— Какой‑то неравноценный обмен, не находишь? — хмыкнула я. — Давай так, я тебе свое имя, а ты расскажешь о том, как потерял магию?
— Согласен, — слишком быстро согласился блондин.
— Но прежде я хотела бы узнать, в чем смысл представляться ненастоящими именами? Ланьеру я свое из вредности не назвала, а так в моем мире редко кто скрывает свои имена.
— Это прерогатива девушек, — рассмеялся Элхард. — Наверное, никто уже не помнит, с каких пор повелось, что свое настоящее имя девушка открывает только тому, кого готова назвать своим защитником и покровителем. Это знак доверия.
— Подожди, а потом? Ну после того, как девушка назовет свое имя? — что‑то я не понимала логики в их традиции.
— В основном, настоящем именем женщин начинают звать после свадьбы. Но есть и исключения. Ведь браки не всегда заключаются по любви, а главное условие не само знание имени, а чтобы его обладательница его открыла, доверилась.
— Как у вас все сложно. А я думала, что это как‑то связано с магией. Ну, что с помощью настоящего имени тебя могут проклясть или приворожить.
— Элен, ты сама подумай, сколько в мире девушек с одинаковыми именами. Сразу теряется смысл использовать их в магии, а вот кровь — другое дело. Но не каждый маг может верно ею распорядиться. Так что не переживай. Если тебе еще хочется знать мою историю — я расскажу, а потом ты решишь, доверяешь мне или нет.
Кивнула и приготовилась его внимательно слушать, размышляя о том, что я никому кроме себя не доверяю. Имя? Что оно значит для меня? Всего лишь набор звуков, к которому я привыкла за прожитые годы. Меня уже больше месяца зовут Элен и протеста во мне это не вызывает. Потому что не имя делает человека.
История Элхарда была коротка и трагична: хороший, правильно воспитанный парень, пожертвовал своим даром ради малознакомых людей. Блондин не рассказывал подробностей, да и сама история у него получилась очень лаконичная, но додумать все остальное не составило труда. Он излагал сухие факты, никого не обвиняя и не оправдывая. Совсем скупо он поведал об отце, который посчитал поступок Элхарда предательством своей семьи и конкретно его. Я видела, что даже такому сильному и невозмутимому мужчине тяжело переживать тот эпизод заново, но он все равно счел нужным сказать мне о нем, хотя я и не просила.
— Знаешь, Элен, иногда меня посещают мысли, что было бы, поступи я как Ланьер?
— Татьяна, — произнесла я, но пришлось повторить, потому что до блондина не сразу дошло: — Мое имя Татьяна. Мне кажется, ты не смог бы поступить по — другому. В экстремальной ситуации все ведут себя по — разному: кто‑то паникует, кто‑то защищает только себя, а кто‑то спасает других. Но самое интересное, изменить себя невозможно.
— Татьяна, — из уст Элхарда мое имя звучало иначе, как‑то загадочно, нежно, волнующе.
— Да, так и зовут, только давай я и дальше буду Элен? Я уже привыкла, — смутилась, отстраняясь насколько это было возможно.
— Хорошо, но наедине я буду звать тебя Татьяна, — с улыбкой сердцееда произнес Эл.
— Ну хоть не Танюша, — буркнула я себе под нос. В который раз я корила себя за любопытство и слабость, особенно за последнюю. Ведь сумела выстроить за месяц у себя в сердце броню, а сейчас этот самозваный жених ее целенаправленно рушил.
— Как? — Элхард все‑таки услышал и теперь с упорством маньяка смотрел на меня.
— Не важно, это для очень близкого человека, а мы с тобой не в тех отношениях.
— У нас все впереди, — глаза блондина хитро сверкнули. — Танюша.
Три дня пути и ночевок на постоялых дворах, где нам с Элхардом приходилось делить одну малюсенькую комнатку на двоих, сделали свое дело. Нет, настоящими мужем и женой мы не стали. Я всячески избегала близости, но блондин и не настаивал, вел себя заботливо и ревностно. С лихвой компенсируя мне недостаток общения за последний месяц. Мужики из его команды ко мне не лезли, лишний раз стараясь даже не заговаривать, ограничиваясь «добрым утром» и «спокойной ночи». Я этому была только рада, было у меня подозрение, что мужики не такие уж благородные и попадись я им одна, про девичью честь можно было бы забыть. Нет, я прекрасно помню, что подарила ее Денису, но если сравнивать свои габариты и этих дядек, мне пришлось бы лишаться ее не единожды. Поэтому я подсознательно жалась к блондину, который не выглядел таким устрашающим, как остальные. А когда мы проехали парочку деревень, у меня возникли обоснованные сомнения, что я смогла бы далеко уйти. Девушки, и правда, не путешествовали в одиночестве, их охраняли рьяно, некоторых даже слишком. По словам Элхарда, относительной свободой в деревнях обладали замужние женщины, родившие одного и более детей. Можно было не бояться, что такая дама заинтересует драконов. Те предпочитали девушек, но иногда не брезговали стащить молодку, только вышедшую замуж. Радовало одно, детей драконы не трогали, лет до пятнадцати за девочек можно было не переживать. Лучшая обстановка, на первый взгляд, существовала в городах, они охранялись магами и, теоретически, драконам проникнуть через щит было непросто. Но на практике, девушек из городов похищали чаще, чем из деревень, и не только драконы, но и маги, которые считали себя сильными мира сего.
Все это мне Эл рассказывал днем, пока мы ехали. Раз в час мы обязательно останавливались, чтобы размять ноги. Ланьер слегка преувеличил, зимы в этом мире были снежные, но не такие морозные, как в России. Ночью температура опускалась до минус пятнадцати, а днем было около минус десяти, но это по моим ощущениям. В общем, я здесь не мерзла, а такая зима мне очень даже нравилась. Но с большей радостью я бы путешествовала в машине или хотя бы в санях. Вечерами я чувствовала себя усталой и разбитой, сил хватало только на ужин и сон. Даже щеки и кисти рук Элхард сам смазывал мне каким‑то местным «кремом», судя по запаху, он был сделан на основе трав и какого‑то жира. Он его принес после первого дня пути, раздобыв данное средство у местного травника. Мне было лень шевелиться, да и запах «крема» желания им пользоваться не добавлял. Не говоря уже о том, что на свою внешность мне было наплевать, да и для кого прихорашиваться? Для бородатых мужиков? Но Эл считал иначе и лично стал втирать в мою обветренную кожу принесенное средство. Действовал он нежно, движения его мозолистых пальцев были на удивление ласкающими и почти невесомыми. Будь я менее уставшая, меня бы это смутило, а так нагло наслаждалась тем, что кровать подо мной не движется. Я бы и глаза прикрыла, но чувство самосохранения просило так не рисковать, ведь Эл мог принять это за согласие на что‑то большее, чем просто дружба. Но и смотреть на блондина было нелегко, его взгляд притягивал, а рука так и тянулась дотронуться до шрамов на шее мужчины. Еще бы разобраться, почему у меня возникало такое желание.
