Сидим, ждем своей очереди. Мама — нервничает, я — не очень. Сыпь на роже уже прошла, да и припухлости уже не ощущаются, так что… просто инстинктивно, не доверяю неизвестности. Я не был в больничке с рождения! Аааа!
Стоп! Рожа отошла? Серьёзно? Ооо… неужто она опухла так из-за косметики? Какое счастье, что я её всю жизнь чурался! Какое счастье, что не дал себя загримировать пред выступлением! А-то б… иначе… это…
— Хватковы! Хватковы заходите! — позвали нас в кабинет и мы зашли.
Педиатр… весьма молодая женщина, наверное, даже младше мамы или плюс минус её ровесница, как-то уж больно странно вперила в меня свои глаза. Заглянула в тетрадочку, что лежала на её столе, вновь на меня, вздохнула и поправила очки.
— Ну, присаживайтесь. И рассказывайте, что случилось.
И мама рассказала! Всё! И под меланхоличный скрип ручки медсестры выложила и как я чихала с момента переезда, и что в поезде лежала с открытым окном высунув рожу по ветру, несмотря на осень. И что из школы позвонили, и что морда красная… которая уже почти не красная, если верить кабинетному зеркалу. В общем — выдала всю «тайну», с вердиктом — ПРОДУЛО! Бедную дитятку в поезде.
— Ну, давай послушаем, что там у тебя — со вздохом, сказала врач, доставая свой «слуховой аппарат».
Послушала.
— Дыши, не дыши. Глубоко дыши, не дыши.
Осмотрела горло.
— Скажи «А».
— Ааааа
Проверила рефлексы — а это нафига?! Как и глаза…
— Следи за молоточком.
Меня так в школе проверяли! В пятом… или шестом? Классе. Не помню уже что-то. Но было дело. Ладно, ей виднее! Она — врач!
— ОРЗ! — выдала вердикт, озадачив меня вопросом «а это что еще такое?».
Это опасно? Заразно? Мама, прости меня…
— Попьете таблетки, пустырник еще можно и ингаляцию — записать? — мать кивнула — тогда завтра к девяти часам — сможете? — мама кивнула с заминкой — Ну и недельку отлежаться придется. Придете ко мне в следующий вторник.
И это что, все? Эта вся неведомая болезнь? Ингаляция, травки… а что там за таблетки? Цитрамон… мама, кажется, жрет их каждый раз, как простывает Блин! Это что? Простая простуда вот так зашифрована?!
И меня, офигевшего и сроду не слегка, вывели из кабинета, отвели домой, накормили бульоном, уложили спать под два одеяла… приятно, но убийственно — расслабляет донельзя, что недопустимо. Так что когда мать с отцом уже уснули на своей кровати, я тихонько встал и, упорхнув на кухню, принявшись выполнять приседания.
Скользнул внутрь мойки тенью, так как в кухню вошла тень иная. Тетушка пожаловала! Дошла до подоконника, повздыхала глядя вдаль, отбивая по предокошечному камню неведомый марш, и ушла.
— Это что за призрак еперушки был? — пробормотал я, когда дверь за ней уже закрылась.
Она ходит к нам как к себе домой! Это что, теперь норма жизни такая?! Не согласен! Ну его! Ну!
Только альтернатив и выбора мне все равно никто не предоставляет.
Инхаляция… это что вообще за зверь?! Сегодня и узнаю! Ибо стою пред кабинетом с соответствующей надписью «Инхаляция» в которой что-то явно поправели черным маркером, с мамой за спиной. Жду.
— Заходи. Разувайся. Проходи — какие сухие команды от медсестры!
Прямо вновь в армии себя почувствовал!
— Дыши — указала она на странный аппарат с торчащими во все стороны трубками, к одной из которых уже присосала девчонка лет семи.
— Просто дышать? — переспросил я, заглядывая в аппарат через трубку — ярко!
— Да, просто дыши. Вдыхай через рот, выдыхай через нос — сказала, как отмахнулась, служитель богини врачевания, начав писать что-то там в своём журнале.
Ну, я и подышал. Как ни странно — толк есть. И даже нехилый! Прямо второе дыхание открылось! С легкими полными мокроты.
— Кхе, эхе… — собственно часть сей мокроты только что покинула тело.
Медсестра, а больше тут никого кроме меня и пучащей глаза пигалицы и нет, проигнорировала мой харчок, и я поспешил размазать улики по полу. Носочком, белым, ага. По грязному полу.
Через пару минут девочку отправили домой с наказом завтра приходить, медсестра сменила трубку — она оказывается вытыкается из агрегата! И на освободившееся место посадила паренька примерно моего возраста. Но… поговорить мы с ним не сумели — сложно это делать с заткнутым ртом.
— Хм. — хмыкнула чего-то врачевательница — На сегодня хватит — обратилась ко мне — придёшь завтра к этому же времени, хорошо?
— Угу, — только и буркнул я, отлипая от трубки, и пошел на выход.
— И маму свою позови!
Позвал — она зашла за место меня, скрывшись в глубинах кабинета пока я напяливал боты. И не выплыла из них, пока я бегал в гардероб за верхнею одеждой.
— Мам? — заглянул внутрь, а то вдруг она уже ушла.
— Хорошо — кивнула мама медсестричке озадаченно, и чуть не врезала мне по носу, ища дверную ручку — Пойдем Саш — заметила меня, вышла и обулась.
Посмотрела на маленькую записочку с нечитаемыми иероглифами и добавила:
— Нам надо будет сегодня еще дойти до больницы и сделать флюорографию.
— А мы… разве не в больнице? — опешил я от такого заявления.
— Мы в поликлинике, Саш. В детской. А нам надо в сороковую больницу. Эх, наверное придется ехать на автобусе — это далеко.
Ну, надо так надо, хотя я бы предпочел бы дома побездельничать. Ой! Что-то я уже ленится начинаю! Нехорошо! Ой не хорошо! И совсем нехорошо мне что-то стало, пока ехали.
В больничку с номером меня втолкали чуть ли не на ручках. Хотя, наверное, будет правильнее — внесли? И не только мать учувствовала в сим процессе! Я вдруг, как оказалась до безобразия тяжёлый телом, для хрупкой женщины, так что ей меня внести в больницу помог прохожий — усатый дядька со шрамом на щеке.
Так! Походу пора задействовать тяжелую артиллерию и разобраться что со мной не так — подумал я, лежа, и в одних штанах, на холодной металлической кушетке посреди совершенно пустой комнаты.
Когда это все началось? Сразу по приезду в столицу. Сразу как мы покинули поезд. Аномальное магическое поле? Зона флуктуации волн? Нет, иначе как объяснить, что родителям нормально? Привыкли? Взрослые! Большая масса?
Нет! Не о том думаю! Ну какая магия в мире без неё? Лучше вспомнить, что было вчера — косметика! Я ведь никогда ею не пользовался и она… обожгла меня как химическим ожогом.
Как кислота! Как щелочь… а теперь проблема в легких — кожа уже не красная, и адаптировалась. Воздух! Я потерял чувствительность к запахам после того, как постояли в пробке! А после первой ночи… вообще перестал что-либо чувствовать своими дырочками.
Большое количество угарного газа, оксидов свинца и паров бензина… походу я, выросший в маленьком городке средь елей и сосен, оказался банально неприспособлен к жизни в мегаполисе! Да у меня банальная аллергия!
Значит надо…
— Эхе! — выгнуло меня, как от разряда током — имел глупость пальчик в розеточку засунуть.
Что за… как будто стукнули… чем-то невидимым. Магия? Телекинез? Нет! Не то чувство! Тогда что это было?! — посмотрел на хрень, висящею надомной — меня реально расстреляли?!
Новый заряд, и на этот раз попытался сопротивляться — бесполезно. Прошило на вылет быстрее, чем я успел сообразить. То же самое сделал и третий заряд. Впрочем, если подумать, ни тот ни другой выстрел не нанес мне каких-либо хоть сколь-либо существенных повреждений.
Прошли на вылет, не вызывая возмущений материального плана. И я бы их ни в жизнь бы не заметил, ни сосредоточься на собственных легких, желая перестроить их структуру, для защиты от отравленного воздуха.
За мной пришли. Хотели унести.
— Не надо, я сама в состоянии. — улыбнулся в ответ, сползая с уже осточертелой кушетки, наблюдая как меланхоличный парень лет двадцати размером со шкаф, подставляет руки, готовый в любую секунду подхватить.
— Приступ прошел? — довольно безразлично поинтересовался седой врач в очках, стоящий за спиной паренька.
Егор Егорович Князев, врач — рентгенолог — прочитал я на бумажке на груди у седого.
