— Ладушки-воробушки! Это ежели кот согласится.
— Согласится, друг мой, обязательно согласится!
Я выгреб из костра тлеющие уголья, растоптал сапогом и, схватив горсть горячей золы, растер по лицу. Прозрецу не стоит знать, что за всем стоит бывший архканцлер и нынешний император. Зачернив лицо, я скрою свои приметы. Хотя свои меня все равно узнают.
Придерживая шпагу, я кинулся к лошадям, взлетел в седло Бабочки если и не с молодецкой удалью и грацией джигита, то, по крайней мере, с приемлемым умением. Не перевалился на другую сторону, хотя и охнул, когда отбитая скачкой задница ударилась о седло, бросил ноги в стремена. Сердце вело себе не в пример тише, не рвалось бешеным зайцем из груди, как в те разы, когда я участвовал в схватках.
Мягко понукая, направил лошадь вверх по склону, в прогал между кустарниками; пока это делал, мимо нас глухо прогрохотали копыта лошадей Алых. Справа и слева мелькнули серые и черные лошадиные тени и черные же тени всадников.
Омерзительная мелодия прервалась на визгливой ноте. С пустыря донеслись встревоженные крики.
Когда я поднялся на склон, Алые уже россыпью неслись вниз, а когда я, слегка пришпорив Бабочку, понесся по полю, Алые уже налетели и рубили дэйрдринов в капусту; лишь блестели молниями палаши.
Я двинул Бабочку в гущу схватки, выхватил шпагу (дрянное оружие для конника) и чуть не упал, так как правая нога выскользнула из стремени. Рядом со мной неотрывно двигались две тени: сержант Алых приставил охрану. Дэйрдрины сопротивлялись, звенело оружие. Что-то яростно ревел Бришер. Извиваясь, он умудрился выпасть из тачки и, на моих глазах, лежа на боку, согнув связанные ноги, распрямил их, сделав подсечку одному дэйрдрину. Тот упал, и Бришер, неимоверным усилием извернувшись, приподняв голову, ударил дэйрдрина лбом в высветленное белилами лицо. Удар был страшен, брызнула кровь. А Бришер бил и бил дэйрдрина своим лбом, не уступавшим в твердости каменной дубине, бил, хотя даже после первого удара по конвульсивным движениям сектанта, видно было: Бришер первым же ударом загнал носовую кость дэйрдрина прямо в его помраченный мозг.
Я не успел поучаствовать в схватке: Алые были столь профессиональны, что за две минуты уничтожили почти всех. Двое сектантов попытались спастись бегством, но их догнали, зарубили в спины. Одного — совсем молодого, тонкошеего пацана — пленили, хотя Бришер, рыча, порывался перегрызть ему глотку. Пацан сидел у тачек, стучал зубами. По выбеленным щекам, к которым прилипли комья земли и травы, текли обильные слезы.
Алые подхватили разбросанные факелы, осветили место побоища, начали освобождать жертв заклания. Это были подростки, и я скрипнул зубами. Ничего, прозрец, потерпи — тебе недолго осталось существовать на этом свете, если ты, конечно, человек, а не демон. Хотя — какие демоны в этом мире? Все зло творят люди…
Капитан узнал меня, прозрачно-серые его глаза (оба подбиты, левый сильнее заплыл) сверкнули:
— Аргх! Арх…
— Тихо! — взревел я. — Да, мы посланцы великого демона-кота! Мы — те, кто грядет на смену греховным дэйрдринам! Демон-кот с нами! Он пришел взять ваши души за грехи человекоубийства.
Я скорчил Бришеру выразительную гримасу. Он не понял, изумленно сощурился.
— Кгхм!
— Схватить этого страшного рыжего! — велел я, прежде чем Бришер успел снова поименовать меня архканцлером. — Он мне не нравится! Схватить этого рыжего, во имя демона-кота, и отвести в наш огромный десятитысячный лагерь! — я неотрывно глядел на пацана. — Сам его допрошу. Немедленно исполнять! — гаркнул я Алым. Бришера освободили от цепей и, схватив под руки (весил он хорошо за сто двадцать) с помощью двух конников сопроводили в лагерь. Капитан наемников был столь изумлен, что не проронил ни слова, только в мою сторону оглянулся беспомощно, как ребенок. Из носа его свисала огромная кровавая сопля.
Ничего, капитан, потерпи, все мы терпим ради общего дела. А нос мы тебе в лагере утрем.
По склону уже бежал Шутейник. Рядом с ним вразвалочку семенил Шурик в кожаных проклепанных доспехах. Гаер увидал Бришера, поприветствовал кратким жестом. Бришер, совершенно сбитый с толку, ошеломленный, смятый, взревел что-то непотребное.
— Господин владыка, демон-кот прибыл! — С этими словами Шутейник бухнулся ниц перед Шуриком. — О великий демон-кот, вот твои жертвы! — воскликнул он, без перерыва кланяясь и показывая рукой на трупы дэйрдринов.
Кот изумленно посмотрел на меня.
— Муа-а-р-р?
Гаер вымазал кошачью морду кровью убитого, но еще не освежеванного кролика. В неверном свете факелов и луны кот казался огромным, да, собственно, таким он и был, в три раза крупнее обычного домашнего кота; окровавленная морда, длинные клыки и огромные глаза добавляли ужаса, а проклепанные кожаные доспехи — объема. Парнишка-дэйрдрин смотрел на кота и сотрясался мелкой дрожью, я боялся, как бы его прямо тут, на месте, не схватил инфаркт.
Я навис над пленником.
— Эй ты! Я — чистец, посланник демона-кота, которого ты здесь зришь! Трепещи, ибо немногим дано увидеть демона-кота, и остаться при этом в живых.
— Му-а-а-ар? — кот был ошеломлен не менее дэйрдрина.
— О великий кот! — вел свое Шутейник. Я боялся, как бы он, в припадке веселого энтузиазма, не сбацал в честь кота стихотворный экспромт.
— Демон-кот безжалостен и грозен. Немногие из тех, кто зрел его лик, уцелели! Трепещи же! — взревел я, подавая Шутейнику знаки.
Пацан трепетал. Я молился про себя, чтобы кот не уселся и не начал намывать свою ряху. Но пока происходящее занимало Шурика больше, нежели вопросы собственной гигиены. Он приблизился к дэйрдрину, обнюхал его и негодующе фыркнул.
Я рывком вздернул дэйрдрина на дрожащие, неверные ноги.
— Ступай прочь, негодяй, ступай к своим! Неси им страшную весть: за их грехи и кровь, за преступления против людей и кошек небеса и ад послали на дэйрдринов неисчислимое войско демона-кота! Пощады не будет! Если хотят уцелеть, пусть выдадут мне голову прозреца, на котором лежат неисчислимые грехи за погубленные души! Запомни это! Я — чистец — говорю устами демона-кота! Всякий из дэйрдринов, кто отмоет со своего лица демонскую маску и уйдет из ордена, будет прощен, но прощен и награжден будет тот, кто принесет мне голову прозреца! А всех тех, кто не сдастся на милость чистеца — ждет страшная гибель!
С этими словами я развернул парнишку к деревне и отвесил ему под… в общем, приложился сапогом к его заднице.
— Беги, несчастный! — взревел ему в спину. — Беги!
И он побежал. Подтянув свой балахон, опрометью ринулся к деревне. Упал, вскочил, снова упал, прокатился по комковатой траве, вскочил и бежал так быстро, как только мог.
Я поглядел на Шутейника. Он привстал с земли и расхохотался.
— И вы думаете, мастер Волк, сработает эта… эта комедия?
Я пожал плечами.
— Любая секта, построенная на мистицизме, глубоко иррациональна. Участники ее настолько… — я помедлил, не в силах подобрать слова, эквивалентного земному «зомбированию», — настолько размягчились мозгом, что принимают любую мистическую чепуху, которую им льют в уши создатели секты, за чистую монету. И я подумал: почему бы не использовать это оружие против прозреца? Он-то не дурак, но большинство дэйрдринов после… размягчения мозга поверят в демона-кота с такой же легкостью, с какой поверили в постулаты самого прозреца, который по какой-то причине возненавидел всех кошек… А теперь убираемся отсюда, Шутейник, нам нужно отойти в глубину Оверри миль на пять-семь, ибо… ну, нет у нас огромного и многочисленного военного лагеря!
Говоря так, я ошибался. Бришер привел с собой армию горцев Шантрама.
И еще в одном я ошибся: мне стоило захватить еще одного дэйрдрина для допроса.
* * *
— Проклятие! Проклятие! Проклятие!
— Капитан Бришер, я поясню…
— Проклятие, господин архканцлер!
— Уже император.
— Кгхм! Поздравляю! Но все равно: проклятие! Проклятие семь тысяч раз!
