Простой расчёт его не подвёл: ещё не доходя до флигеля охраны миссии, он услышал знакомый хвастливо-довольный смех. Похоже, капитан опять рассказывал кому-то свою историю и события сегодняшней ночи — причем, каждый раз его повествование звучало по-новому. Если бы Кастема в двух словах не рассказал её Гиллу, он вряд ли бы только со слов капитана смог точно понять и её суть, и детали.
…Несколько дней назад, как обычно, в столицу отправили очередную часть собранных в Бериллене Королевских податей. Фургончик с тяжелыми мешками сопровождали трое чиновников и небольшой отряд солдат под началом капитана. Поездка обещала быть рутинной и без особых приключений: хотя в последнее время и вправду на дорогах стало неспокойней, всё же эта добыча была слишком крупной для сетей разбойников.
Но на деле оказалось иначе. В первый же вечер на кавалькаду напали — и в считанные минуты перебили всю охрану. Повезло одному капитану: после короткой схватки его сшибли в овражек возле дороги, а потом, похоже, в горячке грабежа забыли о нём.
Когда он очнулся, наверху уже всё стихло. Он с трудом выполз на дорогу по скользкому склону. В замерзавших лужах крови лежали его товарищи, и падающий снег уже не таял на их обезображенных гневом и страхом смерти лицах. Фургона с серебром не было.
Падая, он вывихнул руку и сильно ударился головой, но, несмотря на боль, затуманивавшую сознание, практически сразу сообразил, что произошло что-то очень необычное. Слишком много странных деталей: хотя нападавшие и выглядели, как рыбаки-разбойники — в равных тулупах, грязные и заросшие — они орудовали не дубинами, а копьями; кроме того, у одного из них (капитан мог поклясться) был армейский палаш. А поднятая с земли улика рассеяла его последние сомнения.
Никто из настоящих разбойников не стал бы привязывать клок выкрашенной пакли вместо своей собственной бороды.
Странности продолжились и после того, как он добрался до миссии и рассказал там о случившемся, а также о своих подозрениях. Конечно, гонцов с подобными вестями никто не любит, но то, как его встретили, выходило за все рамки. Быстро выяснилось, что ему никто не верит, а когда он стал горячиться, доказывая свою правоту, его самого в отместку стали обвинять сначала в трусости, а потом уже и чуть ли не в сопричастности к нападению. Он вспылил, отвесил оплеуху упрямому чиновнику и отправился на поиски самого Королевского представителя. Впрочем, как оказалось, только для того, чтобы тот, даже не выслушав, тут же приказал взять его под стражу за нарушение присяги и за дебоширство в здании миссии. Он довольно легко вырвался из рук знакомых гвардейцев и несколько дней провёл, не выходя из дома одной своей весёлой подружки. Его никто не искал, но, как выяснилось позже, за ним следили: иначе как бы лорд Вин-Арцель узнал о том, что он бросился за помощью к приехавшему в город Королевскому чародею?…
Сейчас капитан мог праздновать свою победу: Гилл своими ушами слышал, как лорд Вин-Арцель признался в том, что нападение было организовано его людьми и по его приказу.
Тут Гилл в очередной раз ощутил неприятный укол непонятного чувства, полусомнения-полурастерянности: а почему тот так легко сделал признание, которое грозит ему плахой?…
И в очередной же раз не найдя никакого нормального ответа, он тряхнул головой, выбрасывая эту почему-то тревожащую мысль, и вошёл в просторную и провонявшую потом и перегаром комнату. Капитан обрадовался, завидев его, и стал искать на заставленном дешёвыми бутылками столе свободную посудину, в которую можно было бы налить вина дорогому гостю. Гилл поспешил передать просьбу чародея; к чести капитана, тот тут же стал прощаться с такими же развесёлыми и краснощекими гвардейцами и засобирался в путь. Последнее, в общем-то, заключалось в том, что он заплетающимся шагом добрался до деревянной бадьи, почти до краев полной водой… и с размаху опустил туда голову. Отфыркавшись и отряхнувшись, подобно собаке, он заметно протрезвел и подошёл к стоявшему в дверях Гиллу уже четким, парадным шагом. Повернувшись с громким стуком на каблуках, он залихватски отсалютовал своим товарищам, восторженно взревевшим от гордости за него.
— Капитан Шекрен к вашим услугам, др-рузья!! Да здравствует гвардия!
Гилл не смог не залюбоваться капитаном, самодовольная радость которого, казалась, освещала всё вокруг.
— Они не знали, с кем связались! — продолжал своё бахвальство капитан уже на обратном пути. — Капитана Шекрена так просто не одолеть — даже если капитан Шекрен тяжело ранен!
И в подтверждение своих слов он потряс левой рукой, которая до сих пор висела на перевязи. Гилл догадался, что теперь он говорит о ночном нападении наёмников…И странно, что лорд Вин-Арцель, посмотревший сквозь пальцы на бегство капитана из-под стражи, вдруг пошёл на такой риск — подослать к нему наёмных убийц. Да ещё тогда, когда он был вдвоем с Кастемой. Хотя… хотя, может быть, в этом-то всё и дело? Наверное, он знал, что Королевский чародей может ногой распахивать двери в Королевской же миссии — и испугался этого? Гилл невольно погрузился в яркие воспоминания этой ночи: недовольный голос уверенного в себе вельможи, которого побеспокоили посреди ночи — "Что там такое?" и хлёсткий ответ Кастемы — "То, чего ты боялся!"… бегающие, испуганные глаза лорда… его попытки выкрутиться… резкие, бьющие наотмашь обвинения Кастемы… и свой собственный голос, незнакомый, холодно-презрительный — "Моему деду, лорду Станцелю, будет весьма интересно узнать, как в Бериллене справляет свою службу Королевский представитель"…
Гилл насупился: почему он это сказал? Конечно, реплика была очень сильной, да и к месту оказалась. Не исключено, кстати — оживился Гилл — что именно она оказалась тем последним усилием, которое сломило сопротивление высокомерного лорда. Но почему он это сказал? И почему… почему он тогда побежал… и точно знал, куда бежать?
Эти вопросы вдруг показались ему слишком пугающими, и он схватился за первое попавшееся, чтобы спрятаться от них. Этим первым попавшимся, естественно, оказались хвастливые разглагольствования капитана.
— Мы славно разделались с ними. Двое против пяти — славная победа, славная! — тут капитан чуть запнулся, искоса глянул на Гилла и щедро признал. — Но, должен сказать, без твоей неожиданной подмоги нам пришлось бы гораздо туже. Ты храбро вступил в бой!
А вот эта мысль была так упоительна, что Гилл сладко прищурил глаза и стал пробовать её на вкус, на запах и на цвет — подобно тому, как смакует редкое вино заправский гурман.
В таком, уже немного осоловевшем виде, он и вернулся к Кастеме.
