— Стоять! Вот, как заговорил! Сбежать хочешь? Обещания надо выполнять, — Инга, звякая подвесками, забежала за спину Шпарина и преградила дорогу.
«Неужели двойник и этой предложил руку без сердца»?
— Никто не знает почему женщина любит того или этого мужчину. Неизвестные законы природы. Любит и всё, — сказала Вика. — Правда, Инга?
— Не хочешь, не надо. Тогда это сделаем мы, — Инга схватила Шпарина за локоть и подтащила к дивану.
— Мягче будет, если вдруг упадешь. Раздевайся, Вика.
— Дамы, что вы задумали? Любовь втроём?
— Время выбирать, Шпарин!
Инга вставила кассету в проигрыватель, из динамиков в углах комнаты полилась тихая ритмичная музыка и девушки неторопливо разделись.
— Останешься с ней или уйдёшь со мной, — стоя на месте, в такт мелодии Вика принялась извиваться, имитируя движения ползущей змеи. — Вот так, любимый. И не иначе.
— Прямо сейчас, милый! — сказала Инга, пританцовывая и повторяя движения Вики. — Выбирай, Миша-а!..
«Безумный стриптиз. Двойной удар ниже пояса».
Девушек вдруг стало четыре, восемь, скоро ими заполнилась вся комната. Они выглядывали из прихожей, спальни, лезли в окно. Танцевали и кривлялись. Комната с девушками завертелась перед глазами, быстрее и быстрее, и он закружился вместе с ней.
— Alles, — сказал Шпарин, пролетая мимо дивана. Пол ударил в лицо, перевернул и, глядя мутнеющими глазами в потолок, остатками сознания успел подумать: «Опять убили».
* * *
Голоса.
— Что с ним?
— Кажется, обморок. Довела парня.
— Кто, я?
— Раздеться, чья идея?
— Голых баб не видел? Видел, всяких. Это была часть плана.
— Бедный, его Древака допросами замучил. Они над ним издевались.
— Вот, вот, не из простого любопытства.
— Зачем в госпитале на него прыгнула? Мы же договорились, когда вернётся, спокойно сядем вместе и разберемся.
— А ты зачем его домой притащила?
— Любовь, знаете ли, милочка. Мы с ним такое вместе пережили у конфедератов! Такое…
— Вот, именно пережили. А я не в счёт?
— В счёт, в счёт. Что делать будем?
— Он говорил про другой мир.
— Говорил…
— С ним и правда, что-то не то. Я ещё в госпитале заметила.
— Обнимает не так?
— Ну, это и остальное… Нежный стал. А так всё в порядке.
— Понятно… Всё! Больше ничего не говори, а то опять взбешусь.
— И ты заметила?
— Смотрит как-то не так и говорит не так, немного иначе, не как раньше. И у нас до главного дело не дошло. Если бы дошло, только ты его и видела.
— В твоих способностях я не сомневаюсь.
— А я в твоих.
— Другого Шпарина я не хочу.
— А я не знаю.
— У него веки дрогнули. Шевелится. Вдруг нас слышит, пойдём на кухню.
Шпарин долго полз по ковру, пока не уткнулся в ножку стола.
«Где эта проклятая дверь? Голова раскалывается. Я грохнулся об пол. Это всё с голодухи. Нафиг мне такая любовь. Хочу домой».
Звякнули подвески и женский чарующий голос произнес:
— Куда это ты собрался, милый? Ты и так дома.
«Я сказал это вслух»?
— Инга? Вика?
— Догадайся! Бедный, ударил головку. Крови нет, небольшая шишечка, — девушка помогла ему подняться. — Иди сюда, садись на диванчик. Покушаешь, сделаю укольчик, восстанавливающий силы, поспишь и всё будет в порядке.
— Легкий ужин и спать? — Шпарин ощупывал голову. Левая сторона лба опухла и сильно саднила.
— Ага, — сказала девушка, подтаскивая к дивану низкий столик с тарелками. — Сейчас принесу суп из языков муфлона. Объедение. Ты всегда его очень любил.
Шпарин смотрел, как грациозно она двигается. Связанные в длинный пучок волосы бились по плечам. Позвякивали подвески, от искрящихся камней отлетали яркие лучики.
— Вот, ешь, а я пока приготовлю укол.
— Что за укол? — Шпарин быстро опустошил тарелку. — Спасибо, очень вкусно.
Девушка обернулась и с интересом бросила на него взгляд.
— Это слово от тебя я слышала редко. А укол — снотворное, легкое… с витаминами, чтобы ты ни о чем не думал и выспался, как следует.
— Бриллианты? Ты прелесть! — сказал Шпарин.
— Ты же сам мне их подарил. Забыл? Мне и ей. А таких слов я вообще никогда от тебя не слышала.
— Всё меняется.
— Рада за тебя. Что ты говорил о другом мире, других мужчинах?
— Забудь! Временное умопомрачение. Что-то нашло, хотел вас подразнить.
— Додразнился. Раздевайся и под одеяло. Пора делать укол и спать.
— Может не надо укол?
— В постель! Ложись на живот, — девушка погладила спину Шпарина и поставила колено на его ногу. — Бедный, как только выжил! Не пищать!
— Я привычный, с недавних пор, — пробормотал Шпарин, пытаясь дотянуться до бедра девушки.
— Всё позже, — почему-то вздохнула девушка, отводя его руку. — Позже, когда выспишься.
— Ты необыкновенная!
— Ещё красивая и умная.
«Что-то подобное я уже слышал», — подумал Шпарин и улетел в разноцветное никуда.
* * *
«Самый чудный и прекрасный сон. Занимался любовью сразу с двумя прекрасными девушками. С одинаковыми лицами и фигурами. Под звон подвесок с драгоценными камнями, которые были на обеих. Привязали к кровати. Что они со мной вытворяли, стыдно вспомнить. О-ё… При включенном свете. Пили вино. «Кого ты выбрал? Бросим жребий», — смеялись они. — В перерывах рассказывал о себе. Доверительно и правдиво. Что-о-о?..»
Шпарин подскочил на постели.
— Пора вставать, солнце уже высоко, — сказала, распахивая шторы, девушка с распущенными волосами. — Длинная ночь. Необыкновенная ночь. Такую никогда не забудешь! Не забудешь?
«Значит было».
— Тук-тук-тук, — постучала и вошла в спальню другая девушка. — Проснулся?
Девушки присели по разные стороны широкой кровати. Переглянулись.
— Мы вот, что решили, — потеребив мятую простыню, сказал та, что сидела справа он него. — Тебе, действительно, необходимо уехать, как ты и говорил.
— Мы никому не расскажем, — кивнула головой та, что сидела слева. — Правда.
— Может вживешься в нашу жизнь.
Шпарин поднял руку.
— Боль-ше ни-че-го не надо го-во-рить. Большое спасибо за всё. Прекрасно провел с вами время, но я об этом жалею.
Шпарин соскочил с кровати, выбежал из спальни, быстро оделся и на прощание хлопнул дверью, так, что кошка, сидящая на верхней ступеньке, подпрыгнула и свалилась с крыльца.
«Любви захотелась, большой пребольшой! Больше никаких кисок, ни скребущихся внутри, ни вертящихся рядом. Всё! Домой, через эти, как их, «тернии». Чего бы это мне не стоило».
В доме, который Шпарин покинул, некоторое время стояла тишина.