— Ее девы обмыли и одели его, убрали волосы… И положили здесь. Когда мы несли его, она шла рядом и держала его ладонь. Так, не разжимая руки, легла рядом с носилками на траву…
…Черные пряди волос перепутаны с космами лугового мятлика…
Так они и лежали вдвоем — рука в руке, голова к голове — точно на брачном ложе. Вот тебе и свадьба. Свадьба, ради которой Фритур сюда ехал…
— Ярн, — позвал он, коснувшись искалеченной руки Берена. — Ярн, что же это такое… Слушай, ты же обещал вернуться… Что ж ты — каждый раз обещаешь и каждый раз… Нехорошо ведь… Ну, брось ты это… Смотри — твоя королевна без тебя убивается… Как же это так — я, старый пень, все живу да живу, а ты… Давай, сделай это. Сколько раз ты ее обманывал, эту ведьму безносую — обмани еще раз. Не могу я без тебя вернуться. Как я людям в глаза посмотрю? Как я твоей матери в глаза посмотрю, когда за тобой на Запад уйду? Как я Барахиру в глаза посмотрю?
— Лорд Кейрн, — сказал Нимрос.
— Я лорд Кейрн уже почти семь десятков лет, — горько проронил старик. — От рождения. От того дня как мы перешли через Мглистые Горы, род наш — Кейрны. И что с того, хиньо? Чего ты от меня хочешь?
Он вскочил.
— Сколько крови было пролито! Сколько мук принято, сколько сил истрачено — ради чего? Ради этого? — он показал пальцем на Сильмарилл. — Красивый камешек, не спорю. Элу-король, тебе он как, нравится? Ты доволен? Скажи — оно того стоило?
— Замолчи, хэлди, — сквозь зубы сказал Нимрос. Он видел, что каждое слово Фритура — как нож в сердце Тингола. Если эльфийский владыка и заслужил кары за свою гордыню — то он уже понес эту кару.
Кейрн, видимо, тоже это понял — и умолк.
— Заберите его, если хотите, — сказала Мелиан. — Заберите — и покиньте нас. Или останьтесь и скорбите вместе с нами.
Фритур опустился на колени рядом с телами.
Они были оба одеты в белое, как видно — в свои свадебные одежды. Диргол Берена и плащ Лютиэн были сколоты одинаковыми серебряными пряжками. Их засыпали сверху цветами. Странно, подумал Кейрн. Они лежат уже два дня, и эти дни не были холодными. И мухи просыпаются рано — была бы пожива; а здесь нет ни единой… И тела их остались какими были при жизни — ни единого признака тления… Словно живые — если бы не эта бледность.
Рука в руке, голова к голове…
Фритур коснулся переплетенных пальцев, представил себе, как разгибает их, закоченевшие — по одному… Его передернуло. Сделать это — было выше его сил. Молодой бард смотрел молча. Он все понимал. Не для того они, пройдя через боль, огонь и кровь, соединились в жизни, чтобы в смерти их разлучили.
Фритур поцеловал Берена в лоб и, отстегнув свой нож, положил ему на грудь. Потом подошел Нимрос и, прощаясь, достал из заплечной сумы невиданную прежде вещь — круглый темный кристалл величиной где-то с голову младенца.
— Вы похороните их здесь? — спросил Кейрн. — Как есть?
— Мы построим гробницу прямо над ними, — сказал Маблунг. — Вот камни для нее.
— Должна быть… наподобие лодки, — выдавил из себя старик.
— Я знаю, — опустил голову Маблунг.
* * *
Мелиан, любимая, как же так? Ведь ты сказала — если Сильмарилл придет, первым погибну я! Отчего же лежит бездыханной наша дочь?
Это моя вина… Я должен был успеть взять свое копье и пронзить зверю горло или сердце… Но от удара слабость одолела меня; руки мои дрожали и ноги отказали мне, Мелиан! Он был сильнее и страшнее всего, что я видел и мог себе представить. Он был сама смерть, и я, ничтожный гордец, отправившийся на эту охоту, чтобы бросить ей вызов — я не смог встретиться со смертью!
Вместо меня встал он…
Ты знаешь, внутренности волка были почти все сожжены — но его рука осталась целой. Она рассыпалась, когда Маблунг взял Камень. Вот он, Сильмарилл Феанора… Он сказал, что долг его избыт и судьба завершена — мое же испытание только начинается. Молчи, Мелиан, не слушай Музыку, не говори мне о будущем! Моего будущего нет — Лютиэн покинула нас! Зачем мне эти руки, если я не смог удержать ее? Зачем мне этот камень? Зачем мне эта корона, и этот дворец, и все королевство — мир погиб для меня! Ты ошиблась, Мелиан. Или Айнур что-то переврали в своей Музыке. Все вышло наоборот: Лютиэн погибла с приходом Сильмарилла, а я, никчемный владыка, жив…
Ее сердце не вынесло и разорвалось — но и там она будет скорбеть о нем. Он же не эльф, и до конца мира ни будут в разлуке! Зачем, любимая, скажи…
Нет, лучше молчи. Молчи, Мелиан!
* * *
Барахир говорил: «Не бойся смерти, сынок. Пока ты есть — ее нет. Когда она придет — тебя не будет…»
Отец ошибался. Миг небытия был краток, а потом сознание Берена снова противопоставило себя глухой и слепой черноте: я есть. Я умер — и все-таки есть.
И тогда — появилось все остальное.
Здесь было не темно и не светло, здесь было… никак. Серебристо-серая мгла, словно в тронном зале Тингола — но какая-то плотная и непроницаемая… Это было не то место, которое он увидел, когда ему было дано проникнуть взглядом в сердце земли, это было что-то другое. А потом рядом возник еще кто-то.
Женщина.
Закутанная в невесомую серую ткань, она приблизилась неслышно и взяла Берена за руку. И — мгновенно — он вновь ощутил себя. Обрушилась память и боль — не телесная, тела-то уже не было — но столь же сильная…
Женщина обрела лицо. Лицо без возраста: он не мог бы сказать, есть ли на нем морщины, темного или светлого цвета кожа, каков рисунок бровей… Только глаза впечатались: пронзительно-теплые — так смотрела мать, когда думала, что он спит и наклонялась к постели, чтобы поцеловать в лоб — он не позволял таких нежностей, когда бодрствовал. Но, притворясь спящим, можно было себе позволить… И сквозь завесу опущенных ресниц увидеть ее глаза… Почти такие же.
Госпожа Ниэнна? — угадал он.
Просто: Ниэнна. Следуй за мной.
И так — с каждым?
С каждым.
И хватает времени?
Здесь нет времени.
…Сколько раз это было — нет времени. Нет времени спать — нужно вскочить в седло и ехать биться. Нет времени хоронить павших — нужно бежать. Нет времени любить — нужно скрываться… Нет времени страдать — нужно освободиться от ремней…
А теперь слова обрели новый смысл: нет времени. Просто его нет — и все…
Серая мгла расступается — и вновь смыкается позади. Если бы не скорбная фигурка, если бы не туманно-серый плащ — он бы потерялся здесь.
Насквозь…
Чертог Мандоса — где он, этот чертог? Где пол, стены, потолок? А впрочем — зачем, ведь ни одна родная душа ему не встретится. Легким дыханием, далеким шумом он ощущал чье-то присутствие — наверное, другие смертные феар… Через эти покои должны были проходить тысячи — он не хотел всматриваться и вслушиваться…
