А Дворовый, вцепившись в ворот рубахи Ворона, стал тащить его к лесу. Со стороны зрелище было жутковатым: карлик, размером с кошку, волок к деревьям крепкого, взрослого человека. Но Дворовому не было нужды до того, как они выглядят: он понимал, что надо быстро оттащить Ворона как можно дальше от воды. До рассвета было уже недалеко. Он тащил и тащил Рагнара к лесу, тяжело дыша.
… Ворон открыл глаза. Первое, что он ощутил — это страшный холод, пронизывавший его до костей. Руки и ноги сводило судорогой, а самого его била крупная дрожь. Тут он понял, что небо, на которое он смотрит, движется. Еще через миг он понял, что кто-то тащит его по траве. Он прислушался и услышал громкое пыхтение.
— Кто здесь? — с трудом спросил Рагнар, челюсти свело, и говорить было очень тяжело. Последнее, что он помнил, это была протянутая рука человека в синем плаще, мелькнувшая мысль, что смерть лучше, и страшный удар об воду.
— Кто-кто. Дворовый твой, вот кто! — раздался сердитый, задыхающийся голос его спутника.
— Так это ты меня тащишь? — выдавил Ворон еще несколько слов. — Куда?
— В лес! В лес я тебя тащу, скоро рассветет, викинги Хрольфа ищут тебя, викинги Гальфдана ищут тебя, человек в синем плаще ищет тебя, я тебя искал и нашел раньше всех! — Сердился нежить.
— Постой, Дворовый. Я попробую встать, — пробормотал Ворон и Дворовый остановился.
Ворон, огромным усилием воли заставив себя, повернулся на живот. Оперся на локти. В левой руке, как он понял, было что-то зажато. Всмотревшись, он увидел, что его рука намертво вцепилась в копье Одина, и простонал еле слышно: «Слава богам!». Потом ему удалось подтянуть под себя одно колено, потом второе, потом, опираясь на копье, встать. Стоять было невыносимо тяжело. Холод сковывал его, и дрожь била с такой силой, что Ворон каждый миг мог снова упасть. Рыча сквозь намертво стиснутые зубы, викинг сделал шаг к лесу. Второй… Третий… Десятый… Легче не становилось. Но лес приближался, и Ворон дошел до него. Сам. И уже в лесу, что-то прохрипев, упал в мох ничком и потерял сознание.
Когда он во второй раз пришел в себя, то больше не ощущал холода. Пахло дымом и какими-то травами. Ворон, как тогда, в доме Старого Бю, не спешил подавать признаки жизни, как и тогда, лечение могло значить все, что угодно. На сей раз и Хрольф мог бы задержаться на пару дней, чтобы вытянуть из него все жилы. Он прислушался. Кто-то негромко пел. Голос был знаком ему и он рискнул открыть глаза.
На сей раз он лежал на роскошном ложе из медвежьих шкур, прикрытых холстиной, укрыт он был толстым собольим одеялом, над собой он видел жерди, поддерживающие земляную крышу, а потом, вместо крыши, возникло знакомое лицо.
— Хюльдра! — пробормотал он.
— Да, Ворон. Это снова я. Выпей-ка это! — И в его губы уткнулась ложка. Но Ворон не спешил принимать помощь хюльдры:
— Я же не звал тебя на помощь, нет? — спросил он. Не было ему печали только выяснить, что в бреду, или, теряя сознание, он призвал на помощь хюльдру!
— Успокойся, — мягко, с затаившейся горечью в голосе, ответила хюльдра. — Ты меня не звал. Меня позвал твой Дворовый. Ты ничего не будешь должен мне, Рагнар. Я просто помогу тебе, и мы снова простимся. Пей.
Ворон успокоился и проглотил горячее жуткое на вкус варево. По жилам его пробежал огонь, и пот крупными каплями усыпал тело. Волны жара раз за разом окатывали его, пока холстина, на которой он лежал, не промокла насквозь.
— Хорошо, — сказала хюльдра негромко и, одной рукой приподняв его, сменила холстину. Затем тщательно обтерла его какой-то жидкостью, пахнувшей свежо и остро, и снова накрыла шкурой. Отошла и почти сразу вернулась обратно.
— Пей! — на этот раз она принесла уже целую кружку какого-то теплого травяного настоя, который пахнул, как целый луг летним вечером. Ворон не спеша выпил настой, запах усилился, потом в ушах его затрещали сверчки, ветерок зашумел в траве, неумолчно пищала какая-то пичуга, небывалый покой охватил его, и он уснул как убитый. А хюльдра прилегла рядом на краешек кровати и лежала там, не закрывая глаз.
Ворон проснулся от волчьего голода. В доме стало заметно светлее, и он позвал:
— Хюльдра!
— Да, Ворон? — тут же откликнулась хюльдра и подошла к нему.
— Сколько я спал? — спросил он.
— Сколько и положено. Два дня и две ночи. И утро. Сейчас ты хочешь есть и пить, — с улыбкой в голосе отвечала хюльдра. — Я впервые вижу такое долгое благоволение богов к человеку. Отнять деньги у Пешехода, убить Свиноголового, дважды покушаться на короля, упасть в водопад старшего нёкка Хаки, остаться живым при этом, не попасться викингам, которые искали тебя, и так удачно иметь при себе Дворового и хюльдру!
— Да. Мне очень повезло со всем этим, — тут он вспомнил самое главное и вскочил в постели: «Где мое копье?»
— У твоего изголовья, Ворон. Не волнуйся. Но хорошо, что ты сел, не ложись пока, я тебя покормлю.
— А где Дворовый? — спохватился Рагнар.
— Здесь я, — раздался голос Дворового, и нежить вспрыгнул к нему на колени. Он снова был в своем зверином обличии. И выглядел страшно довольным, хотя и смущенным.
— Что ты такой смущенный, Дворовый? — Спросил Ворон.
— Я думал, ты рассердишься, что я позвал на помощь хюльдру. Но ты бы умер без нее. Я не умею лечить человека. Ты же не скотина, — признался пристыжено Дворовый.
— Спасибо за помощь, Дворовый, — усмехнулся Рагнар. Хюльдра встряла в разговор:
— Видишь, Ворон, — все в порядке. Все здесь. А теперь ешь!
И хюльдра стала кормить викинга из ложки густой рыбной похлебкой. Ворон, посмеиваясь в душе над собой, жадно ел. После еды его снова потянуло в сон, но хюльдра вновь разбудила его и заставила выпить еще кружку какого-то отвара, отличавшегося вкусом от того, что свалил его на двое суток. Он послушно выпил и снова заснул.
Ему снилось море. Спокойное, великое море. За кормчего на этот раз был Торир, а за его драккаром шли еще два. К каждому драккару была привязана грубая неповоротливая баржа, нырявшая на волнах. И он знал во сне, что все это принадлежит ему. Он стоял на носу «Ворона» и смотрел на зеленые валы, по которым шел его драккар. Вдалеке пускали фонтаны киты, акулы резали воду острыми плавниками, а впереди лежала та земля, к которой он так жадно стремился. Небо ярко синело над ним, по облакам бежали такие же пенные барашки, как и по волнам, небо и море стали одним целым — и все это было его. В сердце его был полный покой. Все скверное, все, что связывало его, осталось позади, и он даже не давал себе труда припомнить, что же это было. Во сне Ворон улыбался морю, ветру и воле. Они снова были с ним.
Он проснулся, поймав себя на том, что продолжает улыбаться. В доме было темно, лишь очаг светился грудой малиновых углей. Рядом с ним, обнимая и согревая его своим теплом, спала обнаженная хюльдра. Он улыбнулся еще раз и опять уснул.
Утром он почувствовал себя намного лучше и встал с постели. Дворовый приветственно свистнул с лавки, и Ворон, пока еще с трудом переставляя ноги, прошелся по полу. На лавке он нашел свои вещи, постиранные и починенные, и оделся. Тут голова у него закружилась, и он сел. На лавке и нашла его пришедшая со двора с охапкой дров хюльдра.
— Быстро поправляешься, волки тебя задери, — сказала хюльдра, напомнив ему чем-то юную Эйлу.
— Без тебя бы я был уже мертв, — спокойно сказал Ворон.
— Да, — серьезно согласилась хюльдра. — Но ты, по-прежнему, ничего мне не должен. И еще. Он снова потерял тебя. Но он кружит не так далеко, как ты бы хотел. Давай, когда ты поправишься, я проведу тебя до Свеи? Там будешь разбираться сам.
— Не знаю. Скорее, нет. Я пока еще не решил, что делать дальше. У меня есть еще время дойти до Свеи, но все ли я сделал тут, дома? — отвечал, подумав, Ворон.
— На этот вопрос ответить можешь только ты сам. — грустно улыбнувшись, проговорила хюльдра. — Я пойду, принесу еще дров, — и быстро выбежала за порог.
— Кажется, ты снова рискуешь, Ворон, — негромко произнес словенский нежить, спасший его от нёкка.
