Повернувшись, O'Лири пошел обратно, отсчитывая пятнадцать шагов, двадцать, двадцать пять, тридцать… Внезапно в глаза ему брызнул яркий свет. Уставившись на стену из сверкающего прозрачного стекла, внутри которой извивался непонятный темный предмет, он заморгал и наклонил голову. Стена поплыла, сжимаясь; в ней появились волнистые линии, точки и черные пятна, сливающиеся в реальную, хоть и искаженную картину тускло освещенного пространства с хрустальными стенами, хрустальным полом и массивными дверьми из черного хрусталя.
—Я вышел из камеры! — воскликнул O'Лири. — Плоскоход сработал! Лоренцо— — Он повернулся, и в то же мгновение Стены расширились и вытянулись, словно отражаясь в кривом зеркале. — Эффект двухмерного пространства, — пробормотал Лафайет, вспомнив объяснения Микропчива. — Интересно, откуда я пришел? — Он нерешительно шагнул вперед и оказался в темноте. Сделав пятнадцать шагов, O'Лири остановился. — Лоренцо! — сдавленным шепотом произнес он. — Мы спасены! — Ответа не последовало. — Ну конечно, он не может меня слышать, пока плоскоход включен…
Лафайет нажал на вторую кнопку, расположенную с обратной стороны прямоугольника. Видимых изменений не произошло, но стали отчетливо слышны звуки приглушенных рыданий.
—Только этого не хватало! — прикрикнул Лафайет. — Не раскисай, Лоренцо! Слезами горю не поможешь.
Он услышал удивленный возглас.
—Лэйф? — прошептал знакомый голос. — Это правда ты?
O'Лири принюхался. Пахло чесноком.
—Свайнхильда! — вскричал он. — Как ты сюда попала?
* * *
—Т-ты с-сказал, чтобы я з-за тобой не ходила, — объяснила Свайнхильда пятью минутами позже, всласть наплакавшись на плече O'Дири, который успокаивающе похлопывал ее между лопатками. — Но я видела, как ты выезжал из ворот, а рядом с пивнушкой была привязана лошадь. Я вскочила на нее, и перевозчик на барже показал, какой дорогой ты поехал. Когда я подскакала к карете, тебя как раз собирались вешать.
—Так это ты завыла пантерой?
—Прости, Лэйф, ничего другого в голову не пришло.
—Ты спасла мне жизнь, Свайнхильда!
—Ага. От солдат я, конечно, удрала, но совсем заблудилась. Моя лошадь шла и шла, а потом споткнулась и сбросила меня в кусты. Когда я из них выползла, смотрю, откуда ни возьмись, сидит на пне старуха и курит сигару. Я так обрадовалась, что даже с ней поздоровалась, все-таки — живой человек. Старушка подскочила, будто на кактус уселась, и уставилась на меня, как на привидение. «Великий боже, — говорит она. — Невероятно. Но в конце концов, почему бы нет?» Только я хотела спросить, окончательно она рехнулась или нет, старая перечница соскочила с пня, сунула мне под нос какую-то жестянку, из которой несло нафталином, а потом я ничего не помню.
—Мне кажется, я знаком с этой старушкой, — угрюмо сказал Лафайет. — Придется когда-нибудь сполна заплатить ей по счетам.
—Затем мне снился дурацкий сон, словно я лечу по воздуху. Проснулась я в красивой комнате, и рядом сидел старикашка, гладкий такой, ухоженный, должно быть, брат старушки. Начал задавать кучу дурацких вопросов, не скажу, чтобы скромных, а когда я хотела уйти, стал меня хватать, ну я и засветила ему как следует. А потом я оглянуться не успела, как в комнату ворвались солдаты и отвели меня в эту камеру. — Свайнхильда вздохнула. — Может, я поторопилась поставить ему фонарь под глазом, но уж больно руки у него были холодные. И я знала, Лэйф, что ты никогда меня не бросишь. — Мягкие губы осторожно сжали мочку его уха. — Кстати, — прошептала она, — хочешь пожевать? Я прихватила с собой бутерброды с салями и сыром. Раскрошились немножко, потому что пришлось прятать их под юбку, но…
—Спасибо, не хочется, — торопливо ответил Лафайет, высвобождаясь из ее объятий. — У нас совсем мало времени. Придется выйти и поискать ключ…
—Эй, а как ты сюда попал? Я не слышала, чтобы дверь открылась.
—Прошел сквозь стену. Никакого волшебства. Электроника. Потом объясню. Но я не могу взять тебя с собой. Так что придется поискать ключ от камеры…
—Ты хочешь оставить меня одну?
—Ничего не поделаешь, Свайнхильда. Не волнуйся. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
—Х-хорошо, Лэйф. Только не задерживайся. Я никогда не любила сидеть одна в темноте.
—Ну-ну, не бойся, будь умницей. — Он потрепал ее по плечу. — Попытайся вспомнить что-нибудь приятное. Оглянуться не успеешь, как я за тобой приду.
—Д-до свидания, Лэйф. Береги себя. O'Лири ощупью добрался до стены и вновь вышел в переливающееся светом пространство. К разительным —переменам трудно было привыкнуть. Убедившись, что коридор пуст, Лафайет нажал на крошечную кнопку, с облегчением убедился, что мир приобрел привычные очертания, и, крадучись, пошел вперед. Двое мужчин в алых мундирах стояли спиной к нему в освещенном дверном проеме, футах в двадцати от выхода из тюрьмы. У одного из них за поясом висела огромная связка ключей. Приблизиться незамеченным было невозможно, и O'Лири включил плоскоход, глядя, как сливаются пол с потолком, а светящаяся стена перед глазами становится прозрачной.
—Главное, не растеряться, — сурово приказал он себе. — Подойти вплотную, материализоваться, выхватить ключи и снова стать плоским. Понятно?
При первом же его шаге светящаяся стена заколебалась, рухнула, превратилась в полупрозрачную вуаль. Лафайет вытянул руку, но ничего не почувствовал.
—Очередной пространственный эффект, — пробормотал он. — Не страшно. Надо идти.
Пробираться в густом молочном тумане было крайне неприятно. Посмотрев в сторону, O'Лири увидел аккуратно сложенные хрустальные кирпичи, убегавшие вдаль по мере того, как он продвигался вперед. Постепенно у него сложилось впечатление, что он попал в кривое зеркало, из которого нельзя выбраться. Через пять шагов у Лафайета закружилась голова. Через десять — он вынужден был остановиться, чтобы справиться с приступом морской болезни.
—Придется Микропчику попотеть, — сказал он, с трудом сглатывая слюну, — прежде чем пустить плоскоход в свободную продажу.
Пересилив себя, O'Лири сделал еще пять шагов. Может, пора?
Внезапно он очутился в калейдоскопе красок. Желтый, красный, бронзовый.. буквально в дюйме от его носа возникла явственная картина позвоночника, в розовато-белом студне.
Рванувшись изо всех сил, Лафайет отпрыгнул в сторону и, очутившись в полной темноте, облегченно вздохнул.
—Микропчик не говорил, — пытаясь унять бешено колотящееся сердце, пробормотал он, — что можно проходить сквозь человека.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем O'Лири удалось успокоиться. Не зная, в каком направлении идти, он пошел наугад и, сделав несколько шагов, выключил плоскоход. Яркий солнечный свет ударил ему прямо в глаза.
