— И что ты только намешала сюда? — возвращая кубок, усмехнулся он.
— Не бойся, не отравлю… — она осеклась, вновь покраснела: шутливый тон Черногора оказался столь заразителен, что она сама не заметила, как перешла на него, забыв, что шутить может Стар-ший, но не простая колдунья в разговоре с ним. — Прости, — смущен-ная, пролепетала она.
— Ничего, — подбадривая женщину, он улыбнулся. — Ты и представить себе не можешь, как мне иногда хочется побыть простым колдуном, не обремененным всей этой властью, которая столь отдаляет меня от других, — на его лицо набежала тень, — пока есть время, пока новые, еще более тяжелые заботы не легли мне на плечи.
— Черногор…
— И почему вам так не терпится узнать, что ждет впереди? Не проще ли жить одним мигом, не задумываясь над тем, что будет завтра? — Черногор тотчас посерьезнел. В его глазах вновь затаилась грусть и, поблескивая, плавилась боль. Он повернул голову, устремив взгляд на осколок голубого неба в распахнутом окне — единственном, что представлялось ему сейчас спокойным и безмятежным.
— Может быть, мы так и делали бы, не желая преумножить и без того великое число бед, — тяжело вздохнула женщина. — Если бы у нас не было детей. Они заставляют искать зеркала, сквозь которые можно увидеть грядущее. Старший, если сейчас эти знания — тайна, если ты не хочешь открывать раньше времени правду, скажи только слово — и я умолкну, заставлю себя до поры не думать обо всем этом… — в глазах колдуньи была мольба: она хотела получить хоть какой-то ответ и попытаться по нему разгадать будущее.
— Ты ждешь возвращения Власа, — подал голос Ясень. — Но он мо-жет не принести ответы на все вопросы. Он ведь не знал, уходя, что именно искать. Может быть, будет лучше, не дожидаясь его, еще кому-нибудь отправиться в путь? Я готов…
Колдунья в ужасе взглянула на мужа. Более всего на свете она не хотела, чтобы Ясень уходил сейчас, в это мрачное и жестокое время перемен. Она со страхом ожидала, что скажет Старший, не смея взглянуть ему в глаза.
Черногор качнул головой, озабоченно нахмурился: — То, что расскажет Влас, в общем-то, не столь важно. Мне нужно знать лишь как близко подошла к нам опасность, есть ли у нас время, или нужно начинать действовать уже сейчас… Мерцана, может быть, ты и права: вам понадобится какое-то время на то, чтобы по-нять, что ждет впереди, свыкнуться с этой мыслью. Видимо, это должно быть как раз то решение, которое следует принимать сообща, а не слепо подчиняясь приказу… — он на миг замолчал, устремил пристальный взгляд на колдунью, словно стремясь не пропустить то, как она отреагирует на его слова, и лишь потом произнес: — Собирай-тесь в дорогу.
Та вздрогнула, замерла, словно окаменев, не в силах вымолвить и звука.
— Но ведь ты говорил, что пути Велимира и Яросвета… — пробор-мотал Ясень, умолкнув на половине фразы.
— А разве я сказал, что мы пойдем по одному из них?
— Но куда тогда, зачем? Почему мы не можем остаться здесь? — на глаза колдуньи навернулись слезы.
— Когда весь мир рушится, нельзя стоять на месте, если не хо-чешь провалиться вместе с ним в бездну минувшего. Нужно идти вперед. Правда, — грустная улыбка тронула его губы, — в нашем случае, может пока-заться, что мы возвращаемся назад, к истокам. Нас — не господ и не отверженных, а выросших детей, которым, прежде, чем делать следую-щий шаг, нужно найти опору — нечто несомненное и незыблемое в ру-шащемся мире, ждет королевский замок.
— Мертвые земли… — еле слышно прошептала колдунья. Ее лицо покрыла матовая бледность.
— Ты меня удивляешь, Мерцана. Я еще могу понять, почему лишен-ные дара верят во все эти предрассудки и страшные истории о том крае, но ты ведь колдунья. Разве не его наши предки считали свет-лым, священным, самым дорогим сердцу местом на земле?
— До Падения, — тихо молвил Ясень. — Но с тех пор там властвует смерть.
— Что ж, значит, мы принесем жизнь с собой.
— Погоди-ка, — колдун внимательно взглянул на Старшего, сосре-доточенно обдумывая что-то свое. Ему вдруг показалось, что он на-чал понимать… — Ты был там?
Устало улыбнувшись, Черногор кивнул:
— Я не имею привычки вести других неизвестно куда, — произнес он. — Мне удалось разбудить тот край ото сна. Тепло быстро возвраща-ется в его недра. Вам нечего боятся: когда мы придем туда, нас встретит не замерзший камень, а добрый цветущий сад. К тому же, вы должны помнить, что это — путь, который избрали для нас боги.
— Как там, Старший?
— Увидите. Это зрелище стоит того, чтобы еще какое-то время помучить-ся в неведении, — в его глазах играли веселые, задорные огоньки и это успокаивало куда сильнее всех слов и обещаний.
Пятый день он скрывался в лесу, словно дикий зверь, прятавший-ся от охотников. Одежды давно посерели от дождей и грязи, порван-ный плащ висел на худых плечах тяжелой мокрой тряпкой, которую уже давно пора было выбросить. Но он упрямо не делал этого, хотя и сам не знал поче-му. Может быть, считал, что плащ с колдовским знаком, переставшим казаться позорной меткой и вновь превратившемся в символ власти — это своего рода знамя, которое он обязан нести до тех пор, пока жив, пока дышит… Что-то подобное говорил Старший, ведя их в бой. И не важно, что сейчас он совсем один и некому увидеть его сла-бость. Пока сердце бьется в груди, он должен хранить верность сло-ву.
А, возможно, все было куда проще: ему, промокшему насквозь, жутко замерзшему на пронзительном холодном ветру, казалось, что плащ еще способен сохранять тепло, ушедшее из лишившихся колдовской силы рук.
Он беззвучно плакал, упрямо убеждая себя, что это не слезы, а капли дождя струятся по щекам. Ему было так одиноко, так страш-но… А губы кривила горькая усмешка: еще совсем недавно ему каза-лось, что боги благоволят к нему, сохраняя от бед. Ну конечно, ведь ему удалось вырваться из засады, которую устроили на пути колдовского войска Яросвета священники! Пусть он отбился от своих, и даже не знает, выжил ли еще хоть кто-нибудь, или нет, но ведь он остался жив!
Теперь же, спустя столько дней бесполезных поисков и скита-ний, жизнь виделась ему уже не даром, а проклятием. Погибни он тогда, то уже давно шел бы по вечной звездной дороге, вдали от боли и скорби земли. Неужели стоило бороться за жизнь лишь затем, чтобы продлить миг конца? Он вновь и вновь в немом бессилии в кровь кусал губы и сжимал кулаки, с силой впиваясь ногтями в ла-дони. Если бы он мог хоть что-то изменить!
Подул ледяной ветер и холод, став невыносимым, заставил его подняться. Чтобы хоть как-то согреться, он побежал, петляя меж де-ревьев.
