— Занесите в протокол, — сказал председатель, — что властью высшего совета Мирабета Селькирк временно назначается на пост главного правителя Сембии на следующие девяносто дней. Официальное заявление будет сделано сегодня вечером.
Мирабета взглянула на Эндрена. Он должен был понимать, что сейчас произойдёт. Старший Корринталь принял преисполненную собственного достоинства позу, когда Мирабета заговорила:
— Эндрен Корринталь, вы арестованы по подозрению в убийстве Кендрика Селькирка.
— Нет! — крикнул Абеляр, выхватив меч, лезвие которого сияло красным.
— Если вмешается Абеляр Корринталь, арестуйте и его, — добавила Мирабета.
Пятеро стражников подняли своё оружие и двинулись к Корринталям. Эндрен положил ладонь на плечо сына и надавил, чтобы тот опустил клинок.
— Нет, Абеляр. Только не так.
— Ты не убийца, — ответил его сын, не отрывая глаз от приближавшихся стражников.
Эндрен посмотрел на Мирабету.
— Нет. Меня оправдают.
Мирабета лишь усмехнулась.
Абеляр взглянул в отцовское лицо. Эндрен кивнул, улыбнулся, и юноша убрал меч в ножны.
Элирил раздражённо прицокнула. Она надеялась увидеть кровь Абеляра.
Ещё один союзник Эндрена, Хермлин Самбруар из Урмласпира, заявил:
— За стенами собрались две сотни людей, которые но одобрят это, Мирабета. Это же очевидный захват власти.
Прежде чем графиня смогла ответить, Эндрен покачал головой и произнёс:
— Нет, Херлин. Мы не станем превращать Ордулин в поле боя. В отличии от графини, я слишком дорожу нашей нацией, чтобы так рисковать её благополучием. Председатель, я требую собрания знати с целью выбрать следующего главного правителя по окончанию срока Мирабеты Селькирк.
Элирил нахмурилась. Как и её тётя. Собрание знати превратит совет двадцати в ассамблею из семидесяти или более членов. Такое собрание нарушит все планы Мирабеты.
— Ты не в том положении, чтобы что-то требовать, Эндрен Корринталь, — заявила Мирабета. — Совет уже более трёх сотен лет не созывал собрания знати. Задача совета, как представительного органа, в том, чтобы в этом не было нужды.
Эндрен поглядел на Мирабету.
— И совет потерпел неудачу. Ордулин превратился в улей, где идёт борьба за власть между жадными политиканами, которых собственная выгода волнует сильнее интересов государства. Нации требуется новая кровь и новые перспективы. Я соглашусь на этот арест — на домашний арест, в моём особняке в Ордулине — только в том случае, если мой сын останется на свободе, а верховный совет согласится на собрание знати. Следующего постоянного главного правителя должны избирать всё представители знати, а не этот круг советников.
— Поддерживаю! — крикнул Херлин. — Публичное голосование за собрание знати, председатель.
Лоссит, по природе своей стремящийся к компромиссам, несмотря на протесты Мирабеты открыл публичное голосование. Каждый из членов ассамблеи проголосовал за — они были готовы возложить ответственность за избрание нового главного правителя на всю знать Сембии. Увидев это, Мирабета отозвала свой протест и тоже проголосовала за.
Но последнее слово всё равно осталось за ней.
— По приказу главной правительницы, — сказала стражникам Мирабета и указала на Эндрена, — арестуйте этого убийцу.
Эндрен торопливо прошептал последние указания Абеляру, пока тот бросал яростные взгляды на Мирабету с Элирил.
***
Кейлу снились духи, корчащиеся в ямах с жидким огнём. Ямы обходили рогатые демоны с чёрной чешуей, истязая мучеников ножами. Делая свою кровавую работу, демоны ухмылялись. С мерцающего красного неба сыпался огонь. Смех, зловещий и глубокий, заглушал крики. Кейлу он показался знакомым, но Эревис не мог вспомнить, откуда.
Помоги мне, сказал голос.
Кейл не мог понять, была это просьба о спасении или предложение помочь с истязанием грешников.
Помоги мне, Эревис, повторил голос.
На этот раз Кейл узнал его.
Магадон?
Прежде чем Магадон ответил, в сон проникло нечто тёмное, большое и страшное. Мерцавшее небо помутнело. Грешники и дьяволы руками заслонились от упавшей тени.
Отец, произнёс мысленный голос Магадона, и Кейл почувствовал присутствие сущности, древней, как сама Мультивселенная. Её сила обнажила всю сердцевину шейда. Он хотел убежать, спрятаться, но укрыться было негде. Он знал имя сущности. Это был никто иной, как Мефистофель, отец Магадона.
Он мой, сказал архидьявол, и от этого голоса из ушей Кейла потекла кровь.
Эревис проснулся от того, что Варра трясла его. Открыв глаза, он обнаружил, что с тела стекают тени, заполняя постель. Укрытая тьмой Варра кричала его имя.
— Эревис! Эревис!
Стук сердца эхом отдавался в ушах. Он был насквозь мокрый от пота. Голова звенела. Он схватил Варру за запястья и заставил тени отступить.
— Я в порядке, Варра. Это был сон. Плохой сон.
Но он не был уверен, что всё дело только в этом.
Варра с беспокойством глядела на него сверху вниз со слезами в глазах.
— Боги, — сказала она.
— Со мной всё хорошо, — уверил он девушку.
Она вздохнула, мгновение рассматривала его, потом опустила голову ему на грудь. Эревис обхватил её руками, надеясь, что Варра не услышит, как громко стучит его сердце, и вдохнул аромат её волос. Это его успокоило.
В доме было темно. По-прежнему стояла ночь, вероятно, сейчас было несколько часов после полуночи.
— Ты звал кого-то во сне, ворочался, — сказала девушка. — Комната почернела от теней. Я испугалась. Я всё трясла и трясла тебя, но ты не просыпался.
Кейл задумчиво погладил её по волосам, мысленно находясь ещё во сне. Он плохо спал последние десять дней. Ему постоянно снились души мученников, но ни один из прошлых снов не был таким живым, как этот.
— Варра, мне кажется, что один мой друг попал в беду.
Варра не услышала его. Или сделала вид, что не слышит.
— Ты повторял одно и то же снова и снова, кричал, — сказала она.
Кейл не хотел спрашивать, но не смог сдержаться:
— Что я говорил?
— Ты кричал о надвигающейся буре, про Ад, и всё время повторял «два и два будет четыре, два и два будет четыре». Это что-то говорит тебе?
Кейла ударил озноб. На его коже играли тени.
— Да. Нет. В смысле, я не уверен.
— У тебя гусиная кожа, — она провела рукой по его груди. Вокруг её пальцев кружились тени.
Эревис погладил девушку по волосам.
— Это пустяки, Варра. Просто сон.
Она кивнула и больше не стала задавать вопросов.
Кейл глядел на потолочные балки и обдумывал сон и слова, которые он говорил. Фраза «два и два будет четыре» принадлежала Сефрису Двендону, безумному мудрецу Огмы. Этим Сефрис хотел сказать, что от судьбы невозможно уйти.
