«Клянусь, я принесу богатые подношения солнечному богу ариев, если хранимый им царевич притомился и отдыхает где-нибудь поблизости! А еще лучше, если, устыдившись своей глупой затеи, он возвращается в острожек…»
– Эй-эй! – послышалось сверху оврага. – Маханвир, ты там, внизу?
Ширам узнал голос Дакши. Стало быть, ловчие догнали его.
– Аюр шел здесь, – отозвался он. – Пусть один из вас переправится на другой берег. Идите по обе стороны и старайтесь не потерять друг друга. Перекликайтесь, ищите следы – вдруг царевич решит выбраться наверх…
– Мы видели здесь и другие следы, – с тревогой сообщил старший ловчий. – Это были следы волчьей стаи!
– Значит… – нахмурился Ширам, однако договорить не успел.
Где-то впереди послышался тоскливый, надрывающий душу волчий вой.
Глава 14
Огонь глаз
С того времени как чужаки вышли из леса, поднесли дары старейшинам и начали возводить крепость на высоком берегу Вержи, жителям деревни не было покоя. Любопытство боролось в них с опаской и понемногу побеждало. Один, другой, третья – скоро все ингри перебывали у арьяльцев, глядя во все глаза на смуглые лица, непривычные одеяния, изумительное оружие и утварь, дивясь и ахая… Понемногу, осмелев, начали выменивать разные вещицы и выпрашивать подарки. Арьяльцы были приветливы, щедры и радушны, охотно дарили местным обитателям всякие мелочи – хоть медный гвоздь, хоть граненую пуговицу. Правда, к вечеру суровый наставник царевича выставил любопытствующих из крепостицы, но веселье праздника снова всех объединило.
– Что ты задумал? – спросила Кирья своего друга, когда они сидели у костра вместе с прочими, слушая пение гостей. Мазайка вел себя совсем не как остальные ингри – не пытался подпевать, не приставал с расспросами и не клянчил дары. Праздник уже шел к концу, а волчий пастух все глубже погружался в какие-то свои неотвязные мысли…
– Ну, признавайся уже! Вижу ведь…
– Хочу пойти туда, к мохрякам, – тихо сказал мальчик, кивнув в сторону загона мамонтов.
– Зачем?
Кирья поглядела на него с недоумением. Хоть ингри и проявляли доходящее до назойливости дружелюбие к гостям из богатой и щедрой Арьялы, от косматых мохряков и их огромных зверей они по прежнему старались держаться как можно дальше. Дружба дружбой, а про людоедов никто не забыл.
– С тех пор как я увидел их тогда на Лосиных Рогах, когда они шли вдоль реки, только об одном и думаю, – признался Мазайка. – Такие огромные звери, такие сильные – и как они слушаются своих погонщиков? Любой из них может развернуться и уйти в лес, и никто его не остановит!
– А как тебя слушают Дядьки?
– Мне дед дал манок и обучил знакам… Ездовых лосей подгоняют хворостиной… А мохряки что делают?
– Они же тебя съедят, если поймают, – нахмурила рыжие брови Кирья. – Не боишься?
– Боюсь. Но все равно пойду. – Мазайка побледнел от собственной храбрости. – Арьяльцы уйдут скоро, и мохряки с ними – когда еще тайну узнаю?
– Тогда и я пойду, – отозвалась Кирья.
– Нет. Это опасно, сама же сказала!
– Тем более пойду! Как же иначе? Ты брал меня к Дядькам – а я пойду с тобой к мохрякам!
Они долго спорили, сидя на бревне у костра, но Кирья была непреклонна. После похода на Дядькин пригорок, где она впервые победила свой страх, и гадания в Доме Ветра, когда, по словам жреца, через нее заговорил бог Варма, она обнаружила в себе силы, которые позволяли ей настаивать на своем. И эти силы радовали ее. Раньше, когда она отмалчивалась и пряталась от глухого, а порой и открытого неприятия родичей, она была всегда дика и нелюдима. Теперь же держала голову высоко. Даже родичи, заметив это, стали смотреть на нее иначе. «Небось в кереметь уйдет, попомните мои слова. Из того же теста девка», – как-то услышала Кирья шепот соседских старух, и эти слова наполнили ее гордостью. Стало быть, она была права! Тропа ее судьбы ведет в нездешние края! Правда, после знакомства с Локшей к добродеям больше не хотелось. Но кто знает замыслы богов?
– Мы подкрадемся со стороны холма, спрячемся в тех огромных кипах сена, что зверолюди натащили для мамонтов, и оттуда последим за ними, – говорил Мазайка, который, оказывается, все уже продумал. – Оттуда будет отлично слышно. Я погляжу, как мохряки с ними разговаривают. Ночью они будут сыты с вечера и вряд ли захотят сожрать нас… Манков я у них не заметил, но, может, есть иные средства? Может, поучусь у них…
– Главное, чтобы мамонт тебя носом не ухватил, – с тревогой сказала Кирья. – Помнишь, как один такой целое дерево с места на место таскал? Раздавит, как яйцо!
– Они не злые, – возразил Мазайка. – Они не плоть едят, а сено. Те же лоси.
– Ага. Как наступит на тебя такой «лось»…
– Подождем, пусть угомонятся. Мы только посмотрим. А потом тихо уйдем…
Наконец погасли костры, затихли последние беседы. Поднялась в небо круглая, желтая, как свежее масло, луна. Холодная Спина тускло светилась вдалеке над лесом в темном небе. Кирья и Мазайка уже сидели в копне сена, прижавшись друг к другу, чтобы согреться.
Хоть вокруг и было еще зелено – только изредка, кружась в воздухе, падал сухой лист, – но осень в Ингри-маа приходила исподволь, приводя студеные ночи с ослепительной луной и звездопадами. Скоро начнут желтеть березы, и Юмо-Солнце удалится в свои небесные чертоги, уводя за собой долгие теплые дни. Грядет время Маны, время холода и мрака…
Иногда Мазайка слегка раздвигал перед собой сено, посматривая наружу. Загон с мамонтами был совсем близко. Хорошо видно было, как переступают с ноги на ногу огромные звери, покачивая длинными носами и шевеля ушами во сне. Но прямо перед ним сидели у тлеющего костерка два мохряка. Один неторопливо чинил какую-то кожаную снасть и, кажется, собирался заниматься этим до рассвета. Другой, подперев голову могучими руками, мечтательно смотрел в сторону арьяльского стана. Мазайка насторожил было уши, чтобы послушать их беседу, но подслушивать было нечего. Старший мохряк – полуседой, заросший, пузатый, в темноте можно за медведя принять – рычал что-то по своему. Сразу видно – людоед. Второй, с пушистыми светлыми волосами, что-то тихо ему отвечал.
«Ой, это же девка! – сообразил вдруг Мазайка, глядя на светловолосого мохряка. – Вот так ручищи у нее – такая по затылку огреет, так, пожалуй, насмерть зашибет! Ругает старик ее, что ли? Ах, если бы понимать!»
– Ненавижу лес, – ворчал Умги, пока его заскорузлые пальцы ловко переплетали полоски кожи и пушистые беличьи хвосты. – Ничего вокруг не видать, ходить опасно, мамонты пугаются, не углядишь – и ногу поранил… Злобные чужие аары прячутся тут под каждой корягой, только и ждут, чтобы запустить в добрых людей свои когти…
– Всем плохо, брат матери, – вздохнула Айха, глядя на луну – совсем такую, как на Ползучих горах. – Надо терпеть. Зато мы увели чужаков из нашего края, и, может, они туда не вернутся…
– Хорошо бы! Особенно тот, темный, опасный, как ядовитая муха, что призвал ужасного духа-громовика и растревожил Воды Гибели! Надеюсь, аары перегрызут ему сухожилия во сне!
И Умги оскалился так жутко, что даже Кирья с Мазайкой вздрогнули и затаились в сене, как мыши. Айха же беспечно махнула рукой.
– Пусть злые духи лесовиков скалятся из-под корней! Им не победить больших и малых ааров нашего рода. Каждый день я прилежно кормлю их кровью и мясом этих слишком любопытных зверьков…
Айха кинула дяде еще связку беличьих хвостов, которые тот вплетал в ее будущий пояс. Пояс обещал стать очень красивым.
Умги, бросив на девушку тяжелый взгляд, ляпнул без перехода:
– Я видел, как ты смотришь на шамана чужаков…
Айха багрово покраснела:
– Разве нельзя? Хочу и смотрю!
– Ничего хорошего из этого не выйдет, – отрубил ее дядя.
– Почему это?
– А зачем ты ему?
Айха фыркнула и сказала запальчиво:
– Я к нему не лезу! Он сам приходит говорить со мной. – Девушка мечтательно улыбнулась. – Мы беседуем об удивительных вещах… Порой мне кажется, что этот великий и прекрасный шаман, владеющий даром превращать обычные слова в могущественные знаки, ведет мой дух за собой в степи Верхних миров…
