— И на будущее еще.
— Тебе?
— Нам, — и приподнял светлую голову, — Или ты НАМ уже не хочешь?… Лер, а заявление… ты забрать, наверное, хотела, да?
— Я не знаю, — сказала я тихо.
Он кивнул. Он от меня и не ждал другого.
— Я боюсь, — сказала я, будто это и так не было ясно.
— Лер, — сказал он, — Слушай. Эти трое, ну, утром. Я думал, это ко мне, но уж больно они странные были…
— В смысле?
— Да бездари, — сказал он со слабой усмешкой.
— Да, — сказала я, — раз бездари, это ко мне.
— Ты мне ничего объяснить не хочешь?
— Ага. А ты меня потом в психушку сдашь, — сказала я раздраженно.
— Лера!
— Ладно, — сказала я, вскакивая.
Заходила по комнате, развернулась к Валере.
— Меня хотят убить, — сказала я, — Меня — хотят — убить. Уже недели две, я даже не знаю точно.
— В тот раз в подъезде на тебя напали…
— Да-да-да! — выкрикнула я, сжимая руки.
— Лерка, ты мне раньше сказать не могла? — вдруг заорал он.
— Зачем? — сказала я шепотом. Голос у меня вдруг сел.
— Лерка, господи, неужели ты думаешь, что я тебя защитить не могу?
Меня пробила дрожь. Я едва не плакала и часто-часто глотала воздух. Чудо мое, счастье мое, бедный несчастный мальчик, ведь тебе даже не понять, от чего я бегу. Счастлива была Ниниана тем, что было ей к кому прийти и сказать: защити меня! Мне такого счастья не видать. Перевелись такие, как мой отец, или живут они где-то далеко-далеко. Чудо мое, ведь тебе никогда меня не понять! И опасности той не понять. И страха моего не понять.
— Нет, не можешь! — закричала я. Голос у меня прорезался, да еще какой, — Ты не понимаешь, не понимаешь, Валера! Может, ты действительно крутой, но с этим тебе не справиться, слышишь? Что ты можешь, что ты умеешь, Валера? Тебя легко убить. Да-же мой отец не справился с этим. Ты не знаешь, каким он был, ты представить не мо-жешь, КАКИМ он был! Он мог справиться со всем в этом мире, с чем угодно, но с этим — нет. И моя мама с этим не справилась, а она была — не чета мне, не чета тебе, она бы-ла — высшее. Да, она просила у моего отца помощи, но это не значит, что она не спо-собна была постоять за себя. Она прожила тысячи и тысячи лет без всякой защиты, ибо лучшая защита сияла во лбу ее — вожделение и гроза всех охотников в мире. Но ведь ты не поймешь, не поверишь! Они не были беззащитны, но они умерли, оба умерли, а ты думаешь, что можешь меня защитить? Ты просто не знаешь, не понимаешь, о чем идет речь. Ты умереть можешь рядом со мной, но защитить ты меня не можешь, нет!
Я думала, он скажет, что я сумасшедшая, или высмеет меня, но он сказал толь-ко:
— Ты поэтому наорала на меня с утра?
Я кивнула. Валера смотрел на меня устало.
— Иди сюда, — сказа он, — Сядь.
Я села рядом. Валера обнял меня, и я так прижалась к его плечу, и стало мне по-легче. Какой бы он ни был, но, в отличие от меня, дурочки, он действительно взрослый. Мне так спокойно было в его объятьях, так безмятежно.
Валерка погладил мои волосы.
— Зря ты подстриглась, Лерка, — сказал он, — Волосы у тебя были просто чудо. Ты, что, плачешь?
— Нет, пробормотала я, поднимая голову от его плеча и вытирая слезы, — Я сме-юсь. Ты иди домой, Валер.
— Ага, щас. Я теперь от тебя вообще не отойду, дурочка. Я же не мешаю, лягу тихонечко в зале.
— Валер, мне подумать надо, понимаешь? А если ты здесь будешь, я думать во-обще не смогу, я просто сидеть буду и на тебя смотреть. Иди, ладно?
Рот у него дернулся в одну сторону. Улыбка вышла кривая.
— Да идти-то мне, знаешь, некуда. Ладно, я к Сашке пойду, посижу. Надумаешь, постучи в пол.
И ушел все с той же кривой улыбкой.
Я зачем-то переоделась, надела черные джинсы, черную водолазку, умылась хо-лодной водой. Надела черные разношенные туфли без каблуков, я в них иногда дома хожу. Включила «Vacuum». И легла на диван в зале.
Смешно, я ведь даже не знаю, как солиста у них зовут. И чья это группа, тоже не знаю, только слышала краем уха, что вроде бы из Скандинавии. А голос этот меня бук-вально завораживает. Я легла на диван, руки за голову закинула и стала слушать низ-кий, сильный, слегка задыхающийся голос.
И вовсе я не думала, не могу я под «Vacuum» думать. Серьезно. Не могу, и все. Я просто жду теперь, просто жду. Сейчас половина одиннадцатого, еще осталось пол-тора часа до конца этих суток. И я жду. Я многое люблю в этом мире, но отчего-то мне хочется, чтобы последним моим впечатлением от жизни был голос неведомого мне со-листа не слишком популярной группы. Некоторые вещи в жизни объяснить просто не-возможно. Меня от звука этого голоса бросает в дрожь, а с чего бы?
Даже любовь, наверное, можно объяснить, но такие вещи нет. И я хочу, чтобы последним в моей жизни было необъяснимое. Всю жизнь я бежала от него, всю жизнь, я старалась не выходить за рамки привычного примитива, и вот что вышло — необъяс-нимое настигает меня и хочет меня погубить. И вот голос безымянного человека бьет-ся в магнитофоне, а я лежу и слушаю. Я жду, когда за мной придут. Я знаю, что на этот раз придет настоящий Охотник, тот, кто ищет рог единорога, кому потребна философ-ская ртуть. Я жду — пусть он приходит.
Есть другие планеты, где ветры певучие тише,
Где небо бледнее, травы тоньше и выше,
Где прерывисто льются
Переменные светы,
Но своей переменой только ласкают,
смеются.
Есть иные планеты,
Где мы будем когда-то,
Где мы будем потом,
Не теперь, а когда потеряв —
Себя потеряв без возврата,
Мы будет любить истомленные стебли
седых шелестящих трав.
Без аромата,
Тонких, высоких, как звезды — печальных,
Любящих сонный покой мест погребальных,
Над нашей могилою спящих
И тихо, так тихо, так сумрачно-тихо
под луной шелестящих.
Александр Новоселов, 39 лет, бизнесмен.
Вы это дело на Валеру не вешайте. Я все видел, и это не Валерка сделал. Там был еще какой-то хмырь, ясно вам?
Валера в тот день спустился ко мне. Они с Лерой вроде повздорили. Но это не имеет никакого значения, дело было вовсе не в этом. Просто Лерка вроде захотела одна побыть, он и спустился ко мне.
Он меня расспрашивал о ее родителях. Да, я их знал, не очень хорошо, но знал. Помогал даже как-то раз Станиславу делать ремонт в квартире. Он нормальный был мужик, и разговаривать с ним было интересно. А Инну я почти не знал, здоровались только и все.
Мы с Валерой посидели, выпили маленько. Я рассказал ему, что знал, только знал я немного. Вообще, я рад, что они сошлись. Лера была наивной девчонкой, в жиз-ни ни черта не смыслила, но она была из тех редких людей, кто может принимать лю-дей такими, какие они есть. Не осуждая, не пытаясь переменить, просто принимая как данность.
