Девчонка взмахнула рукой, но силы оставили ее. Вместо убийственного шара, с пальцев сорвался только сноп искр. Надо признать, очень ярких.
Братья кинулись к ней, стремясь захватить раньше, чем она восстановит силу…
Брат Тарандрус оказался ближе всех.
С ужасающим визгом, оскалив клыки, вороной конь — да не конь, шарук! — ударил брата острым как топор копытом в горло.
Загрохотали выстрелы.
Две "особые пули" разнесли череп сатанинской твари, третья свистнула над ухом и впилась в стену конюшни.
Девчонка с криком выбросила из ладоней шар, взорвавшийся у ног братьев и разбросавший их в стороны. Ее саму, впрочем, тоже бросивший к дверям кухни.
Брат Люпус и Лепус успели запрыгнуть в конюшню и теперь стреляли в сторону залегшей за трупом шарука ведьмы, в надежде, что у той рано или поздно кончаться силы.
"Особые пули" у них уже кончились. А сил ведьмы хватало только на небольшие шары, смертельно опасные при прямом попадании, но бессильные даже поджечь здание.
— Вон она, вон! — зашептал брат Лепус.
Колдунья, выставив перед собой скрюченные пальцы, готовые выбросить шар, пятилась к раскрытым дверям кухни. Достаточно ей заскочить в них, а там она спасена…
За спиной девчонки с крыши бесшумно прыгнул на землю крупный серый кот. Приземлился, превращаясь в брата Фелиса.
Мелькнули бритвенно-острые когти, брызнула кровь.
Колдунья так и не узнала, что же ее убило.
***
— Ну что, парень, — они проезжали по узким улочкам столицы, когда Подмастерье попросил остановиться, — Подождешь меня здесь, а я принесу тебе пива.
— Хорошо, уважаемый, — кивнул Якоб.
Широкополая шляпа скрылась в дверях кабачка, и парень немедленно тронул повозку. От таких странных людей, как Подмастерье, чем дальше, тем лучше. Нехорошо, конечно, не отблагодарить его за помощь со стражниками — интересно, с кем они его спутали? — но лучше скрыться.
Якоб завернул повозку в ближайший переулок, проехал на соседнюю улицу, сделал несколько поворотом на перекрестках, удалился от кабака, где бросил Подмастерье, на верных полмили, заблудился в лабиринте окончательно, за мелкую монетку узнал у мальчишек, как проехать к ближайшему недорогому трактиру, оставил повозку, наказал дать волам сена, вошел в зал…
Первый, кого он увидел, был Подмастерье.
— Иди сюда, Якоб, — махнул он рукой, приглашая к себе за стол, — Я тебе пива взял.
Ирма спала. Спала безмятежным сном.
День прошел просто замечательно: заботливый дядя, пообещавший не сообщать ничего ни отцу, ни мужу, особняк, почти в ее полном распоряжении, огромная библиотека в ее любимыми романами, тихие вышколенные слуги, приходящие портнихи, готовые сшить любой наряд… Что еще нужно девушке для полного счастья?
Ах да…
Дитрих…
Девушка сладко засопела и перевернулась на живот, сбросив одеяло. Ей снился сон, в котором она со своим принцем занималась очаровательными непристойностями. В ее понимании, конечно.
Ирма жадно прильнула губами к губам Дитриха, который почему-то начал превращаться в Якоба, а в это время наяву…
В комнате не было окон, поэтому если бы кто-то присутствовал здесь, то не увидел бы ничего, кроме абсолютной темноты. Вот если бы он обладал способностью видеть во тьме…
Ну, для начала он, конечно, насладился бы зрелищем обнаженной девушки — Ирме показалось, что в комнате слишком жарко и, когда служанки ушли, она поступила крайне распутно: легла спать голышом, сбросив ночную рубашку.
Наш воображаемый наблюдатель увидел бы тело девушки во всей красе, и, может быть, улыбнулся бы. А вот тут он бы нахмурился…
Из-под кровати, невидимые во мраке, потянулись тонкие белые нити. Они быстро ползли по полу, удлиняясь и вытягиваясь. Вот они подняли свои кончики вверх, полезли по простыне на кровать…
Тончайшая паутина нитей приблизилась к спящей девушке.
Всегда проверяйте, нет ли в комнате, где вы спите, следов плесени.
***
Особняк герцога цу Юстуса — не фамильный, всем известный, а тайный, купленный через третьи руки — находился на улице Хризантем. И сейчас по этой улице, такой же узкой и извилистой, как десятки других улочек столицы, прогуливался человек.
На нем была обычная одежда горожанина, шляпа с пряжкой и башмаки, по отдельным приметам, таким как дорогие башмаки и следы от споротых гербов на камзоле, можно предположить, что он — слуга, потерявший место и ищущий работы.
На самом деле, все было сложнее: этого человека, невысокого, немолодого, со скучными серыми глазами и невыразительным лицом, в общем обычного и неинтересного…
Его недавно казнили.
И где-то глубоко в голове, небольшой частью разума, не занятой делом, он придумывал себе новую фамилию.
— Добрый вечер, уважаемая, — он подхватил накренившуюся корзину с бельем, которую чуть не выронила молоденькая девушка в платье служанки.
— Ой! — девушка подскочила, мгновенье поразмышляла, не позвать ли ей на помощь. Но дом, где она служила, был совсем рядом, незнакомец дружелюбно улыбался, не делая попыток вырвать корзину и сбежать…
Служанка быстрым взглядом окинула незнакомца и поняла, кто он такой:
— Ищете место?
— Да, — улыбка стала немного смущенной, — Вот, думаю, не поможете ли мне? Где служите?
— Вот в этом доме, — девушка на один из особняков, плотно прилепившихся друг к другу, — дом герцога цу Зандкюсте…
— Да вы что? А мне казалось, что его особняк совсем в другом месте.
— А вы никому не говорите, — служанка тихо хихикнула, — он тайно купил здесь особняк, чтобы тайком от жены встречаться с любовницами.
— С любовницами? То есть у него их несколько?
— Не то слово! Он меняет их каждую неделю.
Вы можете думать, что ни один человек не знает ваших тайн. Просто не забывайте, что горничная, которая убирает вашу постель, на которой вы развлеклись, извозчик, который подвез вас к дому любовницы, официант, который прислуживал вам за столом — они тоже люди. И у них есть глаза и есть память. И есть язык, который расскажет все то, что вы почитаете страшным секретом.
— Небось, и сейчас одна из них здесь гостит?
— Нет, — вздохнула служанка, — Сейчас герцог в отъезде и никаких гостей нет. Ни девушек, ни юношей… Ни даже старушек. Жалко. Иногда гостьи герцога дарят что-нибудь хорошенькое…
— Ну, если хочешь, — глаза незнакомца прищурились, — Я могу тебе что-нибудь подарить…
— Да-а? — взгляд служанки стал оценивающим, тем самым взглядом, который мужчины считают призывным, — А как тебя зовут?
