Тугая пелена тумана, скопившаяся за плечами пришельцев из прошлого, вдруг выплыла из-за их спин, накрыла застывших в колонне людей, на мгновенье, лишив их возможности различить рядом стоявшего соседа, потом с такой же скоростью втянулась обратно, слизнув за собой пришельцев, будто и не стоял никто перед ними прежде.
Монзырев на пару с Горбылем, первыми пришли в себя. Оглядели своих подопечных. Каждый переживал случившееся по своему, выходил из мимолетного ступора.
— Батька, теперь-то что с нами будет? — вдруг прорезался голос из распавшейся на кучки толпы.
Вопрос задал пацан, по виду тянувший лет на четырнадцать. Толик машинально откликнулся, не вдаваясь в мелочи:
— Будем жить, Мишаня!
«Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Вот это финт ушами! Как же так?»
В голове Монзырева сложилась полная картина, что с ним происходило раньше. Причем картина была настолько реалистичной, что он просто охренел. С ним ли это было? По всему выходило, что с ним. У выхода на поляну поднялся шум голосов. Все обсуждали не случившееся с ними, а свои ощущения и воспоминания. Кто-то положил ему руку на плечо, обернувшись, он увидел Галкины глаза, проникновенные, наполненные влагой.
— Милый, как же я соскучилась по тебе!
Монзырев обнял жену, впился губами в манившие губы молодой женщины.
— Все будет хорошо, родная. Ты только верь мне. Все будет хорошо!
Неширокая река торжественно спокойно несла свои воды на запад, где через сотни километров вливала их в мощную артерию седого Днепра. Левый берег ее, обращенный к югу, был пологим, во многих местах поросшим зарослями камыша, с длинными песчаными пляжами, обрамленными шапками кустов шиповника и акации. Колючий терновник на нем, почти по всему протяжению реки, сформировал труднопроходимую стену зелени. За этой стеной так же, как и сотни лет, тому назад, расстилалась бескрайняя степь, которую издревле величали Диким полем. Правый берег, высокий, во многих местах обрывистый, нависал над текучей водой, позволяя со своей высоты разглядеть всю прелесть изгибов Псела, круговерть замутненных омутов и игру серебра, искрящейся на закатном солнце рыбы у поверхности воды. Его лесистая местность отличалась по своему составу от левобережного соседа, образовывая светлый, легко проходимый массив из молодых, не старше ста лет дубов, березняка, да поросли все того же шиповника. Рясные ветви боярышника, были усыпаны крупными, красного цвета, ягодами, словно каплями крови, расцветили зелень листвы. Всю поверхность массива, будто шрамы, избороздили десятки наезженных и нахоженных проселочных дорог и тропинок.
В одном из таких чудных мест, природа на правом берегу создала широкий затон, с песчаным, оголенным от растительности пляжем, в подкове реки, с мелководьем под водной гладью. Место приметное, пользующееся популярностью в летние месяцы у приезжих и местного населения, позволяло людям расположиться на отдых у самой воды. Осенний день короток, особенно на юге, а ночи темные и теплые, по темени лесными тропами много не наездишь, есть риск повредить подвеску на авто, лишиться колес. Потрепанная, видавшая виды «девятка», с подмосковными номерами, свернула с проселка к реке, остановилась в тридцати метрах от тихо несущей свои воды реки. Из машины вышли трое, крепких, спортивных вида мужчин, одетых по-летнему. Двое молодых, третий постарше. Три двери, закрываясь, синхронно хлопнули, а приезжие шагнули к реке, молча замерли у берега, осматриваясь по окрестностям.
— Ну, что, командир, кажись прибыли на место? — задал вопрос жилистый, высокий, похожий на гоблина, полностью лысый парень лет двадцати восьми.
— Да, Сашка. Вряд ли есть в окрестностях второе похожее на это место, — откликнулся старший. — Открывай багажник, Андрей. Будем располагаться. Завтра приступим к поисковым работам.
— Есть, командир!
Вскоре в сгустившихся сумерках, прямо на песчаном пляже запылал костер, весело слизывая языками пламени тонкие ветки хвороста, вгрызаясь в тело поленьев потолще. Поверх армейских, пятнистого цвета спальников, у огня расположились приезжие, подсовывая под языки огня нанизанные на прутья кусочки хлеба с салом. На расстеленной тут же клеенке, навалом лежали пахучие южные помидоры, зеленый лук, огурцы. Початая бутылка водки «Хортица», уже два раза обошла автомобильный набор металлических стопок.
— Как же хорошо быть в отпуске, — откинувшись на спину, потянувшись, заглянув в мерцающую глубину низкого звездного неба, с восторгом заявил самый молодой из приезжей компании.
— А, то! — подтвердил лысый гоблин.
— Да, парни. Как же я за вами соскучился!
— Да ты че, Николаич? Мы ж, считай, весь летний сезон в лагере вместе отбарабанили.
— Я не о том, Сашка. Для меня наше прошлое, словно вчера было.
— Ну, да! Тем более молодая жена у тебя под боком все лето была. Небось, приедем из отпуска, отношения с Галкой документально оформишь?
— Обязательно! Только ничего вы не понимаете. Для меня, вон Андрей, погиб семь лет назад. Я с этим уже давно свыкся.
Ищенко принял удобное положение, полулежа, облокотился на локоть, через языки пламени уставился на командира.
— А когда всем нашим трындец настал, я чуть с ума не сошел. Представляете, всех кого любил, кем дорожил, в одночасье не стало. Остался один как перст. Можно сказать, сбежал от проблем десятого века. Когда вышел через «окно» в свое время, опять получил встряску организма. Смотрю, стоят все перед проходом, в том числе и я сам. Все живые, здоровые, только молодые. Представляете? Мечта идиота свершилась. Помолодел на десять лет, а мозги в черепе остались прежними с наработанными навыками, повадками, и чего греха таить кое-какой мудростью. Ха-ха!
— Да-а, это тебе не фиги воробьям показывать, — хмыкнул Горбыль, словно разливая водку по стопкам. — Вздрогнем, бояре?
Выпили, захрумтели закусывая свежими огурцами.
— Слушай, Андрюха, давно хотел у тебя спросить. Как оно там? — Сашка неопределенно показал пальцем в сторону призрачно мерцавших звезд.
Ищенко опустил взгляд на пламя костра, подбросил в него пару веток, в раздумье дождался, когда пламя станет ярче, ответил:
— Да не помню я ничего. Вот раньше, точно знал, как. Потом как обрубило. Не помню. Только знаю, что есть там что-то!
— Ясно дело, что есть. Это я и без тебя знаю, все-таки сам смертушку от руки половецкой колдуньи принял, и тоже ни хрена не помню. Просто думал, раз ты там так долго пробыл, то может чего и запомнил.
— Не-а!
— Эх, сейчас бы под водочку, да дичины, да еще осетрины пожевать!
