А я проснулась, на этот раз точно и окончательно. Проснулась… среди серебристо-зеленых степных трав.
Память нахлынула, будто неумолимое и беспощадное цунами. Она уничтожала одну личность, подменяя ее разрозненными картинами прошлого… Наверное, я умерла в тот момент: совершенно исчезло осознание себя, остались только десятилетия чей-то чужой жизни, проносившиеся в сознании, заполняющие собой все его.
И все же… все же, где-то в глубине души я понимала и знала, что все то, что я вижу - это было со мной. Это и была я… Но и не я, в то же время.
Виделось все странно и непостоянно: то будто со стороны, то от первого лица; как будто менялся угол обзора в какой-то компьютерной игре.
Из осколков мозаики под названием "память" мне удалось собрать образ ее-меня - принцессы Миа-Кхель. Странная бледная и печальная, словно сотканная из вечернего сумрака и предрассветных теней - совсем не похожая на то, как должна бы выглядеть наследница народа Первой Зари. И все же, она лучилась каким-то прекрасным светом, исходящим из глубины души. Да, он был немного приглушен печалью той, чьей дом обратился в пыль много сот лет назад… Но тогда в сердцах еще жила надежда, тогда в умах еще не поселилась мрачная обреченность… Тогда тьму связывали только с заходом солнца и не верили, что когда-нибудь она поселится и в них самих.
…В ее глазах не было страха. Да, волк был большим и выглядел довольно угрожающе. Однако бояться она не умела, только грустить иногда, глядя в небеса, где незадолго до утренней зари зажигалась та самая звезда.
Она улыбнулась - впервые за долгое время. Волк продолжал удивленно смотреть на нее немигающим взором темных и совсем не звериных глаз.
Вот так все и началось: неожиданно и странно. Принцесса светлого народа завела дружбу с вервольфами… не со всеми, только с двумя, которые, к слову, на дух не переносили друг друга.
А Миа-Кхель отчего-то становилось до жути завидно, когда она глядела на то, как легко ее новые знакомые перекидываются в звериную ипостась, обретая свободу вольного ветра. Но она была светлой и не могла обрести то, что давалось силами "по другую сторону".
Ничего в этом мире не остается неизменным, чувства - в том числе. А все дело заключалось в том, что один из волков старался измениться ради принцессы, пытался стать лучше, хотя бы рядом с ней. Второй же, напротив, убеждал ее в правоте "жестоких" правил, твердил о том, что жалость и сострадание - чувства совершенно бессмысленные, что только сила может что-то решать в этой жизни… В общем, один любил, другой хотел переделать. Как ни странно, Миа-Кхель не хотела отдаляться ни от одного, ни от другого; да и ко второму волку прислушивалась чаще, чем надо было бы…
А потом пришло то, что назвали странным, страшным словом на чужом языке - словом "война". Это казалось чем-то невероятным. Но люди Первой Зари умирали. Никогда смерть для них не была связана со страхом, никогда. Однако теперь все изменилось. Мертвые, хоть и должны были возрождаться, но времени на это не было… Впрочем, даже тогда надежда еще сохранялась долгое время. До одного вечера.
Была тепло и тихо, солнце только-только зашло, и воздух еще не успел остыть от дневного жара. Однако от водной глади реки поднималась прохлада и свежесть; на ее берегу сидела девушка и волк, хотя волк сейчас находился в человеческом обличье.
Они просто молчали, вслушиваясь в ленивый стрекот цикад и вздохи ветра. В тот миг покоя и счастья совсем не верилось, что где-то - совсем рядом - существуют враждебные силы, где-то звенит сталь клинков и проливается кровь… Если все это и было - то в каком-то другом, страшном и темном мире. Здесь же, казалось, застыл летний вечер, пропитанный умиротворением и негой… Тогда, наверное, желая доказать свою веру в него - принцесса рассказала оборотню тайну своего рода. Она объяснила, что значат для Первой Зари понятия "смерть" и "бессмертия"; а разгадка оказалась проще, чем можно было подумать…
В тот же день, но уже позднее, скорее ночью, чем вечером - начался ад. Ложь, которой принцессу заставили поверить в предательство. Ее выбор, ее проклятие - отчаянный крик судьбе и своему народу - и ее смерть. Не только Миа-Кхель умерла тогда: она падала во тьму сама и тянула туда весь Народ Первой Зари.
Их кровь пропитала землю насквозь, оттого-то ее и назвали Роокхел… С тех пор прошло больше двух тысяч лет; а мир без Народа Первой Зари медленно, но верно увядал.
Левую щеку будто огнем обожгло; боль заставила меня распахнуть глаза, хотя разум и был еще где-то далеко…
Мир расплывался, напоминая разобранный пазл, звуки доносились, как будто через толщу воды. И все же я сумела различить звонкий девичий голос: - Вот видите - пришла в себя. Я же говорила…
Проморгавшись и придя в себя на самом деле, я увидела, что надо мной склонилась эльфийка - если судить по заостренным ушкам, кончики которых торчали из рыжих волос. Рыжих? Ну надо же! Да и черты лица у незнакомки были отнюдь не эльфийские: им не хватало тонкости, внешность этой девушки природа рисовала крупными и ярким мазками.
- Я же говорила, - повторила она с ноткой самоуверенности в голосе.
- Эни, это Чинара… Она помогла нам привести тебя в сознание.
Я растеряно кивнула, вспоминая об эльфийской магии жизни и прославленных целителях этого народа. Это вместе с благодарностью и высказала новой знакомой. Но та отчего-то смутилась и печально улыбнувшись, сказала:
- Нет-нет… Я не владею лекарскими способностями. Долгая история.
Теперь уже смутилась я сама, видимо, Чинаре неприятно говорить о себе.
- Так что с тобой произошло? - в серебристых глазах дампира было столько тревоги, что мне невольно стало стыдно… Понимаю, что беспричинно, но от осознания боли, которую вольно-невольно причинила Шейду - да, мне самой делалось больно.
Но слишком сложно было дать ответ на его вопрос. К тому же, мне не хотелось этого делать перед Андреем и малознакомой эльфийкой. Помявшись, я промямлила что-то нечленораздельное о "стрессах" и "моем хрупком здоровье", секундой позже поражаясь тому, какой бред выдала в очередной раз. Ну да, хрупче не придумаешь! Всего-то бедная чахлая волчица, которая способна перегрызть глотку кому угодно… Правда, осознание нелепости этой отговорки не заставило меня злиться меньше при виде саркастической усмешки Андрея. Вот интересно, этот оборотень хоть раз в жизни улыбался нормально!? Мои воспоминания (из обеих жизней) показывали, что, похоже, нет…
Словно подслушав мои мысли, тот сразу же придал своему лицу спокойное выражение и протянул мне руку, желая помочь подняться. Но я гордо проигнорировала этот жест, встав самостоятельно. Все же воспоминания Миа-Кхель хотя и влияли на меня, но не изменяли окончательно. И мое отношение к белому волку не станет значительно теплее, только из-за того, что было две тысячи лет назад… Что бы кто не говорил, но я и Миа-Кхель - две разных сущности! Я не узнаю себя в ее поступках, так как действовала бы по-другому в тех же ситуациях. Если у нас и одна душа, то она слишком изменилась за минувшее время… Единственное, что у нас с ней общее, так это боль. Снова проживая былое, вновь чувствуешь тоже самое - пусть и не мои собственные чувства, но… Сложно объяснить. Эти эмоции прошли по мне, как электричество по проводам и, теперь нельзя говорить о том, что мы существуем отдельно друг от друга. Еще одна стадия моих изменений - уже не превращение в зверя, но восстановление еще одной частички своей сути, еще один фрагмент памяти встал на место. Кажется, он должен быть последним… Но почему-то я по-прежнему не ощущаю себя целой.
