Он посмотрел на нее темными, лишенными выражения глазами и приказал:
— Подай воды.
— Сам возьми, обжора!
Он потемнел и поднялся на ноги. Мириэль выхватила нож.
— Одно неверное движение, ты, надирский собакоед, и завтрак, которым ты набил себе брюхо, окажется на полу. — Белаш ухмыльнулся и налил себе воды из кувшина в глиняный кубок. — Что тебя так насмешило?
— Эх вы, колиши, — хмыкнул он, срезая с кости остаток ветчины.
— Что мы?
— Где твои дети? Где твой муж? Зачем ты снарядилась, как на войну? Ножи, мечи — экая глупость.
— Ты полагаешь, что женщина не способна ими владеть?
— Отчего же? Способна. Видела бы ты мою Шиа — она орудует и ножом, и мечом, и топориком. Но это противоречит природе. Война — дело мужчин, дело чести и славы.
— И смерти.
— Разумеется. Потому-то мы и должны защищать женщин. Нужно родить много детей, чтобы заменить убитых воинов. — Не лучше ли не воевать вовсе?
— Ба! Что проку толковать с женщиной, только время попусту тратить.
Мириэль вдохнула полной грудью, но воздержалась от дальнейших замечаний и, оставив надира продолжать его бесконечный завтрак, пошла укладываться.
Хеула поднялась с плетеного стула, поморщившись от ревматической боли в бедре. Огонь угасал, и она склонилась с трудом, чтобы положить полено на угли. Было время, когда ее огонь не нуждался в топливе и ей не приходилось ходить в лес за хворостом.
— Будь ты проклят, Цу Чао, — прошептала она, но и проклятие не принесло ей облегчения — некогда такие слова сопровождались бы хлопаньем крыльев и хриплыми криками ванший, слетающихся к жертве.
"Как ты могла быть такой дурой? — спросила она себя и сама же ответила: — Я была одинока”.
Однако она по-прежнему одинока, а тайные книги исчезли.
Вздрогнув, она добавила в жадное пламя еще одно полено. То, что магические книги не принесут Цу Чао никакой пользы, — плохое утешение. Они поддерживали в ней жизнь и унимали боль в ее скрипучих суставах, хотя ей давно уже следовало обратиться в прах. Шесть бесценных книг Морай Сена. Она помнила тот день, когда показала их Цу Чао, достав из тайника за очагом. Тогда она верила молодому чиадзе. Любила его. Хеулу передернуло. Поделом тебе, старая дура!
Он отнял у нее эти книги, ради которых она плела козни и убивала, ради которых продала свою душу.
И теперь Пустота зовет ее к себе.
"Нездешний убьет его”, — с мрачным удовлетворением подумала она.
В комнате стало теплее, и Хеула наконец-то немного согрелась. Но ледяное дуновение коснулось ее спины, и она оглянулась. Дальняя стена мерцала, и холодный ветер дул сквозь нее, расшвыривая пергаментные свитки. Глиняный кубок на столе зашатался, упал на пол и разбился. Ветер крепчал. С Хеулы сорвало шаль и бросило в огонь. Старуха сама еле держалась на ногах под этим демонским ветром.
У стены возникла темная фигура, окруженная языками ледяного пламени.
Из пальцев Хеулы брызнул яркий свет — он объял демона, и ветер утих, но стихийная мощь адского создания боролась со светом. Когтистая рука протянулась вперед — пламя охватило ее, и она исчезла.
Слева от Хеулы явилась другая тень, принявшая облик Цу Чао.
— Я привел к тебе старого друга, Хеула, — сказал он.
— Чтоб ты сгорел в аду, — прошипела она.
— Вижу, ты еще сохранила остатки мастерства, — рассмеялся он. — Ну и как, по-твоему, долго еще ты сможешь сдерживать его, старая ведьма?
— Чего тебе от меня надо?
— Я не могу освоить первое из Пяти Заклинаний. В книге что-то пропущено. Скажи что, и будешь жить.
Когтистая рука снова прорвала завесу света, и ее охватило пламя, но не столь сильное, как раньше. Страх наполнил душу Хеулы. Она, пожалуй, сказала бы Цу Чао то, что он хотел знать, если бы верила в его обещание, — но она не верила.
— Недостает того, чего тебе обрести не дано, — мужества! — ответила она. — Ты состаришься, твоя магическая сила истощится, и когда ты умрешь, душа твоя с воплем улетит в Пустоту.
— Глупая старуха. Во всех книгах упоминается о Лунных горах. Ответ — там, и я найду его. Когти вцепились в свет, разодрав его. Темная фигура ввалилась в комнату. Хеула выхватила из ножен у пояса маленький кривой кинжал.
— Я буду ждать тебя в Пустоте, — пообещала она и вонзила кинжал под левую грудь.
Сента сидел на краю колодца, глядя на стоящих поодаль Нездешнего и Мириэль. Мужчина положил руку на плечо девушке и склонил голову. Не было нужды гадать, о чем они говорят, — Сента слышал, как Нездешний рассказывал Ангелу о смерти сестры Мириэль.
Сента отвернулся. От сломанного носа ломило глаза, и его подташнивало. За все четыре года, проведенных им на арене, он ни разу не испытывал такой боли. Мелкие порезы да вывихнутая однажды лодыжка — вот и все, что ему приходилось терпеть. Правда, те бои велись по правилам, а такие, как Нездешний, правил не соблюдают. Кроме одного: остаться в живых.
Однако Сента, несмотря на боль, испытывал облегчение. Он не сомневался, что в поединке убил бы Нездешнего, но после этого ему пришлось бы столкнуться с Ангелом, а Сенте жаль было убивать старого гладиатора. Притом это лишило бы его всяких надежд на успех у Мириэль.
Мириэль…
При первом же взгляде на нее он был потрясен; он сам не знал почему. Аристократка Гиларай красивее ее лицом, у Нексиар фигура гораздо женственнее, и Сури со своими золотистыми локонами и блестящими глазами куда соблазнительнее ее. Но есть в этой девушке с гор нечто, воспламеняющее его чувства. Что же это?
И с чего вдруг жениться? Он еще не опомнился после своего предложения. Сможет ли она жить в городе? Он представил ее себе в серебристом атласном платье, с нитями жемчуга в темных волосах, и усмехнулся.
— Что тебя так развеселило? — спросил Ангел, подходя к нему.
— Я думал о Мириэль на балу у правителя — в пышном платье и с ножами, пристегнутыми к рукам.
— Она слишком хороша для таких, как ты, Сента. Слишком хороша.
— Как посмотреть. Или ты хотел бы, чтобы она ходила за плугом, состарилась раньше времени и груди у нее болтались бы, точно два висельника?
— Нет — просто я хотел бы видеть ее за человеком, который ее любит. Она не похожа на Нексиар и прочих твоих пассий. Она точно молодая лошадка — быстрая, стройная и непокорная.
— Да, ты прав, пожалуй. Какая проницательность. Ты прямо-таки удивляешь меня, дружище.
— Я сам себе порой удивляюсь. Зачем я попросил Нездешнего не убивать тебя? Я уже жалею об этом.
— Неправда, — с улыбкой сказал Сента. Ангел выругался и сел рядом с ним.
— С чего это ты заговорил о женитьбе?
