Пукы остановился в недоумении – неправильное что-то голос про Белых говорит, а еще в его собственной голове живет! Не станет он с ним больше разговаривать. Отвар выпьет, и тот вообще исчезнет! Пукы выскочил за порог, накидал в горшок снегу и повернул обратно. И только тогда сообразил, что совсем дурак. А заваривать-то на чем? Огонь кончился, чем чувал разжигать?
И тут он понял, что напрасно посчитал это место нестрашным. Пустой и мертвый чувал вспыхнул. Веселый трескучий Огонь радостно заплясал, будто приветствуя забредшего гостя, затрещал, рассыпая вокруг себя искры. Вот только был он… Рыжим. Как Огненный потоп чэк-най. Как пожар в пауле.
Снежная лежанка затрещала. Мертвец, такой же прямой и застывший, как и несколько ударов сердца назад, резко сел. Смерзшиеся веки медленно поднялись. И черный шаман уставился прямо на Пукы – глазами, в которых плясало Рыжее пламя.
Свиток 14
Где мертвые очень шустро бегают за живыми
Мертвый шаман встал с лежанки. Медвежий плащ обвис на плечах, окутывая худое тело. На негнущихся ногах мертвец шаг за шагом двинулся к Пукы. Неподвижные глаза пялились невесть куда, в пустоту. Обледеневшие руки медленно поднялись и безошибочно потянулись к лицу мальчишки. Пукы прикрылся горшком, будто тот мог его защитить, и попятился. Так, пятясь, выбрался из чума. Шаман следовал за ним. Шаг, шаг, еще шаг – негнущиеся ноги скрипели. Пукы понимал, что надо повернуться и бежать, но был не в силах оторвать взгляд от завораживающих глаз шамана, до краев налитых Алым пламенем. Он все пятился и пятился… Пока не уперся спиной во что-то твердое, холодное…
Пукы на мгновение замер, втягивая голову в плечи. А потом обернулся. За его спиной, глядя прямо перед собой, в пустоту, такими же остановившимися неживыми глазами, стояли еще два шамана. Мужчина средних лет в плаще из оленьей шкуры и дряхлый старик, облаченный в птичьи перья, Пукы даже успел мимолетно удивиться: разве верхние духи станут слушать Черного? Потом ему стало не до загадок – старик положил Пукы ладони на плечи. Мертвые окостеневшие пальцы с противным скрипом сомкнулись.
До Пукы дошло: все страшные истории про Черных сейчас случатся именно с ним! Извернувшись, мальчишка с размаху шарахнул старика горшком. Прямо промеж оленьих рогов, украшавших шаманскую шапку. Горшок разлетелся вдребезги. Пукы отчаянно рванулся. Его старенькая парка затрещала, выдранные куски кожи и меха остались в крепко стиснутых пальцах старика. Одним прыжком выскочив из кольца окруживших его мертвых шаманов, Пукы заячьим скоком рванул прочь. Бежать, бежать, только бежать! Он понесся к черному чуму, обогнул его… и с маху врезался в молодого шамана в медвежьем плаще. Не удержался, рухнул в снег… Скрип-скрип, скрип-скрип… Переваливаясь на ходу, как деревянные куклы, к нему подбирались старик и мужчина. Пукы перекатом ушел в сторону, вскочил и метнулся на дорогу верхних духов, под прикрытие столба Нуми-Торума. Не могут черные сунуться туда, где сам повелитель верхней Сивир-земли, это же все знают! Но мертвым шаманам, похоже, плевать на то, что знают все. Старик и мужчина обходили его с двух сторон.
Они двигаются медленно, единственное спасение – бежать! Бежать быстро! Длинными оленьими прыжками Пукы помчался вдоль дороги духов…
Раскинув руки крестом, шаман в медвежьем плаще уже поджидал его в самом конце. Фигуры остальных двух маячили между столбами духов.
– Да чего вам надо-то?! – отчаянно закричал Пукы.
Шаманы двинулись на него. Не сводя глаз с мертвецов, Пукы отступил на шаг и еще… Почувствовал что-то за спиной… Застонал – нужно оглянуться, нужно! Но мертвые придвигались все ближе, отведи взгляд – и они уже рядом, вопьются в него своими высохшими обледенелыми руками. Темная тень за спиной все вырастала и вырастала… Извернувшись, Пукы бросил быстрый взгляд через плечо.
За спиной у него темным провалом в беспредельную мглу открывался ход в черный чум. Волчий полог был откинут. Ждал. И эта жадно облизывающаяся в предвкушении чернота – страшнее подступающих мертвецов.
Горячая волна окатила Пукы с головы до ног. Шаманы загоняли его в черный чум!
– Нет! Не выйдет! – заорал мальчишка и, отчаянно зажмурившись, кинулся на теснящих его Черных.
Его голова со звоном врезалась во что-то сухое, твердое… и оказавшееся неожиданно легким. Как гнилое дерево, подшибленный мертвый шаман рухнул навзничь, задрав к небесам скрюченные руки. Истошно вереща от ужаса, Пукы пробежал прямо по мертвецу – под ногами у него сухо захрустело, будто яичная скорлупа. Сухие пальцы попытались ухватить его за щиколотку – Пукы вслепую брыкнул ногой и рванул к спасительному лесу, как заклинание бормоча:
– Мертвец не может уйти из своего пауля. Мертвец не может…
– Г-грамотный к-какой! – пробормотал голос у него в голове. – Еще и вправду с-сбежишь!
И тут Пукы почувствовал, что в его теле находится кто-то еще! Некто выпрямился внутри Пукы, заполняя его собой. Просунул свои ноги в его, как в торбоза, просунул свои руки в его, как в рукава парки. Пукы ощущал себя так, будто его тело вовсе не тело, а всего лишь натянутая кем-то одежда. И этот кто-то совсем не собирался бежать! Пукы встал как вкопанный – ни руки, ни ноги больше не повиновались ему.
Сзади послышались приближающиеся шаги. Руки мертвых шаманов ухватили Пукы.
– Что бы в-вы, ш-шаманы, без меня д-делали, – с упреком сказал голос, и Пукы почувствовал, как чужак внутри него снова сворачивается, оставляя мальчишку свободным – но в руках мертвецов.
Пукы заорал, рванулся изо всех сил. Мертвые пальцы держали надежнее стали. Мерно шагая, Черные направились к чуму, волоча извивающегося и не перестающего орать мальчишку.
Черная тень от входа упала Пукы на лицо. Сорвавший голос парень затих. Мертвецы втащили его в чум. Перед глазами у Пукы все закружилось. На мгновение как в хороводе промелькнули стены, увешанные шаманскими плащами, шапками и масками, жертвенными платками-арсынами, мешочками и деревянными мисками для приношений.
А потом он увидел идола. На самом почетном месте, напротив двери, висела вывязанная из пяти разноцветных лент кукла. Ленты выцвели, почти потеряв краски. Идол глядел в никуда гладкой тряпичной физиономией, но Пукы был уверен – видит! Смотрит на него, не отрывая глаз, которых у него нет!
Тихий вкрадчивый голос ветерком скользнул в уши:
– Олу бээрге, Ог-ле ээлээр, Оскус ээрен, Чан-гыс ээрен… Идол сирота, идол одинокий, он будет хозяином юрты, когда я уйду, будет владыкой шалаша… – и твердо закончил: – Он будет ждать!
Сорванный голос вдруг вернулся к мальчишке, и Пукы заорал с удвоенной силой. Ээрен-сирота – главный шаманский идол, дарующий силу и вдохновение и остающийся у потухшего очага мертвого шамана – в ожидании возвращения! Вопль Пукы отразился от берестяных стен. Прислоненный к центральному столбу громадный шаманский бубен недовольно заворчал.
