Профессору впору было вспоминать одно из своих любимых произведений, «Двенадцать стульев». В роли инженера Щукина оказалась Мануэлита. Угораздило же ее принимать душ, когда Лозинский в соседнем номере сначала
дернул за веревочку смывного бачка, а потом густо нанес на физиономию пену для бритья и включил воду! Хитрое устройство водных коммуникаций гостевого дома не поддавалось никакой логике, а потому душевая кабина в номере (точнее, номерке) Ману немедленно осталась без единой капли влаги в кранах.
Растерянный стук в хлипкую стену, выключенная вода, оставшаяся целехонькой борода. И наваждение, охватившее обоих. Мыльная пена пополам с пеной для бритья, стекающая по телам под внезапно хлынувшей из ливневого душа струей воды.
Они заснули вместе, кое-как угнездившись на узком диване. А потом… она просто ушла. Как и когда это случилось, Антон не понял. Он проспал крепко и сладко, как младенец, до десяти утра, и проснулся только тогда, когда в коридоре зашаркали шаги: кто-то заселялся в номер напротив.
— Ай-яй-яй! — Лозинский в первичном приступе отчаяния забегал по комнате, собирая в кучку носки, трусы, джинсы, мысли и приговаривая: — Лох — это судьба!
Потом он очень быстро подобрал хлесткую рифму к собственному имени, за секунду оделся и грамотно построил те самые собранные в кучку мысли.
Поначалу лидировала среди них одна-единственная мысль, посвященная смуглой женщине, с которой Антон провел ночь. Спонтанно, хаотично для обоих, обескураживающее прекрасно и… это для него прекрасно. Мужчина понимал, что Ману могла расценивать ночное приключение как предательство памяти зверски убитого мужа, и это стало главной причиной поспешного бегства — скорее от самой себя, нежели от Лозинского. Не далее как позавчера ее передергивало от малейшего намека на его прикосновение. Что же тогда послужило спусковым крючком к близости? Неожиданно застрявший лифт, активировавший ужасные воспоминания и вместе с тем позволивший состояться успокаивающим объятиям, которых все эти годы не было? Встряска на кладбище? Плед в самолете? Исчезновение Антона в башне? Звонок Аллы, о котором мексиканка предпочла умолчать (а это было вполне вероятно)? Что еще?! Осознание того, что физиологию не обманешь, и первый же встречный, для которого метиска выбирала костюм по замыслу другой одинокой женщины, смог добиться большего, нежели реабилитация вместе с психотерапией?!
И самое главное — где Ману сейчас?..
Так. Теперь выстрелила другая мысль, уже вполне дельная: хотя бы можно попытаться узнать, улетела ли Ману из Екатеринбурга — и куда. Для этого придется позвонить человеку, которому Антон в свое время помог, выступив в качестве эксперта-консультанта в деле о крупной краже коллекции монет из государственного музейного фонда.
Монеты астрономической стоимости пытались вывести потом за рубеж, причем — под видом китайского новодела, по рассеянности купленного якобы недалеким любителем-нумизматом, который не в состоянии отличить обычного уродца от копанины. Прим. авт.: термины из сленга нумизматов. «Уродец» — неудачная копия портретной монеты, «копанина» — поврежденная монета, несущая следы явного длительного пребывания в земле и контакта с грунтовыми водами и другими повреждающими факторами.
Человек, которому можно было позвонить в Москву, относился к «высшему начальствующему составу» Прим. авт.: уровень генералитета силовых структур соответствующих «органов» и был старше Лозинского лет так на семь. Установившимся доверительно-дружеским отношениям разница в возрасте нисколько не мешала. Главное, чтобы человек сейчас трубку взял, а то ведь люди с такими званиями, да в таких кабинетах всегда на службе, даже в праздничный день.
Человек трубку взял и, да еще и оказался относительно свободен для того, чтобы уделить внимание обмену приветствиями, стандартным вопросам «как сам, как семья, как дела?» и паре слов об общем хобби (да-да, в свое время человек в погонах тоже увлекся монетами — не без влияния Лозинского). Вопрос Антона относительно того, можно ли отследить перемещение гражданки Мексики (паспортные данные-то есть!), человека позабавил — так, что он даже процитировал строчки из советского шлягера семидесятых годов, о необходимости срочного спасения разбитого сердца.
Прим. авт.: песня «Детектив» в исполнении Тыниса Мяги, музыка: Владимир Шаинский, слова: Михаил Танич.
Видимо, что-то в голосе собеседника все-таки подсказало человеку, что интерес отнюдь не праздный… Следом за шуточной цитатой из песни был задан серьезный вопрос — о подлинной причине поисков. Мол, не унесла ли особа со звучной фамилией с собой нечто материальное, помимо разбитого сердца профессора?
— Все на месте. — Быстро ответил Антон. — Сердце, в общем, тоже, но кусочек оторван. Только шума не надо, ни в коем случае! Просто тихо пробить, куда улетела или, может, уехала поездом. Больше ничего не нужно. Мне только узнать, где она, а уж дальше я сам разберусь.
— Ясно. Найдем — если пользовалась паспортом для покупки билетов.
Лозинский поблагодарил, с опаской отогнав от себя видение того кипежа, который мог возникнуть в кабинетах рангом пониже — после звонка человека в погонах. Ну, да ладно! Если обещал тихо — значит, так и будет.
В ожидании ответа нужно было заняться полезным делом, вернувшись в Быньги, в тот самый древний дом с нехорошей репутацией.
ГЛАВА 15.
Старая изба и голубые искры
Хорошо, что автобус пришел практически сразу, а ехать было недалеко. Перед тем, как сесть в автобус, Антон успел позвонить Елене. Лозинский поблагодарил за помощь, в нескольких словах упомянул о том, что произошло на кладбище, и не мог не сказать об откровениях портала, внезапно открывшегося в Невьянской башне — последнее, конечно же, заинтересовало отнюдь не рядовую сотрудницу «Жизненного долга».
— Ох, Антон… — вздохнула та. — Вы сам какая-то ходячая аномалия. О спонтанных порталах никто и слыхом не слыхивал. Вы хотите сказать, что все эти годы вашей работы в ОМВО были для того, чтобы узнать об алхимическом серебре для спонсирования прихода к власти Елизаветы?..
— Без понятия. Только этими сведениями о проделках предка и его друзей я вряд ли смогу с кем-то поделиться.
Разумеется, это было так. Какой бы ни была напряженной ситуация сегодняшняя, профессор представил наизабавнейший момент — отправку статьи в какой-нибудь журнал из перечня ВАК. Статья могла бы иметь звучное и вкусное название, например: «Алхимические метки для отслеживания фальшивых монет тайного монетного двора Демидовых». Вот после этого можно и заявление «по собственному» писать, и пополнять ряды фриков на соответствующих сайтах. Статью никто не пропустит, ибо она противоречит официальной науке, а следовательно, от лукавого. Зато можно будет устроиться на работу на какой-нибудь канал с конспирологическим контентом, заделавшись телеведущим. Внутренний голос даже шепнул профессору, что там у него будет выше зарплата.
— А хуже всего то, что картинка оборвалась на самом интересном месте. И интуиция подсказывает мне, что кино кончилось. Сейчас я еду в Быньги.
— Я? — коротко переспросила собеседница. — То есть, вы сейчас один?
— Да. — Честно покаялся Лозинский.
Он обрисовал ситуацию в общих чертах, без пикантных подробностей. Однако, чуть дрогнувший голос главы филиала ОМВО дал понять, что она что-то такое (чисто женским чутьем!) заподозрила.
— Мне это не нравится, Антон. Вот это действительно не нравится.
Кто бы говорил!.. Пока неизвестно, куда направилась Мануэлита. Неизвестно, что делает Алла. Неизвестно, не форсировали ли они обе события в поисках владельца монеты.
— И вы думаете, она отказалась от своих намерений? — в голосе женщины сквозило сомнение. — Вы ее напугали, заставили задуматься. Но она дала слово задолго до того, как встретила вас и…
Фразу она не закончила, но смысл был понятен: «до того, как вы переспали». Обвиняющего контекста в этом молчании не было, да и быть не могло, скорее — беспокойство о том, чем вся эта история может закончиться для Лозинского лично.
