Я откладываю вилку в сторону и смотрю на герцогиню с изумлением:
– Вы прочитали чужой дневник? Но это неправильно!
Но ее светлость даже не краснеет.
– Да, прочитала. И тебе советую сделать то же самое. Эта девушка учится в нашей школе, и разве не должны мы думать не только о знаниях, которые ученицы получаю здесь, но и заботиться об их нравственности? А в дневнике девицы часто пишут о том, что не вполне прилично. И разве не должны мы предостеречь их от опрометчивых поступков, на которые они порой решаются по молодости лет? Вот недавно, например, из столичной школы сбежала с кавалером дочь барона Рибона. Кавалер оказался бесчестным и на девице так и не женился. Она с позором вернулась домой и теперь обречена на презрение общества. А если бы в той школе нашелся кто-то, кто знал бы о ее планах, и сумел бы ее остановить? Ее честь была бы спасена.
Надо признать, в ее рассуждениях есть некоторая логика.
– Тем более, – подливает масла в огонь герцогиня, – что на этих страницах есть кое-что и о тебе.
Не очень охотно, но я всё-таки беру в руки толстую тетрадь в кожаном переплете. Почерк у мадемуазель Пикард просто каллиграфический – буковка к буковке, – и читается написанное ею легко.
Большую часть ее приправленного желчью возмущения о том, что она вынуждена в школе общаться с теми, кто ниже ее по статусу, я просто пропускаю. Об этом она не стесняется заявлять и вслух.
А вот ее рассуждения о возможном браке с принцем меня невольно заинтересовывают. Правда, совесть пытается удержать меня от прочтения этих страниц – уж со стороны его высочества Арлет точно не грозит бесчестье, а раз так, то не разумнее ли не знать ее мыслей по этому поводу? И всё-таки взгляд выхватывает несколько строчек.
«То, что Его Высочество не пригласил меня на первый танец, даже хорошо. Он ни за что не стал бы привлекать внимание именно к той, к которой на самом деле неравнодушен. А значит, я должна не завидовать Марисе, а пожалеть её.
Жду-не дождусь того дня, когда принц сделает мне предложение. Хорошо бы это случилось прямо здесь, в его герцогстве. Тогда я вернулась бы в столицу уже в статусе его невесты. Ах, как приятно будет появиться на балу в королевском дворце и насладиться всеобщим восхищением. Конечно, завистников тоже будет много, но что мне за дело до них?
Его Величество уже стар и тяжело болен. Он не способен управлять страной как должно. Быть может, он решится передать власть Его Высочеству? Это было бы разумно.
Ах, какие бы наряды и драгоценности у меня тогда появились! Я, наконец, надела бы тиару, которая на седой голове нынешней королевы смотрится совсем неуместно.
Мы сегодня немного повздорили с Лесанж. Она осмелилась сказать мне, что вчера Его высочество особо выделил на балу графиню де Ламарк. Она думала уязвить меня этим. Но это просто смешно! Мне нет никакого дела до Эжени, потому что наследник престола не может жениться на той, которая всего лишь дочь графа. Это лишит его права на престол, а ни одна женщина этого не стоит.
А вот с магической школой потом нужно будет разобраться. Надеюсь, принц согласится со мной, что дети высшего дворянства должны учиться в особых заведениях, куда не допускаются те, кто значительно ниже их по статусу».
Не могу сказать, что меня сильно задевают ее слова. Что касается меня и принца, она всего лишь написала то, что я знаю и сама. Да и не претендую я на его руку и сердце.
А вот ее резкие слова в адрес короля и королевы меня удивляют.
– Она или слишком отважна, или слишком глупа, если доверяет такое бумаге. Кто угодно мог прочитать это и доложить куда следует.
Но герцогиня не соглашается:
– Нет-нет, она не так проста, дорогая. На дневник была наложена магическая защита – довольно сильная, надо признать. Но что значит какое-то заклинание для сестры Рауля де Ламарка?
28. Эжени. Нападение
За неделю мы расквартировываем почти всех своих драконов. Мой поверенный подготовил очень хитрый договор, согласно которому новые владельцы становятся таковыми только на сто лет, а по истечение этого срока они (ну, мало ли!) или их наследники обязаны вернуть животных к нам на ферму в добром здравии. Обязанностей другой стороны там было предусмотрено столько (поить, кормить, выгуливать), что я была уверена – никто в здравом уме не подпишет этот документ. Но все подписывают и как миленькие! Должно быть, их сердца греет тот пункт, который гласит, что в случае, если в указанный период дракон обратится в человека, то все связанные с этим выгоды (в виде нематериальной дружбы возможного принца или его вполне материальных денежных сокровищ) переходят к новым владельцам.
На ферме остаются только пять особей, среди которых и тот любопытный драконёныш, с которым я познакомилась в прошлый раз.
Сейчас мы с Селестой и Элианой кормим его фруктами прямо в диком саду, что находится рядом с купленным у де Версена лугом. Я смотрю на перепачканные сладким фруктовым соком лица девочек и такую же липкую мордочку маленького дракона и не могу сдержать улыбки. Ну, что тут скажешь – дети!
Месье де Крийон полагает, что общение с драконами развивает магию человека, поэтому время от времени он водит на ферму и своих благородных учениц. Правда, некоторые из них брезгливо морщат свои носики, но возражать не пытаются – чего не сделаешь, чтобы успешно сдать экзамен и получить-таки вожделенный аттестат.
– Ваше сиятельство, а можно, мы назовем его Лябусом? – спрашивает Элиана.
Они, наконец, перестали меня бояться, и хотя держатся с должной почтительностью, но уже не вздрагивают от каждого моего слова и не стесняются сами обращаться ко мне с вопросами.
Я киваю. Лябус так Лябус.
Мы по-прежнему осторожничаем с магическими занятиями – на девочках, как и на мне самой, надеты почти незаметные амулеты, маскирующие магию.
Месье Крийон надеется, что уже к следующей весне Селеста окажется способной на самостоятельную, пусть и весьма простую, магическую практику. Травяные зелья, слабенькие заклинания – всё то, что не требует лицензии, но способно приносить хотя бы небольшой доход. Она могла бы открыть зельевую лавку прямо в поместье. Конечно, она способна на большее, но это большее не дозволяет ей закон.
Я настолько погружаюсь в свои мысли, что вздрагиваю, когда совсем рядом с нами на дороге раздается цокот копыт. Трое всадников несутся прямо к нам. Испуганно разлетаются по сторонам мирно сидевшие на деревьях птицы, клубится пыль.
Они останавливаются в нескольких метрах от нас. Их простая одежда совсем не вяжется с дорогими ухоженными лошадьми.
Я выжидательно смотрю на них, но они не торопятся себя назвать. Один из них – тот, что подъехал ближе всех, седой мужчина – наконец, что-то тихо говорит, но не нам, а своим товарищам. Они подъезжают еще ближе.
От их молчаливой враждебности мне становится страшно. Мы слишком далеко от особняка и фермы, чтобы кто-то услышал наши крики.
– Кто вы такие? – громко спрашиваю я. – Что вам нужно?
Они и не думают отвечать. Самый могучий из них спешивается и вдруг хватает за руку маленькую Элиану.
– Что вы делаете? – я бросаюсь в их сторону, но остальные двое вынимают шпаги из ножен.
– Не советую вам вмешиваться, сударыня! – обращается ко мне седовласый. – Мы вас не тронем, если вы постоите в стороне. Мы заберем только их, – и он кивает в сторону девочек.
Он что, сумасшедший? Я делаю еще шаг вперед, едва не натыкаясь на острую сталь клинка.
– Будьте благоразумны, сударыня! – кажется, он начинает нервничать.
Конечно, наши силы не равны – двое детей и женщина против трёх вооруженных мужчин, – но мы бросаемся в бой.
Я хватаю Элиану за другую руку, не давая амбалу возможности забраться с девочкой на лошадь, и судорожно начинаю соображать, смогу ли я построить портал, через который мы сумеем пройти втроем. Я не уверена в этом, но попытаться стоит.
Селеста заклинанием поджигает сухую траву под ногами лошадей, и те взвиваются на дыбы.
