Ознакомительная версия.
А на Курсах, когда новенькие спрашивали, что это за пожилая дама, им отвечали:
– Это Эмер, вовремя сказавшая «довольно».
Вот к ней-то и собралась Дара.
Она приехала в город, где была несколько раз и потому неплохо ориентировалась. Она взяла такси и по лесной дороге, совершенно сказочной (заснеженные елки по обе стороны белого пути!) приехала в поселок, нашла улицу и дом.
Дом этот стоял на немалом участке, и задняя калитка наверняка имела выход к лесу. Он производил впечатление очень благополучного дома. Дара просунула руку, открыла щеколду калитки и была облаяна большим черным псом. К ней тут же поспешил пожилой мужчина в простой куртке и с топором. Дара отвлекла его от заготовки дров для печки или камина.
– Хозяйка дома? – спросила она.
– Дома, а как ей доложить?
– Скажите – крестница приехала.
Мужчина достал из кармала сотовый телефон и, назвав Эмер Анечкой, сказал про крестницу и получил указания. Потом он довел Дару до крыльца и вернулся к дровам.
Крестная ждала в холле, закутанная в красивую ажурную шаль.
– Ну, входи, – сказала Эмер.
Дара вошла и остолбенела.
Эмер жила в просторном и красивом доме – но тут сверху гремела музыка, внизу завывала электродрель, посередке галдели дети, взвизгивая страшными голосами.
– Я к тебе с поклоном, – и Дара действительно поклонилась.
– Хорошо. Идем.
Эмер провела ее через совершенно разгромленную комнату (малыши от трех до семи лет, а сколько – не понять, поснимали с диванов и кресел большие поролоновые подушки и валики, перевернули стулья, построили дом, а теперь, очевидно, делили жилплощадь), вывела в коридор, оттуда – на витую лестницу, и поднялись они до третьего этажа, где вроде было чуть потише.
Кабинет Эмер явно числился неприкосновенной для детей и внуков территорией. Книг там, правда, было немного – зато стоял большой пленочный магнитофон, того качества, что до сих пор используются на хороших радиостудиях. Несколько полок занимали большие бобины с пленкой. Имелись и бутыли с настойками, и хрустальный шар в углу, и золотая дубовая ветка у стены – необходимая во многих ритуалах, как живая, с листьями и желудями.
– Садись, – Эмер указала на кресло. И сама тоже села.
На столике между креслами стоял огромный термос с кофе, у термоса – блюдо размером с банную шайку, полное всевозможного печенья. Все – как пятнадцать лет назад, подумала Дара, вот только кабинет был в другом доме и малыши еще не родились, но были другие дети, кажется, двое…
– Крестная, я, кажется, попала в беду, – сказала Дара. – Нужен совет.
– Я была твоей крестной при первом посвящении, – напомнила Эмер. – Теперь у тебя другая, более опытная и сильная. По правилам тебе следует идти к ней.
– Я знаю, что делаю.
– И я – ты нарушаешь правило.
– Тут такое дело, что не до правил. Я потому к тебе пришла, что ты – Эмер, вовремя сказавшая «довольно». Второй такой у нас нет. Я хочу узнать, как ты определила миг для этого «довольно», и почему я этот миг так бездарно проскочила!
– Хороший вопрос… – Эмер задумалась. – Мне повезло – у меня был повод. Мне предложили принять третье посвящение. Когда тебя очень резко ставят перед выбором, волей-неволей делаешь этот самый выбор, не слишком раздумывая. Я сперва сказала «довольно», а потом уже стала разбираться, хорошо оно или плохо. А что, тебе тоже предложили принять третье посвящение? И ты сперва согласилась, а потом пожалела?
Ну да, подумала Дара, скоро же Имболк! Праздник, когда природа очищается живительным ливнем от тягот зимы, а участники омывают руки, ноги и голову. Праздник, когда именем Бриг посвящают в целители, поэты и хранители тайных знаний. Ночь с первого на второе февраля – совсем уже близко…
– Нет, крестная, ничего мне не предлагали. И уже, наверно, никогда не предложат. Я попала под гейс и лишилась силы.
– Погоди… У тебя же были совсем несложные гейсы. Трудно разве не пить вина на рассвете и на закате?
– Ох, крестная… Уж лучше бы это были трудные гейсы! Тогда бы я хоть о них не забывала… Тебе случалось когда-нибудь забыть о гейсе?
– Не знаю, честное слово, не знаю. Наверно, да, ведь и помнить о них каждую минуту тоже невозможно.
– Я хочу задать тебе несколько вопросов, крестная.
– Задавай.
Дара помолчала. Эмер тем временем разлила по чашкам кофе.
– Почему мне дали такое имя, крестная?
– Чем ты недовольна? Это хорошее, сильное имя.
– Я только недавно подумала – за какие заслуги при первом посвящении дают древнее имя, определяющее судьбу? И откуда оно вообще взялось, крестная?
Пока Эмер в изумлении молчала, Дара взяла с подоконника лист бумаги и авторучку, написала несколько слов.
Первые два были – DRUI, DRUIDES.
Третье – DRUWIDES.
Четвертое, пятое и шестое – DERWIDES, DAURVIDES, DARVIDES.
– Так… – озадаченно сказала крестная.
– Женщина, которой дали это имя, обречена быть друидом, не так ли? Имя, связанное не только с дубом, Эмер! Как я раньше не догадалась сравнить ирландский, галльский и бретонский корни! Кому-то нужно было привязать меня к Курсам навеки. Это – Фердиад. Ему не нравилось мое прежее имя – но мало ли как он называл меня в домашней обстановке? Почему вы все согласились, чтобы я носила это имя?
Эмер отхлебнула кофе, проглотила, выбрала на блюде подходящее печенье. Дара усмехнулась – с орехами, как будто они могли сейчас дать крестной мудрости…
– Да, – произнесла наконец Эмер. – Это Фердиад. Но почему он так поступил – я не знаю, я его не спрашивала. Я просто выполнила его просьбу.
Тут Дару словно чья-то сильная ладонь по лбу звонко шлепнула.
Казалось бы, простые слова, «я выполнила его просьбу», информация о причине поступка – не более, но они были произнесены голосом внезапно холодным.
Она всегда соображала быстро. Пока не подействовал гейс – вообще молниеносно, но и теперь дала бы фору многим.
Раз – Дара беззвучно назвала себя дурой. Похожие имена, однако! Дурой нужно было быть, чтобы тогда, в молодости, не придать значения странноватым отношениям между Эмер и Фердиадом. Когда шестнадцатилетняя девочка считает женщин старше тридцати старухами, умозрительно лишая их всех оптом интимной жизни, – это, может быть, и нормально. Однако Даре было больше двадцати, и ей целенаправленно тренировали интуицию. Ничего магического в этих тренировках, кстати, и не было – просто возведенная в степень наблюдательность и способность мозга складывать из микроскопических деталей ясную картину независимо от сознательных умственных усилий хозяйки этого мозга, не более. Деталей же было много – и…
Ознакомительная версия.
