Далее следовал рассказ о Дане, Ульвхедине и колдовской ночи — о последнем было сказано весьма скупо — и, наконец, о Туре Эгиле, который был убит накануне их свадьбы. Она писала, что обманула родителей, чтобы поберечь их (и для собственного удобства), рассказывала о тяжелой жизни в усадьбе, о Даниэле, ангельщице, о своей встрече со Стиной и том, как им удалось спасти своих детей от неминуемой гибели. Теперь дети с ними, но Стине некуда деться. Можно ли ей тоже приехать в Гростенсхольм? Она будет работать в усадьбе, только бы ей разрешили держать дочку при себе.
Если Альв и Берит согласны принять Ингрид, детей и Стину, они должны поднять флаг на башне, и пусть он висит там до их приезда, просила Ингрид. Если флага на башне не будет, она поймет, что их не хотят видеть, и они сразу уедут прочь. Ждать их приезда в Гростенсхольм следует через две-три недели.
Но главное, они не должны сообщать Дану о Даниэле. Он счастлив со своей Маделейн, и Ингрид не намерена осложнять их супружескую жизнь. Кроме того, она не любит Дана. Все это только горькое недоразумение, которое закончилось весьма удачно. Подождите, скоро вы увидите своего внука! Он самый красивый ребенок на свете! — писала она в конце.
Письмо было отправлено.
Ингрид и Стину вызывали на допрос по делу ангелыцицы, и оказалось, что этой историей возмущен весь город. Люди смотрели на Ингрид и Стину как на героинь. Никому и в голову не приходило их презирать, напротив, все хотели видеть их детей. Это было неожиданно и трогательно.
Наконец девушки покинули Кристиансанд. Добрые люди основательно снарядили детей в дорогу, а сердобольный караульный за бесценок приобрел для них телегу, потому что они не могли ехать вдвоем на одной лошади с детьми и вещами в придачу.
По дороге домой Ингрид и Стина обнаружили, что в Норвегии идет война. Ингрид следовало давно это понять, но она была слишком занята своими заботами и не интересовалась политикой. Однако теперь она столкнулась с войной вплотную. Всюду царили нужда и голод, солдат гнали на бойню, не спрашивая их согласия. Воинственный шведский король Карл XII после неудачной войны с русскими обратил свой взор на Норвегию. Вернее, в первую очередь на Данию, с которой Норвегия была в унии.
Многие офицеры на дороге хотели реквизировать их лошадь и телегу. У Ингрид была хорошая скаковая лошадь и многие были не прочь заполучить ее. Но это не удалось никому, и ни один из них так и не понял причины. Им смутно вспоминались потом желтые кошачьи глаза, подобных никто никогда не видел, неясное бормотание… И непонятно как, они оставались на дороге с пустыми руками, а телега с женщинами уже скрывалась за ближайшим лесом или холмом.
Стина тоже не могла уразуметь, что происходит, почему эти вояки вдруг бессильно опускали руки и беспрепятственно позволяли Ингрид ехать мимо. Иногда Стина немного побаивалась своей спутницы. Но Ингрид была добрая, и с ней было так весело! Никто не умел смеяться так, как она. И до чего же она была богатая! Каждую ночь они останавливались на каком-нибудь постоялом дворе, и Ингрид говорила, что они со Стиной вдовы, одна офицерская, другая — солдатская. Бог знает, может, их мужья еще живы, но они решили перебраться в усадьбу ее отца, где было спокойнее. Одиноким женщинам во время войны лучше держаться друг друга. Ингрид умела из всего извлечь выгоду.
Жители Кристиансанда подарили Стине много одежды, и теперь она была похожа на зажиточную крестьянку. Что касается Ингрид, она всегда одевалась, как благородная дама, и держалась с достоинством, глаза ее светились неженским умом, а ее самое всегда окружала завеса таинственности.
Когда они добрались до Гростенсхольма, уже наступило лето. Дочь Стины простудилась, у нее был забит нос, и она задыхалась. У Ингрид не было с собой драгоценных снадобий, но по ночам, когда Стина засыпала, она прикладывала девочке к груди корень мандрагоры и что-то нашептывала. Благодаря корню или нет, но девочка справилась с простудой, и теперь все четверо были здоровы.
Последний лесок перед Гростенсхольмом…
— Смотри! — ликовала Ингрид. — Видишь флаг на башне? Нас ждут!
Как будто она сомневалась, что так будет!
При мысли о родителях, которым она доставила столько огорчений, на глаза у нее навернулись слезы. Подъехав поближе, она разглядела на белом флаге надпись, сделанную синими буквами: «Добро пожаловать. Мы вас ждем».
Их ждали, всех четверых! И лошадь в придачу.
Вдруг Ингрид охватил страх. Она сама устроила так, что за все это время не получила ни одного письма из дому. Она же ничего не знает о родителях. Как их здоровье? Ведь мать была больна, когда она уезжала…
Сердце у нее сжалось.
Во дворе Гростенсхольма их ждали отец и все работники. Какая радость — снова увидеть отца! Но как он изменился с прошлого года, постарел, усох. А мать? Где мать?
В ту же минуту Берит вышла на крыльцо. Чуть сгорбленная, укутанная в теплую шаль. Но все-таки она ходит!
Только теперь Ингрид вздохнула с облегчением. Мать здорова!
Правда, и у нее вид изможденный, уставший. Но, главное, она жива!
После первых объятий, приветствий, восторгов по поводу Даниэля и, разумеется, Ингелы все уселись в гостиной.
— Матушка, я так счастлива, что вы поправились! — воскликнула Ингрид.
— Это заслуга Ульвхедина, — сказал Альв. — Теперь он распоряжается сокровищем Людей Льда и лечит Берит. Он бывает у нас каждый день. Сперва ему было трудно исцелять людей, но он изучил действие всех снадобий. И к тому же он, как и все отмеченные печатью, может лечить недуги наложением рук. Мы стараемся не думать, угодно это Господу или нет. С Берит он просто сотворил чудо. Она не кашляла кровью с самого Рождества…
Альв умолк, увидев испуганное лицо Ингрид. Он забыл, что они с Берит скрыли от дочери, что у Берит шла горлом кровь. Не так-то просто было успокоить Ингрид теперь.
Вечером к ним пожаловал Ульвхедин с семьей. Ингрид и ее родители решили сказать, что Даниэль — плод короткого брака Ингрид с Туром Эгилем и что Стина — солдатская вдова. Правда, она была слишком молода для вдовы, но ведь девочек нередко выдавали замуж слишком рано…
Увидев Даниэля, Ульвхедин кинул на Ингрид пронзительный взгляд.
Она вздохнула:
— Ты прав, Ульвхедин! Отец, я знала, что его нельзя обмануть!
— Это моя вина, — буркнул Ульвхедин. — Не будь я сам тогда под действием колдовского снадобья, я бы этого не допустил.
— Если ты и виноват, я благодарна тебе за это! — смело сказал Ингрид. — Я счастлива, что у меня есть Даниэль!
На лице Ульвхедина появилась его волчья улыбка.
— Значит, он из тех счастливчиков, на кого распространяется твоя любовь? Я правильно понял? Тогда он в надежных руках. Никто не может любить своих близких так, как Ингрид. Странно только, что ты еще не нашла мужчину, достойного твоей любви.
