– Поднимите маски! – крикнул д'Аверк. – Если камаргцы не узнают Хоукмуна или Иссельду, они изжарят нас заживо…
В этот миг из темноты ударил огнемет. Его луч едва не задел д'Аверка. Следующий луч попал в отряд Мелиадуса. Хоукмун судорожно дергал ремешки шлема. Стащив, наконец, шлем с головы, он швырнул его на дорогу.
– Стойте! – кричал им вслед Мелиадус. – Вас убьют свои же! Стойте, глупцы!
Впереди засверкали вспышки: навстречу всадникам, разгоняя мрак, потянулось множество огненных лучей. Д'Аверк опустил голову к лошадиной шее, Иссельда и Оладан тоже пригнулись, но Хоукмун выхватил меч и, размахивая им, закричал:
– Воины Камарга! Это я, Хоукмун! Я вернулся!
В них по-прежнему стреляли, но башни были уже близко. Д'Аверк выпрямился в седле.
– Камаргцы! С нами Хоукмун, он…
В этот миг по нему хлестнуло пламенем. Вскрикнув, француз покачнулся и упал бы, не подхвати его Хоукмун. Доспехи д'Аверка были раскалены докрасна, а кое-где даже расплавились, но француз был еще жив. С губ, мгновенно покрывшихся волдырями, сорвался тихий смех:
– Как все-таки с моей стороны неосторожно было, герцог, связать с вами судьбу…
Оладан и Иссельда остановились и обернулись; напуганные кони гарцевали под ними. Барон Мелиадус и его свита быстро приближались.
– Оладан, возьми его поводья, – велел Хоукмун другу. – Я буду его поддерживать. Надо поближе подобраться к башне.
Снова к ним метнулось пламя, на этот раз со стороны гранбретанцев.
– Хоукмун, остановись!
Хоукмун пришпорил коня и поскакал дальше, поддерживая д'Аверка. Кругом бушевала огненная смерть.
Когда из самой высокой башни ударил широкий луч, он закричал:
– Воины Камарга! Это я, Хоукмун! Со мной Иссельда, дочь графа Брасса!
Луч угас. Воины Мелиадуса были уже совсем близко. Иссельда покачнулась в седле – она была на грани обморока от усталости. Хоукмун повернул коня навстречу Мелиадусу и его Волкам.
Но тут со стороны башен показалось несколько десятков гвардейцев-латников на белых рогатых конях. Спустившись с холма, они окружили беглецов.
Один из них всмотрелся в лицо Хоукмуна, и его глаза радостно заблестели.
– Это же милорд Хоукмун! И с ним леди Иссельда! Ну, теперь удача нам улыбнется!
Воины Мелиадуса остановились невдалеке. Помедлив, они повернули коней и исчезли во тьме.
В замок графа Брасса беглецы приехали утром, когда на озера с топкими берегами падали бледные солнечные лучи. Дикие буйволы на водопое поднимали головы и провожали их долгими взглядами. Дул сильный ветер, и по камышу, как по водной глади, бежали волны. В садах, на склоне холма, что высился над городом, зрел виноград и другие фрукты. На вершине холма стоял замок графа Брасса – прочная старая крепость, похоже, ничуть не пострадавшая от войн, бушевавших на границах провинции. Они поднялись по петляющей белой дороге во двор замка, где их встретили обрадованные слуги. Им помогли спешиться и пригласили в зал, обильно украшенный трофеями графа Брасса. В зале царили необычный холод и тишина. У камина в одиночестве стоял мудрый сэр Ноблио, поэт и философ.
Он улыбался, но в глазах его застыл страх, а лицо с тех пор, как Хоукмун видел его в последний раз, очень постарело и осунулось. Ноблио обнял Иссельду и пожал руку Хоукмуну.
– Как здоровье графа Брасса? – спросил Хоукмун.
– Рана зажила, но он утратил волю к жизни, – Ноблио жестом велел слугам поднять д'Аверка. – Перенесите его в северную башню. Скоро я туда приду. Пойдемте, – сказал он Хоукмуну и Иссельде. – Сами увидите…
Оладан остался с д'Аверком, а герцог Кельнский и девушка поднялись по выщербленным каменным ступеням в покои графа Брасса. Ноблио отворил дверь, и они вошли в опочивальню.
Там стояла простая солдатская койка – широкая, квадратная, с обычными простынями и плоскими подушками. На подушках покоилась огромная голова, словно отлитая из металла. С того дня, как Хоукмун расстался с графом, в рыжих волосах Брасса почти не прибавилось седины, а лицо, покрытое бронзовым загаром, не стало бледней. Высокий выпуклый лоб по-прежнему казался каменным выступом над пещерами, скрывавшими сияющие золотисто-карие глаза. Но взгляд этих немигающих глаз был прикован к потолку, а плотно сжатые губы не шевелились.
– Граф Брасс, – прошептал Ноблио, – смотрите… Казалось, гигант не услышал его. Взгляд графа по-прежнему был устремлен в потолок. Склонившись над ним, Хоукмун произнес:
– Граф Брасс, к вам вернулась дочь. И я, Дориан Хоукмун, тоже.
Губы разжались, и Хоукмун услышал громкий шепот:
– Снова видения… Ноблио, я думал, лихорадка прошла…
– Так оно и есть, граф. Это не призраки.
Взгляд золотисто-карих глаз обратился на Хоукмуна и Иссельду:
– Дети мои! Наконец-то я умер и встретился с вами…
– Вы живы, граф, – возразил Хоукмун. Иссельда нагнулась и поцеловала графа в губы:
– Ты чувствуешь, отец? Самый обычный, земной поцелуй. Прямая линия сомкнутых губ постепенно превратилась в широкую улыбку. Граф пошевелился, затем резко сел.
– Это правда! Какой же я глупец, что потерял надежду, – он засмеялся.
Его чудесное исцеление вызвало изумленный возглас Ноблио:
– Граф, я не верю своим глазам! Мне казалось, вы на пороге смерти!
– Так и было, старина… Но теперь, как видишь, я отошел от этого порога. Ну, что скажете, Хоукмун?
– Плохо, граф. Но теперь мы снова вместе, и удача, надеюсь, будет с нами.
– Ноблио, вели-ка принести мои доспехи и меч.
– Но, граф, вам нужно набраться сил…
– Верно. Так прикажи принести еды, и побольше. Подкреплюсь за беседой, – встав с кровати, он обнял дочь и ее жениха.
За едой Хоукмун рассказал графу обо всех испытаниях, выпавших на его долю с тех пор, как он покинул гостеприимный замок. В свою очередь, граф рассказал о своих неудачах в войне с Империей Мракаа, о гибели старика фон Виллаха, уложившего в своем последнем бою два десятка гранбретанцев. Рассказал он и том, как сам получил рану и совершенно пал духом, узнав об исчезновении Иссельды.
Потом Хоукмун представил Оладана, спустившегося к тому времени в зал. Маленький зверочеловек сообщил, что рана д'Аверка тяжела, но Ноблио полагает, что француз выживет.
Единственное, что омрачало радость возвращения, – это сражение на границе Камарга, где гвардейцы и ополченцы вели почти безнадежный бой с многократно превосходящим их врагом.
Облачась в медные доспехи и пристегнув к поясу огромный двуручный меч, граф Брасс сказал:
– Дориан и сэр Оладан, нам пора ехать. Сейчас мы должны быть на поле боя и вести наших воинов к победе.
Ноблио вздохнул:
– Еще два часа назад мне казалось, что вы при смерти… А сейчас вы стремитесь в бой. Вы хорошо себя чувствуете, сэр?
