Ознакомительная версия.
Слабое утешение. Потери…
Последний приступ – уже перед самым восходом они отбили легко. И без новых потерь. Перебравшиеся через остывающий ров упыри все же изрядно пожглись и потому на стены лезли не так рьяно и ловко. Да и не долго совсем лезли.
Неведомым образом твари темного мира почуяли приближение рассвета еще прежде, чем посинело черное небо на востоке. Страх перед солнцем оказался сильнее Жажды. И нечисть отступила, остервенело подвывая. Отступлением, больше похожим на постыдное бегство.
Откатились, отхлынули недобитые остатки упыриного воинства. Кровопийцы ушли все. До единого. Все, кто мог ходить. Быстро ушли. Далеко. Растворясь бесследно в лесах, в горах, в обезлюдевших предместьях. Ища укрытие и спасение.
Благодарственными молитвами, криками и слезами радости встречали защитники Закатной Сторожи невзошедшее еще светило.
Серебряные Врата выстояли.
Еще одна страшная ночь прожита.
И еще один тяжелый день ждал впереди.
Всеволод угрюмо наблюдал со стены, как внизу, на замковом дворе, бродят тевтоны. Русичи-то и татары уже закончили – отыскали и аккуратно сложили своих убитых у ворот. И своих, и угров тоже… Уграм нынче не повезло. Золтан Эшти в этой злой сече потерял почти всю свою небольшую дружину. Сам лишь уцелел, да юный Раду чудом выжил. Остальные – мертвы.
А кто виноват?
И-эх! Не устояли горячие шекелисы там, где поставил их Всеволод и где должно было стоять. Уже под конец схватки в замковом дворе, когда тевтоны отбили западную стену и дорубали темных тварей, прорвавшихся в крепость, ратники Золтана на радостях смешали строй, тоже полезли по путаным проходам в самое пекло. А бою с нечистью не шибко-то и обучены. Вот и полегли… Вот и сидит Золтан теперь, кручинясь, в сторонке, вот и смотрит волком… Не скоро в себя придет начальник перевальной заставы. И Раду тоже, вон, постукивает тихонько-тихонько, едва слышно по струнам цимбалы, прячет слезы, коих воину стыдиться не нужно.
Впрочем, у самого Всеволода тоже на душе кошки скребут. Девять дружинников не уберег, девять человек потерял за ночь. Много… И Сагаадай, вон, – мрачнее тучи. Да, всем им дорого обошлась эта победа. Но все же самую великую цену сегодня заплатили тевтоны. По количеству павших – у немцев потерь много больше. И возятся немцы дольше. От помощи-то отказались. А в таких делах навязываться не принято.
Сами… Все – сами. Тевтоны сами растаскивают груды мертвых упырей. Сами извлекают из-под изрубленных тварей испитых братьев. Сами ищут раненых. Хотя раненых в этом бою практически не было. Где-то там, внизу, с прочими саксами, должно быть, и Бернгард. На стенах, по крайней мере, магистра не видать.
Всеволод наблюдал…
Странно все же ведут себя кнехты и рыцари.
Первые солнечные лучи уже пусть робко, но коснулись места ночного побоища, а орденские братья все еще ходят меж трупами с оружием наголо. Настороженно заглядывают в темные уголки, в зияющие ниши окон и в распахнутые двери, в густой полумрак под лестницами и навесами. Каждый темный закуток проверяют самым тщательнейшим образом. Словно проверяют что-то. Ищут.
И опасаются чего-то словно…
Поневоле вспомнились предупреждения кнехта с рваной щекой о замковом упыре. Так ли уж нелепы и беспочвенны зловещие слухи, гуляющие по крепости?
– Нахтцереров высматривают. Если кто вдруг уцелел, – послышался рядом знакомый голос.
Всеволод оглянулся. Конрад! А рядом с бывшим послом – Бранко. Оба – с ног до головы – перемазаны черной кровью. Но оба – невредимы.
– Уцелел? – переспросил Всеволод. – Такое возможно?
– Едва ли… Рассветает. Солнце уже высоко, а там, – Конрад кивнул на замковый двор, – от света уже не спрячешься. К подземельям нахтцереры не пробились. Во внутреннюю цитадель – тоже не попали, так что укрыться тварям негде.
– Тогда зачем вообще тратить время на поиски?
Ему снова ответил Конрад. Не сразу, правда, – замявшись, что не укрылось от глаз Всеволода.
– Ну-у… Осторожность никогда не бывает излишней. Особенно на прорванной границе миров.
– А мне вот сдается… – Всеволод так и вперился в рыцаря пытливым взглядом, – сдается мне, твоими братьями движет не одна лишь осторожность. Еще – страх.
– Страх – здесь частый гость, – неожиданно легко согласился Конрад. – Ибо страх нередко идет рука об руку с осторожностью. Просто кто-то умеет совладать со своим страхом, а кому-то этого не дано.
– По-моему, не в этом дело, – Всеволод не отводил от него глаз. – По-моему, ваши воины сейчас не просто обшаривают поле боя. Они словно стараются обезопасить себя от… от того, что уже случилось однажды. И не желают, чтобы это повторилось вновь.
– Ты о чем, русич? – Конрад нахмурился.
Волох по-прежнему хранил молчание. Только внимательно смотрел на Всеволода. Внимательно и, кажется, встревоженно. Что ж, пришло, пожалуй, время для разговора начистоту. Для разговора о том, о ком не принято говорить.
– О некоем упыре, который, как рассказывают, еще в начале Набега прорвался в замок и ныне прячется где-то по эту сторону стен.
Конрад и Бранко переглянулись.
– Что именно ты слышал? – на этот раз вопрос задал волох.
– Что два человека уже пропали. За два месяца. Что позже их нашли обескровленными.
– Тут люди гибнут почти каждую ночь, русич, – задумчиво проговорил волох. – И каждого погибшего кровопийцы-стригои стараются испить досуха.
– Ты меня не понял.
– Прекрасно понял, – возразил Бранко. – И пытаюсь объяснить, чтобы понял ты. Набег начался давно… очень давно. И мы удерживаем замок долго… очень долго. Это тяжело, это утомляет, это изматывает и тело, и душу. Это не всем оказалось по силам. Ночные штурмы, бессонные ночи, тяжелая дневная работа и ни единой человеческой души на несколько дней пути вокруг. Только нечисть кругом, конца-краю которой не видать… Все, что происходит здесь, весьма способствует унынию и отчаянию. И постепенному перерастанию вполне естественного, но подвластного разуму и воле страха в страх неосознанный, в скрытую, подспудную, неконтролируемую, безрассудную панику, не прорывающуюся пока наружу, однако отравляющую изнутри умы и сердца, изъязвляющую нестойкие души. Именно из такого страха и такой паники взрастают беспочвенные и опасные слухи…
Что ж, все это Всеволод знал. Хорошо знал и понимал. Это ему объяснять не надо. Сам, помнится, успокаивал себя вот так же. Но…
Ох уж оно, это «но»!
– А опасные слухи следует пресекать, – продолжал тем временем Бранко. – Пресекать жестко и быстро. Любой ценой пресекать. Если мастер Бернгард узнает, кто из братьев разглагольствует о замковой нечисти, – ему не жить. Ты скажешь магистру – кто?
Ознакомительная версия.
