— Принцесса, ваше сострадание весьма похвально, но мой отец не заслужил неуважения. Когда б не его пресловутый «прагматизм», Радж Ахтен вторгся бы в северные королевства лет десять назад.
— Это не совсем верно, — возразила Иом. — Мой отец годами посылал на юг убийц. Многие из искуснейших наших воинов отдали жизни, других держат в плену. Если время и выиграно, то выиграно оно ценою крови наших людей.
— Разумеется, — промолвил Габорн легкомысленным тоном, намекавшим на то, что он сомневался в действенности усилий короля Сильварреста. Иом знала, что отец Габорна десятилетиями готовился к этой войне, и больше, чем кто бы то ни было стремился сокрушить Радж Ахтена. Сейчас она поймала себя на том, что пытается втянуть принца в спор — а зачем? Габорн вовсе не король Ордин, да и вообще, она его не любит и любить не собирается.
Правда, се так и подмывало посмотреть на принца, но она не решалась. А что, если лик его сияет как солнце? Если он так красив, что этого не выразишь словами? Не забьется ли ее сердце, как бьется о стекло мошка?
Темнело. Отблески лагерных костров играли на алой и золотой листве. Вдоль опушки расхаживали караульные великаны, столь большие и лохматые, что в сумерках их можно было принять за движущиеся стога сена.
— Еще раз прошу извинить меня, — сказала Иом. — Мне не следовало затевать спор. Дурное настроение не может служить оправданием моей неучтивости, а если уж и срывать его, так на людях Радж Ахтена. Почему бы не спуститься вниз, да не убить кого-нибудь из них?
— Принцесса, — воскликнул Габорн. — Обещайте, что не станете ввязываться в битву. С меченосцами Радж Ахтена шутки плохи.
Как многие девушки из знатных семей, Иом носила под юбкой прикрепленный ремешком к ноге кинжал и прекрасно умела им пользоваться. Конечно, девушка понимала, что вражеским меченосцам она не соперница, но ей захотелось подразнить собеседника.
— А почему бы и нет? — промолвила она то ли в шутку, то ли всерьез. — Фермеры и купцы собрались на стенах замка, а ведь их жизни значат для них не меньше, чем наши для нас. Они наделены лишь тем, что досталось им от родителей, я же обладаю дарами, способными меня защитить. Может рука моя и слабовата для меча, но почему бы мне не сразиться.
Иом ожидала, что Габорн примется урезонивать ее, будет твердить о том, сколь велика опасность. Мускулы великанов крепостью не уступали железу, рыцари Радж
Ахтена имели дары мускульной силы, метаболизма и жизнестойкости. Кроме того, все они были обучены для войны. Однако девушка неожиданно поняла, что не уступит здравому смыслу, ибо сказанное, поначалу как шутка, теперь казалось ей вполне справедливым. Простолюдины ценили свои жизни так же, как и она свою. Может быть ей удастся спасти одного из них, а то и двоих или троих. Она будет защищать стены замка. Точно так же, как ее отец.
Однако ответ Габорна удивил принцессу.
— Я не хочу, чтобы вы сражались, — промолвил он, — потому что мне горько думать о возможной гибели такой красоты.
Иом залилась звонким, словно птичья трель, смехом.
— Я решила не смотреть на вас, — созналась она, — из опасения, что мое сердце окажется сильнее рассудка. Пожалуй, вам стоило поступить так же.
— Вы воистину прекрасны, — сказал Габорн. — Я не мальчик, чтобы быть ослепленным прелестным личиком. Видимо он снова пустил в ход Голос, так проникновенно звучали его слова. — Нет, говоря о красоте, я имел в виду красоту вашей души.
Вероятно почувствовав, что скоро сгустится тьма и придет время расставания, он добавил.
— Скажу не тая, леди Сильварреста, есть и другие принцессы, с которыми я мог бы обручиться. В других королевствах — Хаверсинде-у-Моря или Интернукс. — Он помедлил, дав ей время осмыслить услышанное. Оба названных государства не уступали Гередону ни величиной, ни богатством, а укреплены были, пожалуй, даже надежнее, — если только не учитывать возможность вторжения с моря. А о красоте принцессы Эррули из Интернука ходили легенды. — Но вы заинтриговали меня.
— Я? Но чем?
— Несколько лет назад, — честно ответил Габорн, — у меня вышел спор с отцом. Он проговорился, что хочет приобрести для меня грацию одною молодого рыбака. Я возражал. Уж вам-то известно, что лишиться грации — почти все равно, что расстаться с жизнью. Все члены деревенеют: даже желудок твердеет так, что становится трудно переваривать пищу. Человек, расставшийся с грацией, с трудом может ходить… да что там ходить. Попытка заговорить или закрыть глаза причиняет ему боль. Я видел, как многие Посвященные чахли на глазах и умирали примерно через год после обряда. По мне, так изо всех человеческих черт лишиться грации тяжелее всего.
Короче говоря, я отказался от дара и отец рассердился. Но я назвал постыдной политику, позволяющую принимать дары от людей, настолько обделенных разумом и земными благами, что они почитают за удачу отдавать нам лучшее, что имеют.
Тогда отец рассмеялся: — Ты говоришь совсем как Иом Сильварреста, — сказал он. — Когда я последний раз обедал за ее столом, эта девчушка назвала меня обжорой. Не в том смысле, что я жаден до еды, а в том, что питаюсь несчастьем других. Это ж надо, а! Каково!
Пересказывая слова отца, Габорн вновь воспользовался Голосом и говорил точь-в-точь как сам король Ордин.
Иом хорошо помнила это замечание, по той простой причине, что оно обернулось для нее неприятностями. Отец мало того, что хорошенько отшлепал ее за дерзость в присутствии гостя, так еще и запер на целый день в спальне без еды и воды.
Лицо девушки зарделось от смущения. По правде сказать, к королю Ордину она питала смешанные чувства: презрение соседствовало с восхищением. В некоторых отношениях Менделлас Дракен Ордин представлял собой героическую фигуру. Могущественный, упорный в достижении цели, от слыл отважным бойцом. Его могучая воля на протяжении двух десятилетий связывала воедино северные королевства. Нахмуренный взгляд Ордина мог устрашить любого тирана, одно резкое слово могло лишить принца благосклонности собственного отца.
Некоторые называли его Делателем Королей, иные — Изготовителем Марионеток. Ордин обрел сверхчеловеческие качества за счет других, но, по большому счету, следовало признать, что сделал он это не из простого властолюбия или тщеславия. Подобно Властителям Рун древности, он должен был стать чем-то большим, чем человеком, ибо враги его отнюдь не были обычными людьми.
— Прошу прощения за опрометчивые слова, — уже в который раз извинилась Иом. — Ваш отец не заслужил подобного порицания, да еще от кого — от самоуверенной девятилетней девчонки.
