– Сними щит и брось его в центр зала, – тихо посоветовала Фрейя мне на ухо.
Я понимающе кивнул, неловко стащил щит и, размахнувшись на манер дискобола, запустил его над рядами пирующих. Он просвистел в воздухе и врезался в чей-то стол, сбив со скамей трех бородатых воинов, ближним сотрапезникам повезло больше – их всего лишь облило пивом и подливами. На мгновение в зале повисла взрывоопасная тишина…
– Я имела в виду – в центре зала, себе под ноги, – жалобно пискнула побледневшая советчица. – Ой, что сейчас будет?!
Викинги медленно вставали из-за столов, напряженно вглядываясь друг в друга. Потом встал тот, которому мой щит въехал в лоб. Он взял щит в руки, подержал, а после этого неожиданно треснул по голове ни в чем не повинного соседа напротив:
– Тюрлинг Отважный, ты оскорбил меня!
Бедняга Тюрлинг повалился на пол без единого звука, а мой тяжелый щит опустился на голову следующего претендента. Народ радостно взвыл, и в мгновение ока в зале началась жесточайшая потасовка! Мы с Фрейей, вереща, увертывались от разбушевавшихся мертвецов. Ополоумевшие викинги восторженно долбили всех, кто попадался под руку, не деля на правых и виноватых, своих и чужих, друзей и врагов. Мечи и секиры взлетали в воздух, я тоже потянул за рукоять, но, подержав меч пару секунд, неожиданно понял, что выгляжу слишком вызывающе и привлекаю нездоровое внимание. Шестеро рослых бородачей оставили общее мордобитие, переключившись исключительно на меня. Я не воин… Может, кто и осудит, но я предпочел паническое бегство героической гибели. Меч, после неудачных попыток засунуть его в ножны на бегу, пришлось просто бросить. К несчастью, на том месте, куда он упал острием, оказалась нога одного из преследователей… Мужик взвыл от боли и продолжать погоню уже не мог. Воодушевленный успехом, я запустил в остальных рогатым шлемом, но не попал. Какое-то время мне еще удалось побегать туда-сюда, петляя между драчунами, ползая под столами и перепрыгивая через скамьи, потом меня сцапали. Все-таки викинги настоящие воины, они имеют опыт в таких делах. Четверо преследователей сгребли меня, как куренка, сила в руках умерших героев была прежняя. Пятый радостно взял меня за подбородок, широко размахнулся и…
– Тихо!
Голос, сказавший это «тихо», был по меньшей мере громоподобен. Все замерли, как восковые фигуры, в самых разнообразных позах. Кто стоял, кто лежал, кто бил, кого били, кто чем бил – все дружно изобразили немую сцену, это было зрелищно. Кулак разгоряченного викинга замер в паре сантиметров от моего носа.
– Сесть! – приказал тот же голос. Словно по волшебству, воины оказались за столами на своих прежних местах, и успокоившиеся валькирии вновь начали обносить присутствующих алкогольными напитками. Теперь уже никто не заслонял высокого седобородого бога, восседающего на троне в праздничной одежде, широкополой мушкетерской шляпе, с позолоченным копьем в правой руке. Бог Один пристально рассматривал меня единственным глазом, а растрепанная Фрейя что-то быстро шептала ему на ухо. Я ждал. Наконец хозяин Асгарда вытянул в мою сторону указательный палец и потребовал:
– Подойди!
Я вспомнил пионерские парады и промаршировал через весь зал к верховному богу хорошим строевым шагом, высоко поднимая ногу и лихо припечатывая пятками. Остановившись метрах в трех от трона, машинально едва не отдал честь, но вовремя спохватился, что без шлема.
– Возлюбленная дочь моя, чье имя Фрейя, успела мне сказать в начале драки, что твой поступок есть первопричина веселой, отрезвляющей потехи. Поскольку что милей героям битвы, как не ее святое продолженье? Пускай хоть у богов в чертоге светлом, но воин все же должен временами вздымать кулак, чтоб своему же другу ударом братским развернуть скулу!
– Вот уж… не думал, что вы меня за это… похвалите… – сбивчиво ответил я, а Один, чуть хмуря бровь, продолжил:
– Живой герой в стенах Асгарда – редкость. Быть может, сколько помню, такового и не было ни разу. Только мертвый, валькириями взятый с поля брани, отважно бившийся и умерший с улыбкой, с мечом в руках, в кольце клинков и трупов… Бесстрашный мореход, драккар ведущий навстречу волнам, ветру, Року, Смерти! Храбрец в рогатом шлеме и лохмотьях порубанных доспехов, с топором, поющий песню волка перед боем! Берсерк, ревущий в дикой жажде крови, внушающий врагу животный ужас, свой щит кусающий в священном исступленье, ни ран не чувствуя, ни боли, ни ударов!… Вот кто обычно входит в мир Валгаллы, а кто же ты, нам неизвестный воин?
– Я-то?… Я… случайно здесь. Беспокою по такому тихому, внутрисемейному делу. У меня пропала жена. Не первый раз, но я за нее переживаю… Оставила записку в дверях. Ну, Анцифер с Фармазоном взялись помочь. Если можно, я бы хотел получить у вас консультацию о волках. Видите ли…
– Ты солгала мне! – Один вдруг резко повернулся к поникшей Фрейе. – О недостойная, ты врать отцу посмела?! Он не поэт! Двух слов связать не может! Но и не воин, ибо даже карлик ему способен надавать по шее. Как ты посмела за него вступиться?!
– Эй, эй… не надо, пожалуйста! – неосторожно влез я, мне показалось, что разгневанный бог сейчас как даст моей проводнице копьем по голове…
– Отец, он мне стихи читал! Сво-бод-но! – со слезами в голосе выкрикнула девушка, прячась за мою спину. Не лучшая идея, но женщины всегда так поступают.
– Он – не поэт!
– Но он читал стихи, клянусь Имиром! И речь его текла ручью подобно, не запинаясь, не сбиваясь в ритме, а образы, метафоры, сравненья… Он может! Не гони его! Послушай!
Видимо, бога она все-таки достала своим непослушанием. Один грозно поднялся с трона, храбрые викинги, до этого сидевшие как мышки, тоже повставали, сурово прожигая нас взглядами.
– Сигурд, скажи ему! Прочти ему! Иначе…
* * *
Сигурд… Это она мне. Странно, я ведь не называл своего имени, но, в принципе, похоже. Один поднял над головой свое грозное копье и еще раз проревел:
– Он – не поэт!
– Нет… но… какого черта?! – наконец-то обиделся я. – Да кто вам право дал клеймить позором отсутствия таланта человека, способного владеть стихом и прозой равно легко? Вот так ярлык навесить и титул рифмоплета дать не сложно. Я – не поэт?! Шесть книг! Ей-богу, шесть сборников стихов… И мне не стыдно ни за одно! Да, чтобы знали!
Одноглазый бог древних викингов оторопело замер, то ли решив все-таки меня покарать, то ли надумав таки сначала выслушать. Пользуясь его промедлением, я перешел в поэтическое наступление:
– Вы тут орали на меня безмерно… Вы дочь ни за что ни про что оскорбили! Она не лжет! Она чиста, как ангел! Как снег в горах, как поцелуй ребенка, как пенный след, что издревле выводит корма драккара. Что вы тут шумели? Поэзии возвышенная Муза имеет сотни сладостных отличий. Хотите, чтоб я говорил стихами?! Верлибр иль белый вам угоден? Могу сложить частушку или басню, гекзаметром утешить или ямбом, а то и спеть классическую хайку на нужное количество слогов. Я – не поэт?! Да я таких поэтов… ну вроде вас, примите извинения, буквально гнал взашей, как графоманов!
