Очень непросто было вдолбить в голову Красста и остальных вождей, что без письменности государство не может существовать, что оно обязано владеть письменностью — без этого нельзя ни собирать налоги, ни осуществлять управление. За основу был принят язык империи — рано или поздно, как я подумал, орки все равно с ними будут тесно контачить, тем более что они время от времени общаются, отправляя караваны через пустыню.
Многие орки могли довольно свободно изъясняться на языке людей, а потому им будет легче воспринимать их письменность. В обучении помогали мнемонизаторы — благо что их тут было довольно много. Орки не знали их ценности, отдавали за гроши, о чем я им и сообщил. Они отвозили их в поселения за пустыню, считая какими-то странными безделушками, которые охотно берут белые. Ну берут и берут… и отдавали.
Мы организовали целую школу. Вначале я обучил письменности нескольких молодых орков и орчанок, а потом они стали просвещать остальных орков. Дело благодаря артефактам продвигалось быстро и уверенно.
Завоевание территорий происходило тоже довольно интенсивно — вольные племена не могли сопротивляться мощи регулярной армии Амаракии, они или сдавались сразу, или уничтожались в считаные часы.
Покоряемые народы мало что могли нам противопоставить — они не воевали с коней, стояли на месте и ждали, когда имперские воины слезут с лошадей и побегут с ними драться. А они не слезали, они просто на скаку расстреливали стоящих как мишени, почти не получая ответных ударов.
После десятка таких сшибок, приведших к закономерному результату, — племена сдавались безропотно. Их обкладывали данью, ставили туда небольшие отряды верных сторонников — государство расширялось.
В общем-то покоренные племена не испытывали никаких трудностей со своим новым подданством — все, что они должны были сделать на первых порах, это заплатить десять процентов со своих доходов в казну империи, выступать на войну по первому требованию и предоставлять своих воинов для обучения.
Все было: и локальные бунты, подавляемые жестоко и кроваво, и драки между племенами по старой привычке, также подавляемые довольно жестко, — только государство могло воевать, никак не мелкие поместные князьки по своей воле. Самое главное, чего я добился, — зародыш государства был налицо. Теперь никто из племен не мог напасть на Амаракию, а воля вождя была главной волей, как минимум, на половине территории, на которой жили орки.
Мой статус в Амаракии был очень высок — фактически я являлся вторым лицом после Красста, его главным советником. Без меня он не принимал большинства решений. Иногда казалось, что это я, а не он, управляю этим государством.
Я не забывал, что все равно мне придется уйти, и старался подталкивать вождя к самостоятельным решениям, насколько мог.
Так прошло еще полгода… Уже полтора года я находился в стране орков. То, для чего я начал эту суету с империей орков, было выполнено. Бесконечная суета с новыми и новыми мелкими проблемами мне, честно говоря, сильно надоедала.
Еще одну важную вещь я сделал — собрал со всей территории, со всех племен, шаманов, и с их помощью организовал школу по обучению детей с магическими способностями. Что проку в огромной армии, что проку в новом вооружении, когда один маг может раздавить эту армию. Надо было уметь противостоять магам и самим воспитывать своих боевых магов, да и без лекарей не обойтись. Для этого и нужны были дети со способностями — их пришлось искать, прогоняя перед собой ряды и ряды потенциальных магов. И не только дети — в магической школе были и десятки взрослых людей, имевших способности, но ранее не обучавшихся.
Я вынужден был целыми днями корпеть, переписывая заклинания лечения, заклинания для боя — все, конечно, я не давал, а о некромантских заклинаниях вообще не могло идти речи, но многие нужные заклинания я перенес на кожу. Бумаги у орков не было, так что, кроме тонкой выделанной кожи, использовать для письма было нечего.
Отвернувшись от созерцания того, как Каран гоняет рекрутов на тренировочной фехтовальной площадке, я пошел прогуляться по улицам Амарака. Город очень изменился. Теперь дома строили не абы как, а по плану, ровными рядами, и, чтобы получить разрешение на постройку дома, надо было прийти к вождю — там его выслушивали младшие вожди, получали небольшой налог в виде какого-то взноса в казну, и только потом подданный приступал к строительству.
Уже вовсю открывались лавки, торгующие различными товарами, необходимыми в хозяйстве, — торговля шла пока и за деньги, и по натуральному обмену.
Мы с Бабаканом сделали несколько экспедиций, в результате которых нашли россыпи золота, месторождения самородного серебра и меди. Они и раньше разрабатывались орками, но очень вяло — плавить в печах они не умели, а на костре много не наплавишь. Все месторождения были признаны государственной собственностью. Я втолковал Крассту, что деньги есть главный рычаг государства для управления жизнью в нем, и боже упаси выпустить его из рук. Моих знаний вполне хватало для основания модели государства — эти вещи знает практически каждый современный человек.
Я ему рассказал, как мог, о том, как соседствовать с другими государствами, как с ними торговать, что может грозить при столкновении с армией людей — все равно когда-то оркам придется с ними встретиться на поле боя. Рассказал о порядке цен на артефакты — он был очень удивлен и раздосадован.
Я посоветовал ему регулярно отправлять караваны к людям, вот только не в пограничные зоны, а прямиком в город. Почему и нет? Там он получит хорошую цену, пусть и не максимальную, но точно превышающую ту, что давали скупщики на границах, в несколько раз.
В общем, через полтора года я был готов покинуть город Амарак, столицу Амаракии, империи орков.
Что толкало меня вперед? Почему я не хотел сидеть на месте, наслаждаться покоем и сытостью, почему мне надо было куда-то стремиться и лезть как ненормальному? Сам не знаю. А что заставляло людей путешествовать в Средние века? Почему Афанасий Никитин, вместо того чтобы сидеть в своей избе, вдруг поехал в Индию? Только ради денег? Сомневаюсь. Внутри каждого человека живет авантюрист, мальчишка, заставляющий совершать безумные поступки, куда-то бежать и совать свой нос. Одни этого мальчишку погребают под грудой житейской тины тихого пруда, а другие до самой смерти остаются этими мальчишками, и только зеркало выдает: а ты ведь уже седой взрослый мужчина, куда тебя несет, зачем тебе это надо? Но ты убираешь зеркало и — вновь молод, полон сил, и… «счастлив, кому знакомо щемящее чувство дороги, а ветер рвет горизонты и раздувает рассвет!»[3]
