Ознакомительная версия.
Ирабиль отстранилась от окна.
— Зачем они здесь стоят? — спросила она.
— Это берсерки, — ответил король. — Они стоят здесь… Двенадцать лет. Ни единого движения, никакой пищи, кроме нарушителей.
— Нарушителей? Ты о людях?
— Им строго запрещено двигаться по этой дороге, но иногда, надо думать, находятся смельчаки. Не знаю, что их ведет. Любопытство или бунтарство. Никто из них не возвращается.
Свистнул кучер, карета остановилась. Расторопный слуга спрыгнул на землю, и дверь кареты отворилась. Король вышел сам, помог спуститься дочери. Ирабиль замерла, глядя на громадину храма. Колонны из белого мрамора взмывают в небо. Монолитные плиты, белые, как снег, кажутся легкими, почти невесомыми. Храм словно спустился с неба, соткался из облаков.
Ирабиль поставила ногу на первую ступень и замерла. Нога не прошла сквозь молочно-белую плиту. Ступень была твердой.
— Смелее, — подбодрил отец.
— Он как будто не настоящий.
— Я знаю. Если бы я мог поставить его не на земле, то сделал бы это.
Пустая арка без дверей манила зайти внутрь. Принцесса миновала колоннаду, звук шагов эхом раскатился по огромному залу. Король в мягких туфлях ступал почти не слышно.
Подняв голову, принцесса увидела множество витражей, через которые мягко струился разноцветный свет.
— Это сделал ты? — шепотом спросила Ирабиль, а эхо закружилось вокруг нее, повторяя вопрос на разные лады.
— Нет. Она.
Ирабиль посмотрела туда, куда указывал отец. В середине зала она увидела девушку и удивилась, как не заметила сразу. Подойдя ближе, Ирабиль поняла, что перед ней невероятной красоты скульптура. Принцесса остановилась в двух шагах от нее и, забыв обо всем на свете, смотрела.
Лицо девушки было мраморным, как и руки. Только мрамор использовали другой, не такой белый, отчего издалека девушка и казалась живой. Волосы выглядели настоящими, мягкими, но Ирабиль поняла, что их с невероятной тщательностью отлили из золота и серебра. Изумрудные глаза смотрели на принцессу. Ирабиль совсем растерялась, пытаясь понять, из чего созданы одежды незнакомки. Каменья и металлы переплетались в непостижимую вязь, походившую на мягкую ткань.
— Это…
— Да. Это — королева Ирабиль. Такая, какой я ее запомнил за тысячу лет.
Принцесса бесшумно опустилась на колени. В этом жесте смешалось все — и нервная дрожь, и внезапно пришедшая усталость, и молчаливое преклонение перед самым прекрасным, что только может существовать в мире.
— Мама, — прошептала принцесса, и лицо статуи расплылось у нее перед глазами. Слезы закапали на мраморный мол. — Мама, мамочка…
Король стоял чуть поодаль и молчал. Не было нужды вмешиваться в разговор между живой и мертвой. Он достаточно говорил с обеими.
Принцесса опустила голову, не в силах удержаться от рыданий. Хотелось ползти вперед, коснуться руки этой женщины, ощутить ее тепло и ласку, но она не смела. Понимала, что лишь коснется камня, и боялась разрушить это сладостное, гнетущее чувство.
Что-то коснулось ее волос. Принцесса замерла. «Папа?» — подумала она. Но рука, гладившая волосы, гораздо меньше руки отца. Меньше и нежнее. А вот и вторая… Затаив дыхание, на грани между жизнью и не-жизнью, принцесса впитывала ощущение ласковых рук, которые ласкали, прикасались к щекам, щекотали подбородок. Принцесса не могла открыть глаза, боялась, что сказка исчезнет, останется холодная статуя.
Родился тихий звук, и принцесса не сдержалась, громко всхлипнув. Стараясь не дышать, слушала мелодию без слов, которую напевала мама. Ту же самую, под которую она танцевала на поляне под луной.
Принцесса подняла голову, не открывая глаз. Протянула руку, и почувствовала, как пальцы переплелись с другими. Легкое дыхание на виске.
— Ты совсем выросла, любовь моя, — угадывались едва слышные слова. — Я рада, что после меня осталась ты.
— Мама, — шептала принцесса. — Мне без тебя так… так…
— Не говори ничего. Не мучь себя. Я знаю о тебе все, даже то, о чем ты не догадываешься. Ты прекрасная девочка, моя дорогая И. Ты красива душой и телом. Мне больно думать о том, что тебе предстоит вынести, но ты справишься. Когда ты любишь и веришь, нет никого сильнее тебя.
Губы коснулись глаз принцессы, запечатлев на веках поцелуи.
— Теперь иди. — Голос почти исчез, но принцесса жадно ловила каждое слово. — Ты живая, так иди и живи. Подари жизнь другим. Не мне. Я отдала тебе свою.
Морок исчез. Принцесса лежала на мраморной плите, не в силах унять бешено бьющееся сердце. Сильные руки отца подняли ее и понесли прочь.
— Это было по-настоящему? — спросила Ирабиль, когда карета ехала обратно.
— Я хочу, чтобы это было по-настоящему, — сказал отец.
Ирабиль подняла взгляд и увидела слезинки в глазах отца. Лицо его стало непривычно старым, морщинистым. Таким принцесса его никогда не видела.
— Папа, не надо, — испуганно шепнула она, и взяла сухую старческую ладонь в свои руки, ощутила толчки крови.
— Я устал, милая, — проговорил старик. — Если бы ты знала, как я устал… Меньше всего хотелось бы свалить на тебя все заботы, но я не знаю, сколько еще продержусь. Знаешь… Беги. Беги, куда глаза глядят, и забудь обо всем. Если впереди вечность, то лучше потратить ее на то, что любишь, чем на то, что должна.
— Папа, перестань! — задрожал голосок принцессы. — Я тебя не брошу!
Он улыбнулся. Пожал ее ладонь.
— Ты так на нее похожа… Маленькая моя И…
Спустя мгновение морщины на лице короля разгладились. Холодный взгляд серо-стальных глаз, который часто пугал принцессу, на этот раз заставил ее улыбнуться.
— Прости, — сказал отец. — Испортил тебе подарок…
— Нет! — Принцесса перебралась к отцу на колени и обняла его, свернувшись калачиком. — Спасибо, папа. Самый лучший подарок. Больше ничего не надо, никогда. Спасибо!
Ирабиль держала отца за руку, поднимаясь по ступенькам Западной лестницы к дворцу, когда увидела наверху черную фигуру лорда Эрлота. Девочка нахмурилась. Довольная улыбка на его лице не предвещала ничего хорошего. Лучше было, когда он улыбался заискивающе — тогда отец мог разнести его в клочья, а после рассмеяться. Но сейчас будет иначе.
— Сегодня третий день, как Сатвир молчит, — доложил Эрлот, обменявшись с королем приветствиями. — Если даете разрешение, я бы начал сегодня ночью.
— Хорошо, — кивнул король. — Кого думаешь взять с собой?
— Атсама хочет поразвлечься. Ну, и остальные лорды.
— Никого из молодых?
— Нет, не думаю. Сами справимся.
— Я разрешаю. Отвечать будешь ты. Важно, чтобы люди, несмотря на страх, видели, что свершается суд. Что бунтовщики получили по заслугам. Они могут ненавидеть этот суд, считать его несправедливым, но они должны видеть, что это — именно суд. Ты меня понял?
Ознакомительная версия.
