Ознакомительная версия.
— Все сумасшедшие общаются между собой?
— О, нет. Буйные больные заперты в отдельном здании. Там все окна и двери на замках, и охрана у входа круглосуточная. Похлеще тюрьмы. Вообще на территории больницы более десяти отделений. Все отделены друг от друга. У каждого отделения свое двухэтажное здание, свои врачи и медперсонал.
В растерянности я почесал затылок. Выбор у меня был не из легких. Однако как бы плохо мне здесь ни было, все-таки я был дома. Дурдом есть дурдом. Я вежливо отказался.
— Как знаешь, — только что и ответил врач, — вернемся к твоим близким?
И мы направились назад во двор. Отец о чем-то тихо перешептывался с матерью, при виде нас оба замолчали. Теперь моя мать была с ним заодно. Она предала меня, вот так запросто.
— Ну что, доктор? Что скажете?
Они стали обсуждать, не стесняясь моего присутствия. Мне лишь оставалось отойти в сторону и слушать их вердикт.
Как я понял, врач сказал, что я вполне нормален, что адекватно веду диалог. Уверенно отвечаю на вопросы, что маниакальных нот в поведении не замечено. Единственное, что смущает, это невроз, но он ни в коем случае ни в острой стадии и может лечиться медикаментозно.
Я видел глубокое разочарование в глазах моих родителей. Такого вердикта врача они не ожидали.
— Но, доктор, — начала мать, — мальчик пережил такой ужас, такое унижение и боль. Я уверена, что это не останется незамеченным. Все проявится со временем. Вы должны ему помочь.
Доктор повернулся и посмотрел на меня. По его лицу я понял что-то типа, мол, я тебе об этом говорил. Так и было. Мои родители искали очередной предлог, чтобы упечь меня в дурдом.
Тогда я принял решение очень важное на тот момент. Я решил, что больше никогда не буду членом этой семьи. Что у меня больше нет ни матери, ни отца, никого. Я отрекся от них всех в тот момент.
Повернувшись лицом к врачу, я четко и громко сказал:
— Забирайте меня отсюда, ведь все равно жить спокойно не дадут. Либо убьют, либо посадят.
Я даже не посмотрел им обоим в глаза.
— Ну, хорошо Том, — врач пришел в себя первым, — собери все необходимое и садись в машину. У тебя на все про все десять минут.
Мне хватило три минуты, чтобы забрать фотоаппарат, альбом, папку с эскизами и карандаши. Ни одежды, ни обуви — ничего не взял. Поехал в чем был.
Когда выходил за калитку, ко мне кинулась мать. Но я оттолкнул ее протянутые руки и пошел прочь.
05 июня 1994 года
Уже поздним вечером мы прибыли в Софию. Проезжая мимо многолюдных улиц, я думал только о том, что подумает обо мне моя Берта. Ведь она скоро должна приехать в деревню. Наверняка ей порасскажут сверх того, что приключилось со мной. Более чем уверен, что выслушав все сплетни, она отвернется от меня. Я был в этом убежден.
Итак, всего за один месяц я лишился всех своих немногочисленных друзей. Это был сильный удар для меня. Что делать и смогу ли завести новых, оставалось загадкой.
Странным образом в последние дни мне было на все наплевать. Удивительное ощущение. С одной стороны, ты сильно переживаешь и не можешь спать ночами, а с другой, абсолютное равнодушие. Оставалось только ощущение того, что при любом разговоре тебе хочется плакать. Непроизвольно и прямо во время беседы. Никогда такого со мной еще не было. Доктор пояснил, что так проявляется психоз. Если не начать лечение, то можно попасть в дурдом очень надолго.
Мы подъехали к высоким воротам, которые автоматически распахнулись перед нашим автомобилем. Медленно двигаясь по каменной дорожке, я изучал территории психиатрической клиники.
Впереди возвышалось высокое серое здание с многочисленными оконцами. Парадная дверь была массивной, в форме арки. К ней вела каменная лестница с широкими ступеньками.
Мы проехали мимо. Сразу же за поворотом был разбит парк с фруктовыми деревьями и цветочными клумбами. По асфальтированным дорожкам гуляли люди в домашних халатах.
Меж деревьев я смог различить несколько двухэтажных зданий. Красный кирпич, черепичная крыша и высокие окна. Все здания были выполнены в едином стиле. Создавалось впечатление, что ты попал не в психушку, а в санаторий.
Наш автомобиль остановился у самого отдаленного кирпичного здания. Едва мы с доктором вышли из машины, как автомобиль тотчас направился вперед, на парковку.
Доктор посмотрел на меня и вдруг, протянув руку, произнес:
— Мы с тобой даже не знакомы. Мое имя Костас. Скорей всего именно я стану твоим лечащим врачом. Подростки — моя специализация.
Это рукопожатие меня отвлекло. Доктор улыбнулся мне, и вместе мы направились по дорожке к зданию.
— Видишь, я же говорил тебе, что здесь все не так уж и страшно. Больные могут прогуливаться по периметру больницы. Правда, здесь своя специфическая атмосфера, но ты быстро привыкнешь.
Так, за разговором, мы дошли и остановились перед дверьми. Костас позвонил в звонок. Дверь медленно и тяжело распахнулась, и на пороге мы увидели тучную женщину.
При виде нас она широко улыбнулась, приглашая войти внутрь. Несмотря на свой вес, женщина двигалась проворно и легко.
По всей видимости, Костас ей нравился как мужчина, потому как при виде его она кокетливо поправила прическу.
— У нас все давно готово. Ожидали, правда, вас несколько раньше, поэтому ужин давно остыл. Но ничего, я быстренько его разогрею и принесу к вам в кабинет.
— Не стоит, Марта. Сейчас устроим мальчика, и я поеду домой. Дорога была долгой, и я жутко устал!
Втроем мы прошли через маленькую прихожую и вышли в просторный холл. Стены покрашены в белую краску. Под потолком — матовые плафоны. На полу — длинные ковровые дорожки. Удивительным образом в отделении не пахло лекарствами. Здесь вообще ничем не пахло.
Меня попросили подождать в коридоре. Там, в холле у окна, стоял журнальный столик и пара кожаных стульев. На отполированной столешнице лежала стопка старых журналов.
Решив, что в ногах правды нет, я присел на стул. Вскоре Марта принесла мне синие бахилы и попросила надеть.
Я заметил, что по коридору никто не ходит просто так. Здесь вообще было пустынно. Создавалось впечатление, что отделение вымерло. Ни посторонних разговоров, ни звуков музыки, ни смеха и плача. Тихо как в лесу.
Через минуту Марта пригласила меня в кабинет психиатра. Несмотря на простоту в коридоре, в кабинете врача было все совершенно иначе.
На полу — современный ламинат цвета лесной орех. На окнах — жалюзи в тон. Стены выкрашены в персиковый цвет. У окна широкий массивный стол. Плоский монитор и клавиатура. Папки бумаг, стопки исписанных листов, многочисленные карандаши и ручки.
Ознакомительная версия.
