— И много саней?
— Да много. Тебя спрашивают.
— Ну, пойдем, Мишаня, посмотрим, кого нам бог послал.
Скорой походкой оба направились к воротам.
У ворот Монзырева встретил Андрюха с озабоченным видом.
— Николаич, это беспредел какой-то. Ну, всякое можно было подумать, но чтоб приехать и требовать принять от них дань, это просто что-то.
— Не торохти, разберемся сейчас.
Выйдя за ворота, Толик увидел десятка три нагруженных различного рода имуществом саней. Рядом с санями, чисто водители — перевозчики грузов, словно прибывшие из двадцать первого века, но одетые по меркам десятого, толпились бородатые мужики в подпоясанных тулупах, шапках и поршнях. На миг Монзыреву даже показалось, что сейчас услышит из гомона этих степенных представителей крестьянской диаспры, голос, что-то типа: «Ну, где этот б…кий приемщик? Кто примет груз по накладным? Простаиваем тут, а время — деньги. У меня по договору, пора очередной груз на сортировочной забрать, а потом еще пилить до самого Миасса». Но этого не произошло. Увидев Монзырева, выходящего со свитой из ворот, приезжие посдергивали шапки, кланялись поясно, приветствуя хозяина.
— С чем пожаловали, люди добрые? Чего вы хотите от меня?
Самый бойкий, не растерявшись, вышел вперед, еще раз поклонившись, обратился к боярину.
— Из селища Синички мы, боярин. В сем годе старейшина сказал, что недосуг боярину самому на полюдье ехать. Вот и привезли мы тебе сами, что причитается с тридцати двух дымов.
— А теперь объясни толком. Почему сюда? Разве я должен собирать это всё?
— Был сбор волхвов во всех городищах пограничья. Вернувшись, принес наш волхв весть. Что боги решили, быть тебе хозяином земли этой. Ты и защита ее. А людям уроки и уставы только ты определять можешь. По Русской Правде так. Сказывает, над тобой только князь волен суд вершить.
— Гм-м! Вот это я встрял, — пробормотал Монзырев. Обратился к приезжим. — И все остальные, надо понимать, с тем же самым приехали?
Народ согласно закивал в ответ.
— Мишаня, ну-ка дуй скорее за Галиной, пусть оденется потеплей и придет. Эй, кто там? Лабута, бегом сюда Боривоя приведи. Ну что ж, уважаемые, сейчас сюда ответственные сборщики, емцы, так сказать, придут. Вот им все и сдайте, кому сколько положено. Андрей, скажешь Людмиле, что б велела разместить людей на постой, и что б их накормили.
— Хорошо, передам. Слушай, Николаич, а куда все это мы девать то будем.
— А это вот у старого козла спросить надо, который на Канарах сейчас жопу греет.
— Не понял?
— Да шучу я. Я так думаю, это все нам на дурную голову, с подачи волхва свалилось. Чего ему не жилось спокойно? Вот пусть в его пустой амбар и сносят все. Приедет, там разберемся, что за дела.
— Теперь понял, — расплылся улыбкой во всю харю Андрюха. — Красота, и не поймешь, то ли рэкетом мы заняты, то ли побираемся Христа ради. Но главное, сил никаких не прикладываем. Короче, ленимся, все как по Семибратову.
— Это как?
Монзырев отвлекся от мыслей о негаданных данниках.
— Да было у него одно высказывание. Он мне его под крутым шафэ поведал. Знаешь, говорит, Андрей Владимирович, я в части самый ленивый человек.
— Так, вроде замечен не был.
— Так и я о том же. Нет, говорит, самый ленивый. Когда мне командир ставит задачу, я из-за своей лени, быстро, но качественно, что б переделывать не пришлось, выполняю ее. А потом ленюсь, ленюсь, ленюсь.
— Хорошая лень.
— Угу.
Прибежал взъерошенный Боривой, на ходу бросив руку перед собой в поклоне.
— Слушаю тебя, батюшка!
— Да нет Боря, это я тебя слушаю. Расскажи-ка мне, дружок, куда раньше с городища налог возили?
— Никуда. Никуда мы не возили. Кажную зиму боярин погостный объезжал полюдьем селища и веси, и сам все забирал, что положено от каждого дыма, как налог или дань.
— Оба на, ну а эти-то чего сами приперлись?
— Не знаю.
— Ну, так вот и разберись. Сейчас боярыня Галина придет, поможешь ей все принять. Отказываться-то от подношений грех большой.
— Слушаюсь, боярин.
— Вечером ко мне в терем с отчетом.
— Слушаюсь. О, а вот и боярыня-матушка наша, раскрасавица, идет. — Боривой шагнул навстречу выходившей из ворот Галине. — Сюда, матушка-боярыня. Мы уж заждались.
Не обращая внимания на Боривоя, пытавшегося выказать почтение Галине, Монзырев взял в руки ее ладошку и приблизил к губам, стал целовать каждый пальчик на руке.
— Галчонок, разберись со всем этим, — он обвел рукой санный поезд у ворот, — я, знаю одно, что все это надо брать. Остальное выясняй у Боривоя. Андрюха тоже остается при тебе. Я к себе пошел. Кое-что прикинуть надо, обмыслить.
— Хорошо, любимый.
— Мишаня, идем. Не будем мешать.
Хозяин в темпе ретировался, оставив поле брани на женские плечи хозяйки. Но, просто войти в терем ему не дали. Прибежал гонец от южных ворот. Вернулась бригада охотников. Монзырев с Мишкой пошли смотреть, что те заполевали.
Так, в тихих повседневных заботах, с мелким элементом экстрима, подходил к концу первый месяц зимы.
Да-а, подвоз селищами налога затянулся на целую седмицу. Вестимиров амбар трещал по швам, от разложенного в нем имущества. Мед, воск, скора, тканина, железо, шкуры домашних животных, пушнина, мешки с зерном, орехи и так далее, и так далее. Под мясо и рыбу, пришлось потеснить погреба и ледники. Все было подсчитано и учтено. Галина с Боривоем, закрыв все на замки, вздохнули с облегчением. «Амбарные книги», сколотые скрепкой серые листы на такой дорогущей бумаге, велись ими аккуратно.
В один прекрасный день, на теремное подворье, въехали сани. Вернулся Вестимир. Монзырев встретил его, выйдя на крыльцо:
— Возвращение блудного попугая, — громко с сарказмом произнес он, глядя, как волхв, разминая ноги, вышагивает возле возка. — Как провел отпуск, отче?
С ехидцей в голосе, окинув взглядом Анатолия, тот ответил в тон ему:
— Вашими молитвами.
Иногда у Монзырева закрадывались мысли, что Вестимир здесь тоже не коренной житель. Его высказывания тянули порой на век двадцатый-двадцать первый.
— Ну, пойдем уж в избу. Сбитнем угощать буду.
— Так ведь я и непротив.
Уже сидя в теремной столовой, в окружении друзей и соратников, Вестимир поведал, как был под градом Черниговским. В заветной роще встречались с коллегами по профессии.
— На Руси перемены грядут. Князь киевский Святослав, задумал войско хорошо обученное создать. На погостах лесных княжие мужи новонабранных воинов ратному делу учат. Воины в семьях не живут. Живут в отдельных избах. Тяжкое бремя расходов легло на сельские общины. Старейшинам велено приносить воинам хлеб, мясо, мед и уксус. Занимать их работой на земле запрещено. Суров Святослав, возражать ему никто не осмелится. Все делается в строжайшей тайне. Сохрани нас боги, непрознали бы ромеи.
