— Вижу наглого мальчишку, пугающего детей. — она отвернулась к остальным, которые с любопытством наблюдали за происходящим. — Жаль, не помню я тебя. А то рассказала бы всю подноготную. Да уму разуму поучила.
— Не буду мешать. А то вспомнишь еще. — Зэсс перестал улыбаться и встал, но старуха удержала его руку, притягивая к себе и заставляя снова нагнуться над ней. Когда его глаза вновь встретились с тусклым взором, она тихо спросила: «Скоро уже?»
— Скоро. — он задержал взгляд на выбеленных грязных волосах, с трудом держащихся на обтянутом кожей черепе. — Скоро. — рука его была уже свободна, и он пошел прочь от переговаривающейся людской толпы.
* * *
Тáйга проснулась от скрипа двери. В проеме стоял Зэсс, неприятно улыбаясь.
В то же мгновение, она ощутила кислое, смешанное с запахом местного пойла, дыхание у себя на шее. Резко отодвинулась от пьяной девицы, прижавшейся к ней сзади, и оттолкнула ее руку, покоящуюся у нее в штанах. Девица приоткрыла сонный пьяный глаз, недоуменно покосилась на дверь.
— Вас что, двое было? — ее щербатый рот с трудом выговорил слова.
— Мы хотим отдохнуть, красавица. Иди, работай, — Зэсс легко поднял ее с кровати, сунул деньги за пазуху и выпроводил в дверь. Потом плюхнулся рядом с Тайгой на постель и с удовольствием потянулся.
— Ну как? — он искоса глянул на нее из под волос.
— Как? — он что смеется? — Ты что, думаешь, что я с ней…
— У тебя на лице написано, что ничего ты не делала. А жаль. Я бы послушал впечатления. Может, у тебя больше шанса не будет. — Он зевнул.
— Я не буду спать с женщинами, пока я внутри остаюсь женщиной.
— А спустя годы?
— Я не думаю об этом.
— Подумай. Занятно же.
— Ты в хорошем настроении? Веселый? — Тáйга отодвинулась от него дальше, насколько позволяла кровать.
— Можно и так сказать.
— И где ты был?
— Осматривался. Мне нагадали любовь, славу и нескольких жен.
— Ты у гадалок был? — у нее от удивления рот открылся.
— Да.
— А в чем причина перемен?
— Считай, что мне вдруг все понравилось.
— Понравилось что?
— Все. Все хорошо. Все интересно.
— Ладно, не хочешь объяснять, не объясняй. В тебе загадок больше, чем во мне.
— В этом ты права. Я сказочно загадочен.
Тáйга смотрела на тонкий шрам на левой щеке и никак не могла понять, издевается он над ней или говорит серьезно. Перемены в его настроении не поддавались никакому объяснению, как и его действия. Казалось, он больше общается сам с собой, чем с ней, обращается больше к себе, чем к ней и его шутки — это скорее ирония, направленная тоже на себя.
— А как ты нас нашел?
— Нетрудно было узнать, куда здоровенный детина типа Скура потащит юнца, неспособного сопротивляться типа тебя.
— Я и не сопротивлялась. Какой смысл?
— Для человека с твоим упрямством и невезением, у тебя хорошая выживаемость. Иногда ты делаешь удивительно правильные вещи.
— Для человека, ничего о себе не помнящего, ты слишком уверенно себя ведешь. Ты меня учить начал? Это все твои странности на сегодня или еще что-то?
— С тебя и этого хватит. А память имеет свойство возвращаться. Но обсуждать я это не хочу. Я бы уснул, если ты не против.
— Располагайся, — она обвела мятую и грязную постель руками.
— Уже. — он зевнул еще шире. Заложил руки за голову и из под ресниц смотрел как она копошится, пытаясь устроиться поудобнее. — Множество женщин хотя бы раз в жизни представляют себя в роли мужчины с другой женщиной. Есть предположение, что они завидуют наличию у мужчин того, чего нет у них. Опровергнешь?
— Что? — Тáйга с трудом пыталась переварить то, что она только что услышала.
— Ладно, девственницы об этом точно не думают. Спокойной ночи.
— Зэсс, я не знаю, что на тебя вдруг нашло, но можешь быть молчаливым. Я не против.
Он поднял руку, не открывая глаз, и затушил лампу, погрузив комнату во мрак.
Тáйга еще немного покрутилась, осмысливая происшедшее и сказанное ее спутником. Непонятное, по большей части. Опять заснуть у нее не получалось.
— Зэсс, — она тихо позвала в темноте своего соседа, — спишь?
— Мы же в борделе. Конечно сплю. Чего тебе? — его голос сонным не казался. Видимо, он тоже обдумывал что-то свое.
— Тут зеркало есть. Я на брата совсем не похожа. Он… мне кажется, он таким бы не стал.
— Это тебя беспокоит? С какой стати, по твоему, тебя стали бы засовывать в тело твоего брата? Или тебе этого хотелось бы?
— Я не знаю. Просто почему я такая? Такой?
— Ты считаешь, что я это знаю? Поставь своего брата рядом и сравни. Только сначала не забудь рассказать прабабушкины сказки и кто такой этот сопливый парень перед ним.
— Он мертв.
— Тогда не ставь его рядом. Будет как-то неуютно.
Они помолчали.
— Помнишь, я тебе про погреб рассказывала? Меня нянька туда спрятала, чтобы солдаты не надругались. Она считала я там сохраннее буду. А сама с братом моим… он еще совсем маленький был… шесть лет всего. Она сказала, что он тихо сидеть не сможет. Все равно услышат… Они в храм пошли… Как и многие люди. Захватчики не трогают храмы. Им нужна добыча и женщины. Они грабят и насилуют. Но… Дауры не тронули город: они не убивали, не грабили, не насиловали. Они восстановили сожженные дома, вернули порядок в город, даже оставили знать на некоторых постах. Но первое, что они сделали, когда вошли в город, они сожгли храм… и всех, кто там был. И моего брата…
* * *
Утром они нашли в одной из комнат полупьяного Скура, лежащего в обнимку с двумя шлюхами.
При свете дня женщины имели вид еще более потрепанный и жалкий. Краска, и ранее сильно заметная на лицах, сейчас была местами размазана, что делало их похожими на тряпичных кукол, с которыми выступали бродячие театры. Лежа в сундуках, под дождями и ветрами, те приобретали такой же оттенок и такие же размытые черты.
На удивление, Скур послушно поднялся с кровати и побрел за Зэссом. Тáйга так и не поняла, зачем ему сдался этот пропойца. А Зэсс терпеливо ждал, пока тот придет в себя за столом таверны, с интересом заглядывая ему в лицо.
Наевшись, тот подмигнул Тайге.
— Ну что, малец, оприходовал свою бабенку?
— Нет, — она положила подбородок на кулак.
— Брешешь! — Скур оскалился. — Сделала она из тебя мужика?
— Мужика? Который спит со шлюхами и трезвеет только вдали от городов? Ты себя имеешь в виду? Лучше я останусь бабой. Потому что быть похожим на тебя мне совсем не хочется.
Тут полагалось бы промолчать и придержать язык за зубами, но Скур настолько был противен ей со своим пьяным немытым рылом и похотливыми глазенками, что сдерживаться не хотелось. Будь она не таким хилым мужчиной, она бы с удовольствием попыталась врезать по этой студенистой жирной роже.
