Бамакабамашура плотно стиснул челюсти. На лице появилось затравленное выражение. Он понял, что сам себя загнал в ловушку.
— Чего ты хочешь? — проскрипел Бамакабамашура.
— Свою долю, — осклабился Колобков. — Процент!
— Один процент добычи? — быстро переспросил Бамакабамашура. — На это я согласен.
— Не один процент. Я тебе не дурачок. Я больше хочу. Я шестьдесят процентов хочу. Мне шестьдесят, тебе сорок.
— Шестьдесят?! — поразился Бамакабамашура. — Ни за что! Это слишком… это чересчур… это много! Так не пойдет! Я могу отдать десять процентов… ну пятнадцать! — неохотно выдавил он. — Пятнадцать процентов — и точка!
— Ну уж нет. Пятнадцать — это кошкины слезки. Пятьдесят на пятьдесят — и порешили.
— Никогда! Пятьдесят — это тоже слишком много! Я согласен уступить двад… а, ешь меня живьем! Тридцать процентов! Тридцать процентов — и ни монетой больше!
— Хорошо, согласен!.. — протянул руку Колобков. Бамакабамашура неохотно ее пожал. — Согласен… на сорок процентов.
— Нет! — взвизгнул Бамакабамашура, пытаясь вырвать ладонь.
— Все, поздняк метаться, — грустно произнес Колобков, только плотнее сжимая хватку. — По рукам уже ударили. Договор заключен. Назад дороги нет.
Бамакабамашура обмяк. В глазах засветилась нешуточная ненависть. Этот одноногий толстяк обдурил его, как младенца.
— Согласен… — через силу выдавил из себя Бамакабамашура.
— Вот и договорились, — улыбнулся Колобков, извлекая из карманов фляжку кашинга и пластиковые стаканчики. — Отметим.
Бамакабашура неохотно пригубил угощение. Колобков высоко поднял стаканчик и провозгласил:
— Ну, будем! За твое здоровье, Барак… Гамак… Слушай, имя у тебя все-таки слишком сложное. Язык сломаешь выговаривать. Можно, я буду называть тебя Укупником?
— А что это такое? — проворчал Бамакабамашура.
— Мужик один. Ты на него очень похож. Можно?
— Нельзя.
— Можно. За твое здоровье, Укупник!
Из гавани Порт-Вариуса «Чайка» вышла уже на следующий день. Вышла, неся на борту еще одного пассажира.
В отличие от хумаха Лайана, Бамакабамашура Датакаси Забаб, с легкой руки Колобкова получивший прозвище «Укупник», не доставлял особых хлопот. Переборки не грыз, вещей не воровал. Большую часть времени проводил на носу, глядя вдаль. Разговаривал мало и неохотно. А поскольку его язык понимали только Чертанов и все тот же Лайан, с ним особо и не стремились вступать в разговоры.
Остров Тань, о котором говорил Бамакабамашура, оказался не слишком далеко, но и не за околицей. Больше тысячи километров к югу. Для быстроходной «Чайки» — сутки ходу.
Эйкрийские сутки, конечно, не земные.
За время пути Колобков так и не сумел выяснить самого главного — что же представляет собой вожделенное сокровище? Бамакабамашура всячески уклонялся от прямого ответа, отделываясь туманными фразами.
Не захотел он рассказывать и о том, откуда вообще знает про сокровище на острове Тань. Колобков с Грюнлау немного побеседовали на эту тему, сопоставили факты и пришли к выводу, что тут как-то замешан Тур Ганикт. Бамакабамашура в свое время плавал на «Кристурице». «Кристурица» — один из немногих кораблей, способных доплыть до загадочного острова. Бамакабамашура относительно недавно покинул «Кристурицу». Очевидно, что тут есть связь.
Это же подтвердил и Угрюмченко, вернувшийся на яхту почти сразу после ухода Колобкова в город. Судовой механик провел ночь рядом с виллой Бамакабамашуры — весьма богатой виллой. Пользуясь возможностями птичьего тела, он подслушал несколько разговоров и узнал, что хозяин дома действительно некоторое время плавал на «Кристурице». Правда, не в качестве члена экипажа.
Выяснилось, что полтора миллентума назад Тур Ганикта с судном и экипажем нанял один богатый географ. Он замыслил составить самую полную и подробную карту архипелага Кромаку и хотел как можно больше увидеть своими глазами. Не скупясь, ученый старик зафрахтовал самый лучший корабль во всем архипелаге. Пиратский, правда, но кого волнуют такие мелочи? Тур Ганикт занимался своими обычными делами, а географ параллельно вел наблюдения.
В плавании ученого сопровождал племянник — вот этот самый Бамакабамашура Датакаси Забаб. И все шло хорошо, пока однажды ночью богач-географ не скончался. Пираты здесь были ни при чем — старик дружил с капитаном, и тот искренне сожалел о случившемся. Смерть наступила по естественным причинам, от сердечного приступа. Дал о себе знать преклонный возраст.
Однако для Бамакабамашуры это означало неприятности. Они с дядей родом из архипелага Древнего Егра, а это далеко к востоку, за Царством Двухголовых. Тур Ганикт не пожелал идти в такую даль, чтобы доставить домой одного-единственного пассажира. Сначала он вообще собирался высадить Бамакабамашуру в ближайшем порту.
В конце концов пиратский капитан согласился подвезти его до Порт-Вариуса. Благо туда «Кристурица» заходила частенько. В Порт-Вариусе у покойного ученого было имущество — пай в торговом предприятии и кругленький счет в банке. Бамакабамашура, как единственный наследник, наложил на это добро лапу, приобрел себе виллу за городом и зажил припеваючи, уже не думая о возвращении на родину.
Но вот, похоже, что-то такое он узнал во время пребывания на «Кристурице». Какую-то пиратскую тайну. Все это время племянник географа не переставал лелеять надежду когда-нибудь добраться до заветного острова… и с появлением «Чайки» такая возможность сама упала в руки.
Чертанов наклонил голову набок, рассматривая ананас. Ковырнул его пальцем. Действительно, ананас. Во всяком случае, очень похож на те, что он не раз видел на полках супермаркета. Только этот не лежит на полке, а растет на кусте.
— А я всегда думал, что ананасы растут на деревьях… — задумчиво произнес Сергей.
— Ботанику надо было в школе учить, — фыркнула Стефания. — Ананас — кустарник. Причем низкорослый.
— Чего нашел, Серега? — догнал их Колобков. — Ух, какая здоровенная шишка!
— Это ананас, Петр Иваныч.
— А ты, Серега, видно, думаешь, что начальник у тебя совсем тупой, — внимательно посмотрел на подчиненного Колобков. — Думаешь, что я жизнь прожил, а ананасов ни разу не видел. А я их видел, Серега. Представь себе, видел. И даже ел. Но у меня, в отличие от тебя, имеется здоровое чувство юмора. На вот, понеси мой рюкзак, раз шуток не понимаешь.
Чертанов обреченно принял вещмешок Колобков. Опять пострадал из-за языка. Мог бы уже и запомнить, что шеф не любит, когда подчиненные много умничают. Это дочке своей он простит что угодно, а вот кому другому — черта с два.
