А ведь Огонёк мог бы быть на месте человеческого ребёнка. Он мог бы немного пожить той жизнью, о которой так сильно мечтал, к которой мечтает любой спригган, когда становится из человеческого ребёнка омерзительным существом, уродливым пятном во всем фейском роду.
А ведь он мог бы немного пожить как человек. Всему виной девчонка, проклятый глазач — и почему её мать не сожрал дракон, когда мог?! Какой толк в выдирании глаз, если эти твари продолжают плодиться и без них! Разве не в том ли суть, чтобы уничтожить любого, кто может увидеть жизнь фей? Зачем Его Паучье Высочество милостиво дал убежать этой малявке, когда мог просто отдать её народу спригганов?
Нет, что-то тут явно нечисто.
— Братец Огонёк! Братец Огонёк!
Чья-то тень спустилась вниз по сосновому стволу и выросла прямо перед огненным носом Огонька. Впрочем, он знал, чья: пикси Крокус теперь известен всему Гант-Дорвенскому лесу. И в самом деле, ну как можно не знать о злосчастном пикси, чью невесту утащил его сородич, да ещё и принц! Грустная, трагическая история. Огонёк бы даже проникся ею, если бы знал, что такое любовь.
— Здравствуй, братец Крокус, — прошелестел спригган, и голос его был похож на треск огня в ночную пору. — И что же тебя привело сюда? Насколько я помню, спрайты уходят теперь на юг, вместе с твоим народом. Вряд ли твоя дорога лежала в пещеры спригганов, если, конечно, ты не решил нам что-то сказать.
— Боюсь, что так, братец Огонёк. — Крокус считался красивым пикси, хотя, на вкус Огонька, у того были слишком беличьи лапы, слишком пушистый хвост и слишком острые мохнатые уши. Но, с другой стороны, Крокус хотя бы не был живым огнём, осклизким камнем с внутренностями или кузнечиком, как спригганы, так что лучше б Огоньку сейчас и помалкивать. — Я слышал, искали вы девчонку-глазача, которая отняла у вас ребёнка.
— Это верно. — Огонёк моментально вспыхнул. Хорошо Каменюке: тот просто покрывается мхом, когда чувствует злость! А Огонёк того гляди спалит случайно несчастного пикси… — Она была у вас?
— Ты верно подумал, братец, — Крокус встряхнул длинными каштановыми волосами, отряхиваясь от сосновой коры. — Она действительно была у нас. Вместе с ней подруга, златовласая девочка с голубыми глазами. Она оставила свои волосы, и я решил, что лучше отдать их тебе и другим спригганам. Мне они не нужны, а тебе эти пряди могут сослужить добрую службу.
И с этими словами Крокус бережно положил перед собой аккуратную горсть белокурых волос. Их было не слишком много, но для любой феи эти жалкие пряди были настоящим кладом: золотые волосы помогали в колдовстве, а ещё способны были сделать прекрасной даже самую уродливую фею. Достаточно было прицепить эти волосы к голове или повесит их на шею, вместо бус и монисто.
Глаза Огонька загорелись.
— Это волосы её подруги?
— Да, братец. — Крокус внимательно смотрел на старого сприггана. — Их тут не так уж много: сколько смог взять, прости.
— Они длинные и густые. Этого будет достаточно. — Огонёк побоялся спалить драгоценные волосы, так что не стал их брать в руки. — Но зачем ты принёс их мне? Насколько я знаю, пикси колдуют хуже, чем любая другая фея. Твоему народу эти локоны куда нужнее, чем спригганам.
— Братец, — голос Крокуса задрожал. — Эти девочки забрали с собой Имбиря — принца, похитившего мою Душицу. Я не знаю, зачем они решили спасти его, но произошло то, что произошло: златовласка отдала свои волосы моему королю, и теперь эти девочки унесли с собой этого проходимца, этого предателя, этого бесчестного вора, бесстыжего распутника… Я могу тебе показать, куда они пошли, но только прошу тебя, умоляю: дай мне убить Имбиря! Прошу тебя, добрый сосед! Я знаю, спригганы не братья пикси, но я точно знаю, что вы ищите этих девочек. Мне на них наплевать: не всё ли равно, сдохнут они от ваших рук или их уничтожит принцесса-фея? Но я прошу, дай мне убить того, кто посмел похитить мою невесту! Большего мне и не нужно: все равно не жить мне вместе с Душицей, но так я хотя бы смогу отомстить за поруганную её честь!
Спригган внимательно слушал жалостливый плач пикси и лишь досадовал, что этот народ так сильно любит поболтать: по мнению Огонька, всю эту речь легко можно было бы уместить в одну или несколько фраз. Однако Крокус продолжал говорить, и крупные беличьи его глаза медленно заполнялись слезами.
Впрочем, Огонёк не перебивал его. В конце концов, Крокус знает, куда ушли эти малолетние человеческие отродья, а это знание стоит того, чтобы чуть-чуть потерпеть чужое нытьё.
— Хорошо, — ответил спригган, когда Крокус закончил свою речь. — Я с удовольствием помогу тебе, братец. Этот пикси будет твой, делай с ним, что захочешь. Только, прошу, покажи мне, пожалуйста, куда ушли эти дети. Быть может, мы нагоним их, и тогда твоя месть свершится скорее.
Крокус с готовностью кивнул и немедленно вскарабкался по дереву. Огонёк взлетел вслед за ним и негромко поцокал языком, зател посвистел и трижды обернулся через себя самого. В то же мгновение на волшебный зов Огонька откликнулись его братья, самые безобразные существа Гант-Дорвенского леса: Каменюга, похожий на гигантский булыжник с лапками, Трясицвет — не то гигантская цикада с человеческим лицом, не то палочник с крыльями, Обормотыш, развевающийся на ветру, подобно грязному полотенцу… Все это были феи — точно такие же феи, как нежные спрайты или великолепные ланнан ши.
Крокус, не медля, двинулся вперёд, перепргивая с ветви на ветку, подобно настоящей белке. Огонёк полетел за ним, и пламя от его тела тухло, едва перекидываясь на растения и не нанося им никакого вреда; остальные спригганы двинулись следом — по земле, по воздуху, деревьям, верхом на маленьком облачке, зависшем прямо на уровне буйного кустарника…
И никто, никто из них не видел, как издалека, умело прячась среди камней и травы, за ними следили смеющиеся фир-дарриги. Они шутили и отпускали язвительные замечания о безобразных своих противниках, а Томас Рифмач с молчаливой весёлостью выпускал из трубки кольца густого дыма.
Ему тоже не терпелось поймать девчонку-глазача и её подругу с густыми золотыми волосами.
Глава 15
Тилли спала так крепко, что не сразу поняла, в какой именно момент она проснулась. Открыв глаза, она несколько секунд привыкала к окружающему миру. Небо прямо над её головой начинало светлеть, деревья же, напротив, стали как будто бы темнее, и всё вокруг дышало волшебством и какой-то… неестественностью, что ли. Как будто бы сон ещё не закончился, а, напротив, перекинулся из головы на землю.
«Совсем с ума сошла, — сонно подумала Тилли. — Я же просто проснулась. Должно быть, пока я спала, кто-то из фей сел мне на голову, вот поэтому я так странно себя и чувствую».
Девочка вновь закрыла глаза и спрятала торчащие замерзшие ноги под одеяло. Кожа неприятно ныла и чесалась: по всей видимости, комары устроили на стопах Тилли настоящий пир, а она во сне этого и не почувствовала. Странно, что они появились только сейчас и не давали знать о себе раньше. Хотя у них в принципе комаров не так уж много, или просто Тилли раньше их не замечала…
Ох, как же спать хочется.
Но сонливость Тилли исчезла в ту же самую секунду, когда в её голове появилось осознание:
«Небо светлое! Сейчас уже утро! Проклятье!!!».
Девочка моментально вскочила, и феи, уютно устроившиеся в её волосах, с пискливыми возмущениями разлетелись в стороны. Вот твари! Совсем ничего не боятся! Но Тилли тут же забыла об этом, когда увидела спящую возле почти потухшего костра Кейтилин и раскиданные вещи из корзины. Некоторые из них были окружены феями: они отщипывали кусочки от почти съеденного хлеба, отламывали по зубчику расчески и устраивали друг с другом игрушечные бои… И пирожные! Коробка с пирожными валялась опрокинутая, а вокруг расположились наевшиеся и потолстевшие феи…
Сердце девочки ёкнуло вниз. Тилли сжала кулаки, и, схватив из костра тлеющую корягу, громко закричала:
