Я услышал вздохи, кто-то поблизости что-то пробормотал. Никогда прежде на людях я не бывал так раскован с женщиной.
— Царственный, — ответила она звонким чистым голосом, — вы оказываете мне великую честь,
Я поднес руку Алитты к своим губам. Вокруг вздохнули куда громче. Я при всех вел себя с ней, как со спутницей.
Но подобный выбор всегда демонстрируется публично, как я узнал, пока изучал историю предыдущих царствований. И обычно без больших ухаживаний, как сейчас. Всегда об этом ходило много слухов — так и будет. Но никто не станет задавать вопросов. В отличие от обычного ритуала, когда девушка выбирает себе пару, императору стоит лишь указать свой выбор, и все остальные знатные юноши тотчас отступают.
Я должен был продолжать путь к трону. Но я все еще не отпускал Алитту. Высоко держа ее руку в своей, я повел ее рядом с собой. Мурри шел с другой стороны от нее.
Мне в этот момент очень хотелось оглянуться на лицо королевы. Я был уверен, что, хотя я и нарушил ее планы, она не сдастся. Меня коснулась мысль Мурри.
— Она в ярости, брат. Подобные ей выращивают гнев из своего поражения.
— А девушка? — подумал я в ответ, поскольку помнил, как она юна и насколько ей неприятен двор.
Что бы ни сделала Юикала, она ввела Берниен в пору, а в этом состоянии девушка опасно уязвима.
— Она убегает, брат. Она уже у занавесей. Убежала.
Я совершил ошибку, и, возможно, тяжкую. Для тех, кто был посвящен в замыслы королевы, мой выбор Алитты стал незабываемым оскорблением. И что я могу сделать для того, чтобы Берниен не высмеивали до конца ее дней?
В ПИРШЕСТВЕННОМ ЗАЛЕ — НА ПРОЩАЛЬНОМ ПИРУ
Королева Юикала не обратила никакого внимания на сумасбродное бегство внучки. Она стояла, собрав воедино все свои внутренние силы, делая вид, что эта девушка никогда ее не сопровождала. Повсюду слышалось шипение сплетников, похожих на ящериц-падальщиц, на множество их! Ярость душила королеву, и она еле удерживалась, чтобы не выплеснуть ее проклятиями.
Какая наглость со стороны этой кахулавинской твари! Ничтожный варвар! И эта незрелая девчонка, которой он оказал такую честь! Дом Вуроп однажды уже был уничтожен — и будет повергнут снова. Эта грязнуля, она путешествовала по торговым дорогам, была в подмастерьях. Все знают, как они живут. Да, она очень подходит этому тупому варвару. Уничтожить обоих! Уже есть те, кто поклялся в этом. Берниен! Королева внимательно следила за выражением своего лица, не позволяя себе нахмуриться, ничем не показывая своего гнева. Берниен по-прежнему может послужить хорошим орудием. Но покинуть собрание до окончания пира королева не могла. Никому не должно быть позволено думать, что варвар и его замарашка выгнали ее…
Обутая в сандалию нога Берниен запуталась в шлейфе платья. Она почувствовала, как рвется ткань, но подобрала юбки и бросилась бежать дальше. Они смеялись; все будут смеяться. Он даже не посмотрел на нее! Да, они будут смеяться, и бабушка действительно разгневается. Она даже может приказать побить Берниен, как вчера сделала со своей служанкой. Прочь, только бы выбраться из этого ужасного места. Куда же ей бежать?
Боль пронзила ее тело, и она пошатнулась, вцепившись в дверные занавеси какой-то комнаты, выходящей в коридор. Она остановилась, закричала от боли. Боль ушла — затем снова вернулась. Она прижала руки к низу живота, словно пытаясь облегчить свои мучения.
— Госпожа… Вам плохо?
Опять приступ боли. Она взмахнула левой рукой, пытаясь ухватиться за что-нибудь, чтобы устоять на ногах. Ее пальцы поймала сильная горячая ладонь, и она, пошатнувшись, оперлась на чье-то крепкое тело.
— А-а-ах! Эта боль!
Она почувствовала, как ее кто-то подхватил и понес в комнату, перед которой она остановилась. Она повернула залитое слезами лицо, чтобы взглянуть, кто это.
Лицо под пышным воинским париком, присыпанным алмазной пудрой, было юным. Он смотрел на нее с нескрываемой тревогой.
— Больно, — сказала она бесхитростно, словно все еще была ребенком.
После ярко освещенного коридора комната казалась сумрачной. Там плавал только один светильник. Он качнулся к Берниен и тому, кто нес ее. Затем осторожно опустил ее на груду подушек, и в этот момент боль снова кнутом обвилась вокруг нее.
— Не-е-ет! — закричала она. Ее тело выгнулось, она впилась пальцами в подушки.
— Госпожа… я приведу помощь… Она неистово рванулась к нему и вцепилась в край его короткой формы.
— Нет, — выдохнула она, изогнувшись дугой от очередного приступа. — Не… не оставляйте… пожалуйста…
— Но вам нужна помощь…— начал было он.
— Она… я не хочу ее… нет никого… ооох!
Она разжала пальцы и скорчилась на подушках. Ее охватил черный ужас. Что же они сделали — что сделала ее бабушка и на что уговорила ее саму? Они нарушили закон Высшего Духа! Как же она теперь смеет надеяться на помощь? Она умирает?
— Госпожа! — Он упал на колени рядом с ней, просунул руку под ее плечи и обнял ее дрожащее тело. — Вам необходима помощь!
— Никто… не… поможет, — выдохнула Берниен.
Последовал последний жестокий приступ — словно копье вонзилось в ее тело. Она обмякла, дрожа, только его руки поддерживали ее.
Она слабо повернула голову и взглянула на него. В его лице читалась нескрываемая забота.
— Когда… когда Высший Дух заберет меня, — как-то сумела она выдавить слова, — оставьте меня немедленно. Она не должна знать, что вы были со мной. Она… она королева. Я Берниен, ее внучка, и я подвела ее. Она не пожалеет меня, и ее ярость обратится и на вас. Пожалуйста, уходите сейчас… они будут искать…
Боли больше не было, но она чувствовала себя так, будто тело полностью перестало ее слушаться. Даже дышать приходилось с усилием,
— Тихо. — Это произнесенное шепотом слово прозвучало как приказ.
— Но…
— Тихо! —снова приказал он.
У нее больше не было сил прогонять его. У нее не было возможности заставить его уйти, спасти его. Подкравшаяся тень начала окутывать ее. Она вздохнула, закрыла глаза и позволила тьме поглотить себя.
Все произошло так быстро, словно я была одной из кукол Равинги, выставленная на всеобщее обозрение по чужой воле. К тому моменту, как мы подошли к трону, с которого Хинккель-джи должен был взирать на пир, слуги уже приготовили для меня сиденье пониже, усыпанное алыми подушками. Он подвел меня к нему с той же церемонностью, с какой признал мои права. По счастью, обычай в данном случае ничего от меня не требовал. Мне оставалось только сесть и предоставить все остальное ему. Мурри занял место слева от меня, а Акиэа — справа от императора.