На улицах Морейна клубился тот же серый туман, что и месяц назад, так же сыпал дождь. Тот же самый ветер гонял по мостовым труху опавших листьев. Но Шекел не возражал, он молча отвернулся к окну. Волнистые волосы, скрученные на его затылке в короткую косичку, топорщились, как шерсть на загривке выведенного из себя животного.
- Ищите, — уже спокойно произнёс генерал. — Она где-то поблизости. В других городах это ещё не так заметно, но скоро мир начнёт просыпаться везде. Через пару дней девчонка сама выведет нас на свой след. Если будем очень внимательны.
Коротко тявкнул Ярл. Генерал откинулся на спинку и прикрыл глаза, напоследок только процедив сквозь зубы:
- Хватит. Ненавижу, когда мне поддакивают.
Тяжёлые шаги оповестили его о том, что Шекел вышел из гостиной. Он уже топал по коридору, и вдалеке хлопали двери. Маартен всё ещё поглаживал пса, но из-за полуприкрытых век рассеянно наблюдал за тем, как ползут по стене тени от веток дерева.
Он кривил губы, думая о том, как вечером за палочкой горького дерева Шекел расскажет приятелю, мол, старый идиот окончательно разумом двинулся.
Говорили они, говорили. Шептали за спиной, когда он жену из дома выгнал. А потом троих сыновей — по очереди, с разницей разве что в пару месяцев. Дольше всех задержался Ярл, потому что умел маскироваться и поддакивать.
Генерал снова провёл рукой по загривку пса. Тот заскулил жалобно, как будто почувствовал чутким носом дым с пожарищ мёртвых городов.
"Поджигать их всех. А не то разведётся пакости".
Она пришла снова с таким видом, будто просто проходила мимо — обида всё ещё была жива, но любопытство жгло сильнее. Мари заглянула в тёмную комнату: искорки, как всегда, покачивались на цепочках, но по углам затаился такой мрак, что даже она, привыкшая к вечной ночи, сколько ни щурилась, не смогла разглядеть хозяина комнаты.
- Эй! — Мари громко пнула деревянную вечно распахнутую дверь. — Ты где? Ты вообще тут?
И только теперь она заметила, как мерно шевелится мрак в самом дальнем от дверей углу. Тихонько, на цыпочках, Мари прокралась в центр комнаты. Казалось бы, глупо красться после того, как заехала каблуком сапога по двери, но тот, кто сидел в углу, её не замечал.
Мари вытянула шею: подходить ближе она стеснялась. Неприятное чувство рождалось внутри и пускало корни в самое сердце, а вообще-то трусихой Мари назвать себя не могла. Разве могла бы трусиха так хорошо научиться стрелять?
- Эй? — повторила она, только теперь уже шёпотом. — Фонарщик! Идрис!
Ей почудилось невнятное бормотание, но на душе уже полегчало — не звериный вой, вполне обычный голос. Может быть, он всё-таки молится.
- Идрис! — позвала она снова.
Бормотание смолкло. Он вскочил на ноги так резво, словно Мари застала его за постыднейшим делом. А она снова заметила, что на руки он натягивает перчатки. Зачем, интересно?
- Я просто пришла…
Из складок его плаща на пол свалился нож — Мари очень хорошо видела, как блеснуло в оранжевом свете лезвие. Она не договорила: сдерживая дыхание, рассматривала багровые пятна на ноже.
- Ты зачем явилась? — ни капли не дружелюбно поинтересовался фонарщик.
- Я просто хотела продолжить наш разговор, — улыбнулась с видом пай-девочки Мари. Нет-нет, что вы, никакого ножа не заметила. — Ты говорил про мечту, помнишь? А я пришла рассказать, что стала ещё на шаг ближе. Я же обязательно добьюсь своего, как ты думаешь?
- Не знаю, — хмуро отозвался Идрис.
- Да ну, мечты всегда сбываются. — Она решила, что лучше отступит на шаг назад. Вот так. И ещё на один. — И ты верь! Тогда твоя обязательно сбудется.
Мари думала, как бы повежливее удалиться. Этикетам всяким она была не обучена.
- А чего ты хочешь? — Он пошёл ей навстречу. — Платье? Цветов? Музыки?
- Ну да, — она замерла, заложив руки за спину. Может быть, бежать и стоило, только на её памяти в первый раз Идрис заговорил так — обычно он только односложно отвечал на вопросы.
Его рука коснулась стола, прямо во вздохе от руки Мари.
- А ты знаешь, как бывает больно? Как невозможно забыть? Как смерти хочется, знаешь? — зашипел он в самые глаза девушки. — Ты ничего не можешь знать о мечте. Мечта — это которая выстрадана, облита кровью.
Его пальцы, обтянутые кожей перчаток, дрожали, Мари видела. И очень хотела завизжать. Ей не нравились ни новый голос Идриса — не слышать, не слышать, не слышать, — ни его лицо. Когда тёмные тени лежали именно так, он казался очень злым.
Мари взвизгнула и рванула к двери, по дороге сшибив стул и раскачав оранжевые огоньки до бешеной истерики.
- Эйрин, тебе лучше полежать. — Слова в пустоту.
Этель смотрела в стол перед собой, кончиком пальца обводя сучки на шершавой столешнице, один за одним. Чай давно остыл, а кашель снова душил изнутри. От неясного чувства тревоги становилось только хуже.
- Но я себя хорошо чувствую!
Эйрин летала и улыбалась, улыбалась и летала. Она сновала с тряпкой по комнате, то вытирая пыль, то переставляя старые книжки на полке в шкафу. Постель, аккуратно застеленная, стояла неприкасаемой.
Этель очень хорошо помнила эту эйфорию единения с миром. Отлично знала, как хочется раскинуть руки и обнять его весь. Но ещё она знала, как исходит это на нет и как жестоко ломает мир тех, кто не хочет подчиняться его правилам. Недосказанные слова утреннего разговора давили изнутри сильнее кашля.
- Пожалуйста, сядь. Мне нужно поговорить с тобой.
- Говори так. Я хочу прибраться здесь. — Она показательно чихнула от взметнувшегося из шкафа клуба пыли.
Хоть Силин и Савия тактично скрылись в другой комнате сразу же после завтрака, Этель всё равно не могла заставить себя разговаривать в полный голос. Молча глядя на дочь, она всё-таки дождалась, пока та нехотя усядется рядом.
- Что ты собираешься делать? — Этель смотрела на её руки. Бледные пальцы с отросшими ногтями и простое кольцо на мизинце.
Эйрин потёрла тряпкой стол прямо перед собой и заглянула, будто собиралась увидеть в нём своё отражение.
- Закончу здесь, а потом пройдусь по кухне. Там столько пыли!
- Ты же прекрасно знаешь, о чём я, — вздохнула Этель.
Дождь за окном уже закончился, оставив за собой запах сырости в приоткрытое окно и мокрую ветку. Она покачивалась за стеклом, не давая Этель забыть о том, что времени у них оставалось очень мало.
Эйрин подняла голову. В первый раз после утреннего разговора она позволила Этель посмотреть ей в глаза.
- Я не могу взять и уйти, — произнесла девушка неожиданно глухо. — И я не уйду.
Этель сдержала желание потянуться к ней, взять за руки. Она знала, что Эйрин не дастся, что оттолкнёт, и по хмурому излому её бровей это становилось просто и очевидно.
