Тáйга не знала, что говорить. Только тряслась.
— Придурок ты бестолковый. — Скур ткнул ей в нос кулаком. Не сильно, но ощутимо. — Что там твой хрен трепался про семейку? Твоя матушка прилично богата, чтобы заплатить за тебя хорошую цену? Или так тебя продать? На утеху кому?
— Заплатит. Мать заплатит. — Тáйга с трудом выговорила слова.
— Да… — протянул тот задумчиво. — Наверное заплатит. Только тащить тебя далековато. Куда ты там направлялся, в Гунхал?
Она кивнула.
— Да смотреть еще за тобой… — Скур явно колебался между пинком под зад и проблемной добычей. — Смазливый ты, молокосос. Проще тебя кому из торговцев сдать. Там и задница твоя пригодится.
Она сглотнула.
— Мать заплатит. У меня богатая семья. Тебе дадут все, что причитается. — Тáйга выставила одну ладонь перед собой, останавливая Скура, а другой рукой полезла в штаны.
— Корешок свой отдельно упаковываешь? — Скур подхватил протянутый мешочек.
Два темных маленьких камешка легли в его здоровенной ладони, совершенно теряясь во мраке. Не ловя ни одного отблеска огня.
— Что это?
— Изумруды. Ты получишь еще. За один можно хорошего коня купить. Оружие. Если бы светло было, ты бы увидел.
— Ты думаешь, я стекляшку не отличу? — Скур прищурился, стараясь в тусклом свете от далекого костра получше разглядеть добычу. — Говоришь, у матушки твоей таких еще наберется?
— Наберется. Она заплатит. Я — единственный сын.
— Снимай штаны! — Скур засунул мешочек себе за пазуху и требовательно выпятил подбородок.
— У меня больше нет ничего. — Тáйга замерла. — Остальное от матери. Ты не сомневайся.
— Снимай штаны. — Тот потянулся к короткому мечу на поясе.
Тáйга быстро стянула с себя одежду, сжимаясь под пристальным взглядом здоровяка.
Тот обошел ее, шлепнув мечом по ягодицам.
— Посмотрим, — Скур подтолкнул ее перед собой обратно к свету. — Куда денежнее будет. С нами пойдешь. Попробуешь сбежать — шею сверну. Понял?
— Понял. — Тáйга на ходу натягивала штаны.
* * *
Он огляделся по сторонам, отпуская последнего солдата: пятеро точно выживут, остальным повезло меньше. Да и те, кто выживет надолго его запомнят.
Он с трудом приподнял левую руку. Меч раскроил мясо до кости. Раны на груди и спине тоже давали о себе знать.
Среди пространства таверны, подальше от места схватки, среди груды стульев и столов затаились неудачливые посетители. Слева, с открытым ртом и перекошенным лицом так и застыл хозяин, подпирая собой стену.
Не обращая на них никакого внимания, Зэсс тяжело направился к одному из столов, стоявшему возле разбитого окна. Выглянул во двор, где рвали привязь встревоженные лошади. Одного коня не хватало.
— Одной проблемой меньше, — пробормотал он сквозь зубы, подымая оброненный Тайгой кошель. Прикинул его на ладони и зарычал от новой волны боли.
— Колдун! — хозяин таверны сделал охранный жест рукой, и попятился вдоль стены подальше от израненного Зэсса.
— Ага, колдун. — Зэсс сделал шаг по направлению к выходу и свалился мешком на пол, посреди разгромленного отряда.
* * *
Он видел лица. Множество лиц. Они проносились мимо него толпой, не задерживаясь. Не останавливаясь. Оставляя легкий шлейф непонятных воспоминаний, за которые и рад бы уцепиться, да понять не можешь о чем они. Лица мелькали, водили хороводы, появлялись из ниоткуда и возвращались в никуда. Пока среди них не возникла фигура. Темная фигура на фоне бледного строя призраков. Он пошел к ней, приближаясь, плывя сквозь всю эту призрачную белесую толпу, что — то шепчущую бледными губами.
Приближаясь, фигура все четче принимала очертания. Он мог не смотреть на нее, он просто знал. Это женщина. Ближе, ближе, он отчетливо видел невысокий силуэт, темные распущенные волосы. Он почти слышал ее голос. Она что-то говорила. И он, зная и помня тысячи лиц, он не мог сейчас вспомнить ее лица. Не мог его увидеть, представить, не мог понять. Он не знал самого важного лица!
Женщина подняла руку, и все остальные лица вокруг него исчезли, окрашивая мир в ярко красный цвет, а потом разверзлась боль. И все погрузилось во тьму.
* * *
Реальность возвращалась тяжело, отдавая то острой то тупой болью во всем теле. Казалось, раны расползались по телу, превращая плоть в один болевой комок. «Такое уже было», — пронеслось в голове.
Еще там крутилось что-то очень важное, над чем непременно нужно было подумать, но мысли веселым вихрем гуляли туда — сюда, не останавливаясь ни на мгновение на чем-то конкретном, от чего еще сильнее напрягалась голова. В конце-концов, он вынырнул из своего неудачного бреда и осмотрелся вокруг.
Он лежал на небольшой деревянной кровати в чистой и светлой комнате. Лежал на боку, так как руки были крепко спеленуты у него за спиной, а ноги скручены, пониже голени. Кровать под ним была частично розовой от крови, но на повязках, опоясывающих тело крови почти не было. Значит, его несколько раз перебинтовывали. А это значит, что он тут довольно долго валяется. Кроме кровати в комнате стоял единственный стул. Стоял перед кроватью. На котором, пристально глядя Зэссу в глаза, сидел полный мужчина в годах, переплетая пальцы и нервно дергая правым глазом. Больше в комнате никого не было, но за закрытой дверью раздавались шорохи, выдавая тех, кто там выжидал.
— Долго я здесь? — Зэсс вернулся взглядом к мужчине.
— Сегодня третий день. Люди тебя сжечь хотели как колдуна, но я настоял, чтобы все было по правилам. После суда.
— А ты местный владыка? — Зэсс попробовал руками веревки. Больно. Но терпимо. Вполне. А вот веревки тугие.
— Ты одиннадцать человек убил в таверне. Люди видели как.
— Шестерых. Пятеро были живы. Если только люди их не добили.
— Живы. Но все еще не на этом свете. Иначе они до тебя первыми бы добрались. Ты знаешь, что с элитой короля сцепился?
— Догадываюсь.
— И когда они очнутся, они потребуют твоей смерти.
— Они собирались взять меня живым. Иначе ты бы со мной не разговаривал.
— Вот как… — мужчина задумался. — И зачем ты им?
— Государственный преступник. — Зэсс криво усмехнулся, давя гримасу боли.
— Мои люди требуют твоего сожжения.
— Ты повторяешься.
— Но… я могу поспособствовать, — он придвинулся ближе к кровати, — скажем… твоему внезапному побегу.
— И что ты хочешь взамен? Одарить тебя вечной жизнью или осыпать золотом?
— А ты можешь? — глаза у местного царька загорелись, а руки стали влажными. Он стал нервно потирать их друг о дружку.
