Святослав Аладырев - Извек

Сотник слушал дальше, но разговоры закончились. Степняки хлюпали кумысом и глядели в огонь. Тишину нарушил один, отличающийся тупым, даже очень тупым лицом. Достав кривую саблю, начал возить по ней куском точильного камня. Увлёкшись работой, запел на малознакомом наречии.

Извек, сносно знавший хазарскую речь, разбирал только отдельные слова, но и по ним понял, что песня глупа до безобразия:

…иди ко мне — это раз, я тебя хочу — это два … и дальше в том же духе.

Судя по всему, степняки тоже не особо млели от восторга. Радой долго морщился, но в конце концов не вытерпел.

— Слушай, Каймет, на состязании акынов ты бы точно был вторым!

— А кто первым? — удивился Каймет.

— Первым бы стал Ишак бабушки Басая! У него голос немного лучше.

Степняки загоготали, а Радой продолжил:

— Ты бы пошёл, сменил Аман—Гельтулея. Пусть сюда идёт, кумыса выпьет, споёт немножко. А ты за него посиди.

Каймет вскинул на соплеменников глупые глаза, поднялся, вжикнул над головой точёной саблей и, бросив её в ножны, с улыбкой направился в темноту.

Не—ет, ребята, подумал Сотник оглядываясь, Аман—Гельтулей нынче не споёт. Извек попятился, отступая задом, добрался до глушённого певца, подобрал его шапку, напялил на себя и скакнул в гущу непримятой травы. Высунувшись по плечи, уселся спиной к лагерю. Сзади слышались неспешные шаги, а сквозь хруст травы доносились те же незатейливые слова. Либо Каймет пустился напевать по второму кругу, либо со словами в той песне было не богато. Ненадолго шаги и голос затихли. Каймет всматривался в темноту, пока не узрел в скудном звёздном свете шапку Аман—Гельтулея. Подходя ближе, заговорил:

— Радуйся, Аман, что бог не дал мне твоего голоса! Хотя, чему тут радоваться, — хвастливо продолжил он. — Когда бог голоса раздавал, я в очереди за силой стоял. А может…

Хрястнуло. Короткий удар вбил последние слова в рот Каймета вместе с зубами.

— За силой говоришь стоял? — прошипел Извек, потирая ушибленную в темноте руку. — Теперь полежи, отдохни. Силу… её беречь надо.

Он оглянулся на стоянку, тряхнул ушибленной рукой и заспешил к другому дозорному. Тот, что глядел в сторону ушедшего светила, начал оборачиваться на шаги за спиной, заметил тёмный контур загородивший огонёк костра и почувствовал как холодный клинок пробил грудь. Третий дозорный, видимо устав смотреть туда, откуда прилетают птицы, задремал и принял смерть в объятиях сна. Извек уже подбирался к четвёртому, когда за спиной послышались встревоженные крики. Звали Каймета и Аман—Гельтулея. Последний дозорный обернулся на шум, углядел Сотника и с криком схватился за оружие. Извек с ходу рубанул степняка и, уже не таясь, направился к огню.

От костра, на предсмертный крик, вскочили оставшиеся пятеро. Десятник Салман для острастки рявкнул, чтобы не бежали и степняки сбавили шаг. Дальше двинулись осторожней, выставив клинки перед собой и расходясь в линию.

— Ну вот и гоже! — оживился Извек. — Лицом к лицу оно всегда веселей.

Бой был недолгим. Бабкины яблоки ещё действовали и Сотник успевал замечать каждое движение противников, удивляясь, что те движутся как контуженные мухи. Меч летал с дивной лёгкостью, вспарывая кольчуги, ломая клинки и разваливая тела. Скоро нападающие закончились и Извек некоторое время оглядывался, продолжая помахивать клинком. Вспомнив, что уложил весь десяток, вернул меч в ножны. Приблизился к стреноженным коням, разрезал путы — не пропадать же связанными. Чувствуя нешуточный голод, вынул из огня обронённый кусок мяса, выгрыз то, что не успело обуглиться и двинулся к Ворону. По дороге наткнулся на тело Каймета и только тут вспомнил про степняцкий малахай на своей макушке. Стащив его с головы, встряхнул взмокшими волосами, сплюнул и наподдал ногой мохнатую, окованную железом шапку. Пока возвращался, почувствовал, что в уши будто вставляют пробки. Звуки глохли, теряли звонкость. Только зрение ещё сохраняло остроту. Впереди показался Ворон. Извек едва не рассмеялся, когда конь поднял над травой ушастую голову и замер: видать тоже притворился каменной бабой, только в виде лошади.

— Всё, травоед, сматываемся.

Ворон дёрнулся и в мгновение ока оказался на ногах. Морду держал в сторону степняцкой стоянки, пытался что—то разглядеть, но ничего кроме темных силуэтов лошадей не видел. Извек запустил руку в суму, нащупал яблоко, повертел в руках, скормил коню. Всяко не повредит, может и к пользе придётся, буде случатся ямки—норы разглядит или учует. Вскочив в седло, глянул на россыпь звёзд, кое—как прикинул направление и хлопнул ладонью по крупу. В следующий момент почувствовал как седло едва не выпрыгнуло из—под задницы и в ушах засвистел ночной воздух. Копыта почти не касались земли. Сотник покосился, не отросли ли у Ворона крылья, однако, кроме летящей назад травы, по бокам ничего не мелькало. Извек растянул губы в довольной улыбке: яблоко делало своё дело.

Край небосклона черпанул белого света и начал растворять ослабевшие за ночь звёзды. Скоро озорь[40] прохудился раскалённой дырой, и сквозь прореху показался слепящий лик солнца. Появившись целиком, Ярило на мгновение замер над виднокраем и, уже не спеша, двинулся путь к противоположной стороне земли. Ворон всё нёсся, распустив хвост по ветру, пока впереди не показался лес. Чуть сбавив ход, начал заворачивать вдоль опушки и скоро выметнулся на малоезженную дорожку. Пронёсшись по ней ещё некоторое время, утихомирился, но хвост всё ещё держал торчком. Солнышко начало пригревать и Сотник, утомлённый бессонной ночью, задрёмывал. Открыл глаза около полудня, когда Ворон остановился на пригорке, неподалёку от мелкой веси. Поразмыслив, решил всё—таки заехать, дать роздых коню, да и найти чего—нибудь в дорогу.

Подъёхав к ограде, помедлил, дабы местные могли увидеть гостя и, не спеша, двинулся по улице. Из за крайнего дома показался моложавый мужик, встал, почёсывая грудь. Заметив, что незнакомец остановил коня, двинулся навстречу. С уважением оглядев дружинника, присвистнул, напустил на себя серьёзности, но глаза продолжали блестеть смешинками.

— Да никак к нам путник забрёл, — неверяще протянул он, но не выдержал и заулыбался во все сорок два зуба. — То—то бабка Осина давеча гостей в воде видала. Ну здоров будь, мил человек. Как звать тебя.

— Зовут Извеком, — улыбнулся в ответ дружинник. — А кличут Сотником, хотя, выше десятника пока не залез.