в загробном мире обычно, но все остальное – живое либо мертвое – приобретало пепельный оттенок.
Мы психопомпы – особенные.
Пока мы месили тесто, я поняла, что, в общем, говорю матери правду… я не боюсь «Шага к воскрешению» или как их там называют. Что еще упоминал спецагент Рейес об «изоляционистском вероучении»?.. Вероятно, последователи культа живут в горах и пользуются дерьмовыми туалетами. Они – ничтожная группка сектантов с узколобыми взглядами на мир, а я учусь, как входить в совершенно новую реальность. Мне не о чем беспокоиться.
Сейчас меня очень волновала Минди. Я опять задалась вопросом, почему мать о ней никогда не рассказывала.
– Какое событие в твоей жизни самое худшее?
– Самое худшее? – Она глубоко вздохнула, стряхивая с ладоней муку, после чего открыла ящик с кухонной утварью и начала в нем рыться. – Пожалуй, когда твой отец заявил мне, что все годы нашей совместной жизни – напрасная трата его времени.
– Верно. Разумеется, прости. – Я прекратила месить и обняла ее руками, испачканными в муке. – Но я имела в виду твое детство… Какое событие оказалось для тебя самым болезненным?
Она вытащила скалку и повертела ее в ладонях.
– Наверно, сейчас неподходящий момент.
– Как раз наоборот, мама. Помоги мне это пережить.
– Но я не хочу тебя пугать.
Меня едва хватило на то, чтобы не расхохотаться. Нет, не из вредности, а потому, что это было так смешно.
– Мама, на этой неделе уже случилось то, что должно было меня напугать до полусмерти, и я выжила. Пожалуйста, не молчи.
Минуту она пристально смотрела меня, словно я превратилась в незнакомку. Тем не менее, как и агент Рейес, она, наконец, согласилась быть со мной откровенной.
– Мне тогда уже исполнилось одиннадцать лет, – начала она.
Я кивнула, поощряя ее продолжать, а также потому, что уже это знала.
– Моя лучшая подруга, – тихо произнесла она, – маленькая девочка, которая жила через улицу, ее похитили.
– Ох, – выдохнула я.
– Она с родителями путешествовала в машине по стране, они остановились возле большой площадки для отдыха… и она просто исчезла.
Я с изумлением уставилась на маму. Теперь-то я поняла, откуда взялись все ее странные привычки: страх перед шоссе; беспокойство, когда она разрешала мне играть вне дома…
– Выяснили, кто это сделал?
Она покачала головой.
– Нет, но ее нашли несколько недель спустя, и это самая страшная часть.
– Что произошло?
– Минди закопали на заднем дворе ее дома. Кто бы ее ни похоронил, он знал, где она живет, может, даже следил за ней, хотя она и пропала в сотнях миль от дома. Вот почему мои родители переехали сюда. Они уже не могли жить на той улице.
Меня пробрала дрожь, и я ощутила, как подступил к сердцу кусочек льда в моей груди: он словно вырос за один миг, как и в тот раз, когда я впервые увидела Минди. Холод наступил, когда я бралась за руку Минди. На языке почувствовался металлический привкус, и мгновение мне казалось, что я перейду на обратную сторону прямо здесь, перед матерью.
– Вот беда, – прошептала я и поежилась.
– Мне так жаль, Лиззи, – сказала мама, глядя на меня расширившимися глазами. – Я идиотка.
– Нет, что ты! – Я тяжело дышала, набирая полные легкие воздуха мира живых. – Ты должна была мне рассказать. Нам обеим довелось пройти через что-то плохое. Мне было так нужно, чтобы ты со мной поделилась.
– Детка, тебе не надо знать ту жуткую историю, по крайней мере, не сейчас. – Она потянулась ко мне, почти дотронувшись до шрама-слезинки на моей щеке.
– Ничего. Я в порядке, – пробормотала я и отвернулась, чтобы вымыть руки. – Просто дай мне минутку, вот и все.
Я обняла ее – да так сильно, что воздух вокруг нас наполнился мучным подобием тумана, а затем пошла в спальню.
– Я на минутку, – проговорила я и закрыла за собой дверь.
