– Бояться не зазорно. Не бояться только дураки и те, кто считает себя сильными. Но на каждого сильного всегда найдется тот, кто сильнее, так что – тоже дураки, если не боятся. Ты пока не понимаешь, но когда-нибудь поймешь, какой большой дар получил, и к чему так ревниво относится Таби-эр, – вздохнул мастер. – Я не могу знать, что тебя пугает, а ты не сможешь сказать… Но… я могу рассказать о своем «щите»…
– Вы можете говорить о нем, мастер?
– Мой «щит» разрушен, – мягко произнес мастер. – Его сломали. Поэтому я могу рассказать. Есть разные техники ментальных защит, в каждой из семей менталистов – свои, если… – мастер помолчал, думая, – Рис передал тебе что-то стандартное, то это должен быть объект, который ты знаешь, как свои пять пальцев. И который знаешь только ты. Объект, который можно перестроить так, чтобы каждый, кто попадет в твою голову без спроса, заблудился бы там…
Коста затаил дыхание.
– Мой «щит» – это лабиринт, – размеренно продолжил мастер. – Там, где я вырос, много болот и топей, и в стороне от Тига, на южном тракте есть заброшенное место, куда можно пройти болотами, которые кишат змеями. Место, куда не пройдут чужие. Лабиринт, чьи стены так высоки, что не видно небес в ясный день, камни покрыты мхом и лишайником, на поворотах туман и… только тот, кто играл там в детстве, сможет пройти его. Тигийский, – произнес мастер Хо мягко. – Никто не знает, кто построил его, но он был задолго до того, как мы пришли в этот мир… Идеальная защита, которая могла выдержать почти всё… У тебя будет свой объект. Который ты должен построить в своей голове до последнего поворота.
Коста вздрогнул – предыдущей ночью он прошел только четвертый уровень катакомб, если он должен пройти все двадцать вниз, чтобы «достроить щит»…
– Тогда… как «щит» сломали? Если защита идеальна?
Но Наставник не ответил. Просто смотрел молча – в сторону берега, там где в темноте, за лентой реки, лежали земли Восточного предела.
Больше Мастер Хо не сказал ничего полезного, в отличие от “занозы”, которая оттаяла через два дня не в силах сдержать любопытство.
– Я так хочу посмотреть, – канючила она, заглядывая ему в глаза утром, в обед и вечером, проверяя не вернулся ли дар. – Просто хочу посмотре-е-е-е-еть…
Коста высокомерно фыркал и позволял. Если сначала он дергался каждый раз, вспоминая поместье Блау, то со временем убедился, что у “дуры” ничего не получится и расслабился.
– Ты тупой, – довольно вещала девчонка и закатывала глаза. – Если я права, то это первый детский уровень. Детский! Первый уровень даже самые неодаренные дети проходят за декаду! А ты сидишь уже вторую!
– Я не менталист, – огрызался Коста и отворачивался.
– Тупой, – довольно констатировала девчонка, наблюдая как с каждым утром круги под глазами Косты становятся все темнее и глубже. – Так и быть, помогу. Отец говорил, нужно помогать блаженным и нищим духом…
– Да пошла ты!
– Слушай, когда говорят, – Таби преисполнилась важности и обвела палубу глазами. – Достроишь первый уровень, настанет самая сложная часть, эта простая…
Простая? Коста вздрогнул. Если это – простая, то какая, прости Великий, сложная? Если он и так чуть не скончался от страха в этих снах про катакомбы будучи там совсем один во тьме?
– …потом нужно будет паковать мысли, воспоминания, – поправилась девчонка, прикусив губу. – Как конфетки в бумагу, как свиток перевязать лентой, как… эээ… как пергаменты сложить в тубус и защелкнуть, – нашлась она наконец. – Вот представь, что ты видишь?
– Корабль, – Коста пожал плечами.
– Если представить, что тебе можно было бы записать мысль на бумаге и спрятать здесь, чтобы не нашли, куда бы ты спрятал?
Коста думал долго. Изучал палубу, сундуки, людей, снасти, входы в трюм.
– Никуда. Небезопасно.
– Но нужно спрятать тут! – девчонка раскраснелась и топнула ногой. – Тупой! Прятать можно только тут! Кроме корабля – ничего нет, – обвела она рукой.
– Тогда, – коста помолчал мгновение. – Я бы украл у Наставника бутылку с самогоном, которую он прячет в большом бауле…
Таби открыла от удивления рот.
– … вылил бы самогон, просушил, записал, свернул пергамент, сунул в бутылку, запечатал и выкинул бы за борт. В реку, – уточнил Коста тихо.
Девчонка открывала и закрывала рот.
– Но так нельзя, – выдала она наконец. – Ты ограничен объектом, ограничен кораблем…
– Это ты ограничена, – снисходительно ответил Коста. – Ограничена тут, – он постучал пальцем по виску привычным жестом Наставника Хо. – Учись думать!
– Дурак!
– Сама дура!
– Тупой!!!
– Сама тупая!
– Противный!!!
– Заноза!
….
* * *
Разговаривать с «занозой» было интересно, точнее – слушать, потому что говорила в основном Таби. Девочку учил отец, и взгляд на такие привычные и известные всем вещи был совершенно особенным… менталистским, как будто переворачивал все с ног на голову, делал черное – белым, а белое – черным.
Например, их вчерашний спор про форму.
Коста прищурился, оценив, как девчонка ежится на ветру, кутаясь в шаль. Погода – менялась. Стало теплее, так тепло, как на побережье бывает только в месяцы середины зимы, когда верхние плато зеленеют и покрываются ярким ковром красок. Наставник брал его в горы каждую зиму и Коста первые дни ходил, как пьяный, от того, какие насыщенные цвета вокруг – ярко – голубое небо, белоснежные шапки льда, зелень, алое, золотое, сиреневое, фиолетовое – костры цветов на плато горели всюду.
Форма целителей зеленая, как трава на плато, как та вода, что бежит за бортом. Всех оттенков зелени. Менталистам шьют темно-серое, и все – это знали все от мала до велика, почему теперь «мозгоедам» запрещен белый цвет, которым они так гордились в эпоху Исхода. Потому что запятнали дела свои и мысли, и теперь не имеют право на белый.
Таби говорила: «Очернили. Нас очернили и нас запятнали – и заставили отказаться от белого». Исторические факты в Хрониках тоже претерпевали причудливые метаморфозы, когда их трактовала «заноза». Все знали, что кланы были вынуждены защищаться, от произвола менталистов.
«Чудовищное, тщательно спланированное уничтожение генетической линии» – говорила Таби. «Мы просто были вынуждены защищаться. Это – самозащита».
Коста хмыкал, но молчал.
Хотя самый распоследний раб знает, что может сотворить только один обученный менталист, не связанный ограничивающей клятвой. А что может сделать десяток свободных «мозгоедов»?
«Шлемник – это подло» – шмыгала носом Таби, и терла и так покрасневшие глаза. «Подло, бесчеловечно, трусость убивать тех, кто не причинил никакого вреда».
«Шлемник – это практично» – считал Коста. Хотя он не знал, как работает сбор, но если бы его спросили, он бы сказал, что совершенно точно хотел бы иметь под рукой оружие, чтобы остановить того, кто может расплавить или сожрать ему мозги. Все, что Коста знал о происхождении шлемника – это то, что пояснял Наставник. Перекос сил на доске пределов – менталисты взяли слишком много власти, поговаривали даже, что ещё шесть поколений назад Фениксу, возглавлявшему Совет кланов империи, просто диктовали решения. А на самом деле правил тот, кто стоял за Главой в белоснежных одеждах.
Открытие «отравы» изменило расклад на до и после. Однажды ночью большая часть менталистов просто не проснулись. И кланы принялись мстить.
«Мы – полезны» – настаивала Таби. «И незаменимы. Мама исцеляла души, работала с детьми, именно за это её ценила госпожа Блау. Мама могла успокоить, снять боль, возвращала веру, даровала спокойствие, уверенность и бесстрашие. Пока мама была рядом, я всегда хорошо спала» – добавила девочка совсем тихо. «Отец сказал, что это кара Мары» – добавила девочка мстительно, – «будь мама жива, младший наследник продержался бы ещё несколько зим, и не слетел бы с плетений и… когда мама была рядом, отец был… смелым и сильным, и мог всё…».
Возражать Коста не стал.
