И на том, елки-метелки, спасибо.
Главное, пусть Фильку на кухне накормят… А мы сыты по горло, грех жаловаться. Куропатку за похабный флажок, кулебяку за брюхатый полет – равный обмен, если по-нашенски, по-простецки…
Фитюк молчал, время шло, а напротив, белый как мел, стоял Тильберт Гудзик. Сдернув берет и комкая головной убор в кулаке. Переминаясь с ноги на ногу. Морщась, прикусив нижнюю губу и сдвигая брови все теснее, все болезненней, до жалкой складки на переносице. Словно каждая секунда смывала возраст с его лица, превращая самоуверенного молодца в мальчишку, давно потерянного за пластами дней.
Посторонний зритель согласился бы держать пари на что угодно, что мальчишка боится.
До колик.
До рези в животе.
До смертной икоты.
– Ну, я это… – начал Фитюк, ища слова, чтобы подвести итог. – Это, значит…
Но его перебили.
– Я проиграл! Наставник, я проиграл! Удостоверяю свой проигрыш перед их… перед ихними величествами… перед достопочтенной публикой…
И совсем уж по-детски:
– Не надо! Сдаюсь!
Король Серджио Романтик от изумления встал из кресла. Его величество недоумевал: что произошло? Радоваться надо или огорчаться? Миловать или карать? Нас обманули или доставили удовольствие?
– Наши победили, – отчетливо произнес в тишине Арчибальд Тюхпен, Потрошитель Драконов, заговорив второй раз за весь пир. – Столица пролетает, как демон над храмом.
И его величество согласился.
Столица пролетает.
Это даже лучше, чем потеха над старым деревенским колдуном.
Простите! – над нашим верноподданным, истинным мэтром Высокой Науки, невзирая на годы, способным дать укорот любому желторотому хлыщу.
Да, именно так.
III
…Нам очевидцы правду рассказали:
Они сошлися в пиршественной зале,
Лицом к лицу, лица не увидав.
Один был юн, но мудр, как удав,
Другой был стар, но горделивый рост
И вид твердили: он не так-то прост.
Царила здесь Высокая Наука! —
Казалось, дед в обьятья принял внука,
И тех объятий дедовская мощь
Давила смертно – но и внук не тощ,
И не лишен сноровки чародея,
Таинственными силами владея,
Каких еще не видела земля.
Соперники по воле короля
Вступили в ратоборство. Мудрым слава!
Колдуя слева, заклиная справа,
Они вовсю творили чудеса.
Смешались поединщиков власа,
Седые с черными, как перец с солью
В едином блюде, где гуляш с фасолью,
Мешаются. Но чуден был финал
Турнира. И заранее не знал
Никто из зрителей…
Агафон Красавец, из поэмы «Турнир в Блезуа, или Провинциальные Триолеты». IV
– Дядько Сил! Дядько! Гости к нам!
На сей раз Сильвестр Фитюк отрываться от дела не стал. Ну, гости. Обождут. Колдун поставил последний стежок, завязал узелок, откусил остаток нитки крепкими, растущими вкривь и вкось зубами – и лишь после этого глянул в сторону калитки. За калиткой топтался, сотрясая землю, кудлатый детина. В нем Фитюк без труда признал королевского псаря, немого Гервасия.
Всадник, гарцующий рядом на пегой кобыле, по сравнению с великаном-псарем смотрелся несерьезно. Колдун, признаться, в первый момент даже не обратил на него внимания. Несмотря на зной, всадник кутался в темно-лиловый плащ, а на голову нахлобучил шляпу с широкими полями, скрывавшую лицо.
«Еще б кобылу, умник, перекрасил, перстень с гербом Блезуа снял и псаря в замке оставил, – ухмыльнулся про себя колдун. – Тогда, глядишь, и не узнали бы».
– Филька, обормот, отвори калитку! Прошу, Ваше Величество.
Филька при виде августейшей особы разинул рот и застыл на месте – словно под зрак василиска угодил. Едва из-под копыт успел выскочить, когда король во двор въехал. За кобылой, высунув язык, трусила вперевалочку здоровенная мохнатая псина – сука Муми Тролль, любимица псаря. Эскорт, значит.
– Здравы будьте, Ваше Ве…
– Тсссс! – прошипел Серджио Романтик, спешиваясь. – Я у вас инкогнито.
– Ну, это как вам угодно будет, – легко согласился колдун. – Морсу не желаете? Холодненького, из погреба?
– Желаю!
Чувствовалось, что монарха по дороге вконец допекла сегодняшняя жара.
– Филька! Лезь в погреб, тащи жбан морса. Да кружки прихвати, елки-метелки! Не из горла же нам с инкогнитой хлебать! Садитесь, ваше-разваше…
Серджио Романтик царственно опустился на скамейку, освобожденную Сильвестром. С интересом осмотрел скудное Фитюково хозяйство: двор, амбар, дровяной навес, просевшее от времени крыльцо дома… Наконец взгляд его величества остановился на колдуне, который стоял перед гостем, явно чего-то ожидая.
– И вы садитесь, милейший. Я сегодня без лишних церемоний.
Второй скамейки во дворе не было, так что Фитюк подтащил ближе изрубленный чурбан для колки дров и уселся напротив короля. Кобылу псарь Гервасий привязал к молодой яблоне, сам расположился в тенечке и, кажется, задремал. Псина улеглась бок о бок с великаном.
Повисла неловкая пауза.
– Жара этим летом… – протянул король.
– Ваша правда, – согласился Фитюк. – По такой жаре виноград хорошо вызревает. Вино с него…
Колдун вкусно причмокнул.
– Вино – это да! – оживился монарх. – Лишь бы злаки не пожгло… О, ваш ученик скор на ногу!
От волнения – не блудливой Яньке, чай, королю питье подносим! – Филька едва не расплескал морс на монарший плащ.
– Благодарю, юноша! Какое облегчение…
– Филька, беги домой, – велел колдун, понимая ситуацию. – До вечера свободен.
Когда мальчишка исчез, его величество на всякий случай огляделся по сторонам.
Нет, больше никого нет.
– А скажи-ка мне, любезный Фитюк…
Любезный Фитюк отметил, что Серджио Романтик перешел с ним на «ты», лишь когда ученик сгинул, и оценил королевскую деликатность.
– Что вчера на турнире стряслось? Тильберт сразу уехал, даже ночевать не остался. От объяснений отказался, был неприветлив. Я полночи заснуть не мог, ворочался, размышлял… И королева с утра сама не своя: узнай, мол, да узнай, а то умом тронусь! Принцесса, ясное дело, с матерью заодно. Про Агафона я и не говорю: тот уже пять разных финалов к новой поэме настрочил… Теперь мается, не знает, какой оставить. Давай, объясняй!