— Он погиб, миссис Пулл, — сказал Веттели тихо. — Капрал Хантер Доббин Пулл был убит пулей в живот во время штурма Ассаеджи. То существо в доме — не ваш брат, — он врал нарочно, чтобы ей было легче. На самом деле, вернувшийся всё-таки оставался её братом. По крайней мере, тело точно принадлежало ему, а может быть, и какие-то остатки души. — Оно опасно, миссис Хантер. Это очень хитрая и злая тварь из Махаджанапади, что-то вроде демона. Поэтому, я должен… В общем, я должен. Понимаете? — говорить было трудно. На войне было легче.
— Да, — сказала женщина твёрдо, будто и не плакала секунду назад. Лицо стало решительным и строгим, даже жёстким. — Да, я понимаю. Наверное, чего-то подобного я и ждала. Чувствовала что это не Хантер. Сейчас я заберу девочек, потом проведу вас в его комнату. Вы справитесь один? Может, привести помощь? Наш друид теперь в отъезде, зато есть констебль.
— Не нужно, миссис Пулл. Мне уже приходилось иметь дело с этими существами, я справлюсь.
Наверное, потому, что няне не пришлось жить с покойным капралом Пуллом под одной крышей и наблюдать его вблизи, принять случившееся ей оказалось сложнее, чем родной сестре.
— Берти милый, это так странно! Ты точно уверен, что Хантер… настоящий Хантер мёртв? Может, это всё-таки ошибка? Перепутали бумаги… Такое бывает. А странности иногда возникают от контузии, я читала. Ты уверен, что поступаешь правильно?
— Я уверен. Я сам его хоронил.
Удивительно, какой толковой женщиной оказалась миссис Пулл, как умела собраться в момент опасности. Никакой паники, никаких истерик. Не прошло и трёх минут, как она с почти естественной улыбкой вывела из дома двойняшек лет десяти. Следом шла девочка постарше.
— Мои дочери, — объявила Ханни весело. — А это, — она кивнула на старшую, — племянница, дочь старшей сестры. Живёт в школьном пансионе, а по выходным я её забираю к себе.
— Доброе утро, мистер Веттели, — улыбнулась девушка, и только теперь он узнал Эмму Ланс, воспитанницу седьмого курса. В домашней одежде, с забавными хвостиками вместо привычных кос она выглядела слишком непривычно.
— Сейчас мы идём на чашечку чая к миссис Феппс, потом, может быть, съездим в город.
Двойняшки принялись радостно повизгивать, только по лицу старшей пробежала тревожная тень.
— Всё будет хорошо, милая, — шепнула племяннице Ханни. — Ступайте с тётушкой Пегги, а я вас догоню. Идёмте, мистер Веттели, я провожу вас к брату, — ни один мускул в лице не дрогнул, и голос звучал буднично и ровно.
Только на лестнице, ведущей в мансарду, она на секунду остановилась, взяла руку Веттели в свои ледяные, дрожащие ладони и прошептала:
— Да хранят вас боги, мальчик! Хранят вас боги!
— Всё будет хорошо, миссис Пулл, — обещал он тихо. — Идите вниз, дальше я сам. Он насторожится, если услышит, что поднимаются двое. На двери нет замка?
— Пока нет. Он говорил, что нужно врезать, но ещё не успел. Просто запретил нам заходить без стука.
— Хорошо, — Веттели нашёл в себе силы улыбнуться. — Я постучу.
Постучал.
— Уходи, Ханни, — донёсся из-за двери хриплый, мёртвый, но очень знакомый голос. — Я сыт.
Должно быть, решил, что сестра принесла завтрак.
Веттели толкнул дверь.
Хорошо, что на лестнице глаза успели привыкнуть к полумраку. В мансарде было темновато, единственное окно оказалось плотно зашторенным. Но сколько-то света занавески пропускали — достаточно, чтобы разглядеть, во что капрал Пулл успел превратить своё пристанище. Комната ещё хранила следы недавнего уюта, но больше походила на звериное логово, чем на человечье жильё. Её обитатель сволок в самый дальний и тёмный угол все тряпки и бумаги, которые нашёл, располосовал их в клочья, выпотрошил подушки и матрац, содрал даже прикроватный коврик и, клочьями, обои со стены, устроил из всего этого что-то вроде гнездовья, и теперь сидел в нём, весь в пуху и обрывках газет, неподвижно, как истукан злого божка. От него странно пахло чем-то кислым — прежде Веттели никогда не ощущал такого запаха, наверное, потому, что не сталкивался с этими тварями в закрытых помещениях.
— Я же сказал… — начал капрал, но тут же осёкся. Неприятно, будто стервятник над падалью, дернул шеей и усмехнулся криво и зло: — Ну, здравствуй… хм… тёзка! Что, по мою душу пришёл, лейтенант?
— А у тебя она есть? — спросил Веттели устало.
Так тошно ему не было уже давно. А может, и вообще никогда. Потому что тот, кто сидел перед ним в гнезде, был синюшно-бледным, иссохшим, давным-давно мёртвым, но всё-таки несомненным капралом Пуллом, лучшим из его взвода.
— Держать строй, ублюдки! Держать строй! Выровнять шеренгу!
Голос капитана Стаута слышен, но как-то глухо, будто уши заложены ватой — слишком близко разорвался огненный шар. Не вражеский, свой, выпущенный из противоголемной гаубицы. Недолёт. Всех, кто был рядом, оглушило, кого сильнее, кого легче. Ничего, это пройдёт. А вот строй они не удержат, нет. Сейчас они развернутся и побегут, теряя на ходу винтовки, жизни и честь.
Арабские наёмники — самые опасные из воинов неприятеля, это известно всем. Они носят длинные белые одежды и тюрбаны, у них страшные кривые сабли, пока ещё спрятанные в ножнах. В атаку они идут не строем, а общей массой, нестройной толпой, орущей и визжащей, выбивающей в барабаны странные, непривычные ритмы — всё это здорово действует на нервы…
Но не от арабов позорно побегут доблестные стрелки 27 Королевского полка, справились бы они с арабами, не впервой. Нет, на этот раз им достался другой противник. Огромный, трёхголовый, многорукий, он возвышался над полем боя, как осадная башня. У него была ярко-голубая кожа и огненно-красные волосы, они неопрятными пучками росли на черепах и бровях, торчали из раздувающихся ноздрей. Огромный живот свешивался чуть не до колен, нижние пары рук касались земли, остальные остервенело рвали когтями воздух. С каждого из трёх лбов таращилось по налитому кровью, ослеплённому дикой злобой глазу. Огромные, зубастые пасти плотоядно скалились, из глоток вырывался низкий рык, от которого, казалось, вибрирует и содрогается сама земная твердь. А может, она содрогалась от тяжелых шагов чудовища, яростно рвущегося вперёд. Десяток колдунов-брахманов едва удерживали тварь, распялив её на зачарованных цепях, по трое тянули с боков, чтобы не крутился, четверо позади, чтобы не вырвался вперед; напряжение магического поля было таким, что воздух вокруг светился зелёным.
«Безумцы! Настоящие безумцы! — думал Веттели, наблюдая эту апокалипсическую картину. — Если он вырвется — ему будет всё равно, кого крушить и жрать — нас или их. Только ненормальный может пойти на такой риск. Зачем мы с ними воюем, они же психи!»
