– Вот такая! – вновь огрызалась Аглая.
После этого Лизка закусывала хорошенькую нижнюю губу:
– Эх!… Ты, Аглая, жди, жди, мы ведь тебе совершенно не мешаем. Ну и мы с Петровной тоже, конечно, немного пождем. Вдруг и нам что-нибудь?…
– В самом деле! – вставляла со сна Петровна.
Они помолчали. Аглая прислушалась:
– Тише вы! А когда они обычно налетают, Петровна?
От неожиданного этого вопроса Петровна очнулась, испуганно вскинулась, всплеснула руками:
– Чего? Кто? Ты о чем?!!
– Ну, когда они обычно приходят покушаться? – разъяснила ей свой вопрос Аглая. – До обеда или же, напротив, сразу после него?
Пока Петровна молчала, не зная что ответить, Лизка ввернула мечтательно:
– Зеркало бы сюда…
На что Петровна тут же сердито брякнула:
– Дожили! Уже простого зеркала сотворить не можете! А скоро видать и совсем!…
– Что? – Аглая насторожилась.
– Да исчезнете к черту! – Завладев вниманием сестер, Петровна долго и на все лады обстоятельно зевала. – И из памяти выветритесь. Как и не были никогда. Не смущали мир вымыслом! Не кружили мечтой! От пионерчиков что осталось?
– Барабанные палочки! – быстро ответила Лизка.
– Четырнадцать простыней, дюжина подушек, удочки, тапочки, утюги… – начала перечислять обстоятельная Аглая. – Песни остались! – и неожиданно громко запела. Пропев же, принялась ждать ответа, прислушиваясь.
Петровна значительно переглянулась с Лизкой и продолжила:
– А с вас и этого не будет! Вон, третьего дня…
– В "чотьверг"? – тонко спросила Лизка.
– В чотьверг, в чотьверг, родимый… – ответила Петровна, даже не повернув к Лизке головы. – Просыпаюсь утром – нет руки!
– Как это? – Аглая растерялась, открыла рот.
– Запросто! – рубанула воздух Петровна.
– Напрочь, что ли? – не поверила Лизка.
– Снесло, как не было! – ответила Петровна и тут же с охотой продемонстрировала волшебное исчезновение руки: в самом деле, на несколько секунд ее рука куда-то исчезла, будто растаяла в вечереющем воздухе, а потом, не сразу, появилась. – Причем, что интересно, правой не стало. Не левой, а именно другой, – продолжала Петровна. – Ну, руку-то, положим, я всегда на место вернуть смогу… – Петровна сделала многозначительную паузу. – А вот насчет вас не знаю. Не уверена. Истаете, как дикторы!
– То есть, что? – испугалась Лизка и принялась охлопывать себя руками по ватнику. – Этого… Этого… Этого… Ничего не будет, что ли? Совсем?
– Начисто! – сказала, как отрезала, Петровна.
– Давай, Лизка, творить зеркало? – испугалась Аглая.
– Погоди, – отмахнулась от нее Лизка и на всякий будущий случай решила подлизнуться к Петровне: – А как они все сразу исчезли, пионерчики-то бедные эти?
– Да я уже раз десять тебе эту историю сказывала, – ответила ей Петровна.
– А ты еще и в одиннадцатый скажи, – не уступала Лизка. – Трудно тебе, что ли? Послушать хочется. Делать-то больше что? Ты ведь хорошо сказываешь, жалостно, страшно так! – Лизка приготовила "испуганные глаза".
– Ну, слушай, Лизка… – тут же охотно начала Петровна. – Ты тогда фольклорным гриппом хворала, с пионерчиками лежала в лизарете…
– Ну, это я и сама помню! – Лизка уперла локоть в колено, положила подбородок на кулачок и приготовилась слушать. Петровна продолжала так:
– А раз помнишь, то должна знать, что мы не как-нибудь, а однажды в пору нелюбви, в скучные бесприютные времена увязались втроем с бригадой сказочных артистов в этот лагерь. Да так тут и остались. Поварихами служили, в моечной-прачечной… – Петровна умела рассказывать истории так, будто делала это впервые (а они в свою очередь будто впервые ее слушали). – К вожатству, правда, нас не подпускали по причине идеологической. Что делали в пионерчиковом лагере? Да жили. Причем превесело так! А почему остались, когда те вдруг исчезли? И куда исчезли? Тут уже целая история стряслась… Как-то проснулись утром – нет пионерчиков! Еще вчера вечером были – полнехонек лагерь, шумели, как полоумные, по кроватям прыгали – тихий ужас! А утром глядь – нет никого! И вожатых, что характерно, ни единого. Сам директор лагеря куда-то пропал вместе с главным вожатым-женщиной! Мы долго думали: эти-то куда попрятались? Может, пока пионерчики не видят, на залив купаться почапали? Мы на залив. Ан и там никого нет! Один восьминос в воде светится. Так где же они, родимые? И нет в столовке, котлы пустые, и за котлами тоже никого. Нигде. Так и пропали навсегда. Вот так оно все и кончилось! Одним разом, можно сказать. И птицы замолкли. Потом, по весне, птицы, конечно, вернулись. А пионерчики уже нет. А после мы и тебя, Лизка, из лизарета вызволили.
Аглая и Лизка во все время рассказа Петровны охотно "пугались" в нужных местах и делали "большие глаза", и даже с готовностью в других нужных местах взвизгивали, хотя именно этот рассказ они уже слышали не одну сотню раз. Более того – сами были когда-то его участницами. Но в скучной арифметике лагерной жизни так хотелось хотя бы перестановки ее слагаемых!
– Тихий ужас! – заключила в конце рассказа Петровны Лизка.
– Ага, – согласилась Петровна. – Зато малины теперь в лесу завались сколько. И мухоморы стоят – не сшиблены!
А Аглая тут же заметила нервно:
– И восьминос подходит к берегу, не замученный! (Восьминоса, о котором речь впереди, она боялась панически. С ним у нее с самого начала, как это принято теперь говорить, "не сложилось отношений". Хотя у бывших лагерных мальчишек и девчонок восьминос этот местный пользовался фантастическим успехом. Отчего даже был отображен на лагерной эмблеме в качестве восьминосого голубого флажка, поднятого на флагштоке и каждый раз расцветающего под ветром с залива.)
Лизка вновь обвела взглядом пустой лагерь и с грустью сказала:
– А вон на той скамейке уже никто из них впервые в жизни не признАется кому-то в своей первой любви. Да тоненько так, трогательно: "Саша, я давно хотел тебе сказать!…" Давно он хотел! Три дня назад в первый раз ее на линейке увидел! Почему они всегда "давно хотят сказать", пионерчики эти, а?
Втроем они недолго и с удовольствием погрустили.
– А знаешь, они теперь какие? – нарушила молчание Петровна.
– Ну?
– Раньше ведь как было – кончил школу, женился, родил ребенка, бросил курить. А у нынешних, говорят, то же самое, только… Только наоборот! – И теперь уже Петровна в свою очередь показала сестрам "страшные глаза".
– Это как?! – не поняла Лизка, замолкла, склонила голову на подставленный кулачок, притомилась.
– Будешь творить зеркало, Лизавета? Второй раз тебя спрашиваю?! – дернула ее за рукав Аглая. Лизка вздохнула, поднялась. После чего вдвоем с Аглаей они безуспешно попытались сотворить самое что ни на есть обыкновенное зеркало. И это, разумеется, у них не получилось. Перехватив осуждающий взгляд Петровны, Лизка пискнула:
