— Долго ждем. Че так долго? — буквально повторил ее мысли Косой. Он и в самом деле был слеп на один глаз, но при этом имел привычку поворачиваться к собеседнику незрячей стороной, так что казалось — бандит всматривается бельмом.
— Работа, — кратко ответила Елена, понимая, что как ни мечталось передохнуть, сегодня покоя не видать.
Безносый как обычно промолчал, уставившись на женщину ненавидящим взглядом. Новую кличку он получил именно ее стараниями. Хотя, надо заметить, технически нос у него остался, просто от удара ножом и отсутствия лечения хрящ словно расползся по сторонам, став плоским, как у гориллы.
— Работа-Гавота-Базота! — скороговоркой пробормотал Косой и громко цыкнул зубом, будто ставя точку. Бандит был выходцем с каких-то совсем дальних краев и любил щегольнуть присказками на своем диалекте, который Елена не понимала.
— И чего? — спросила она с тоскливой мыслью, что все, накрылся здоровый сон.
— Работа, — гыгыкнул Косой. — Только правильная. Как обычно.
Безносый не сводил с нее взгляд пустых глаз, в которых горела чистая, беспримесная ненависть.
— Пошли, — вздохнула Елена, поправляя ремень сумки на плече.
Казус, приключившийся с Еленой в достопамятную ночь, стал определенной проблемой для криминального сообщества всего района. С одной стороны пролилась кровь, и хотя никто и не умер, но два члена сообщества покровителей азартных игр [20] долго лечились и, можно сказать, утратили немалую часть трудоспособности. С другой, Елена была свободным человеком и в своем праве отбивалась от людоловов. В иных обстоятельствах это не стоило бы ничего, но женщина оказалась под защитой Баалы, которая имела много знакомых. Пошла в ученицы настоящего фехтмейстера. И в довершение всего стала частью правоохранительной системы, пусть где-то на обочине. Палачи хоть и не были душой общества, пользовались немалым авторитетом. За обиду, причиненную их прислужнице, могло крепко прилететь от всей системы городского правосудия. Но кровь таки пролилась, и оставить это без внимания было решительно невозможно.
Казус разрешился просто — Елене передали через Баалу, что собственно к ней претензий нет, однако все правильные люди оценили бы добровольный шаг с ее стороны, так сказать в компенсацию морального и телесного ущерба. А поскольку денег в таком количестве у девицы не имеется, компенсация принимается работой. Баала порекомендовала согласиться, заметив, что это и в самом деле наилучший выход. Так Елена помимо тюремного лекарства стала штопать еще и самый настоящий криминалитет. Бесплатно, довольно часто, зато без дальнейших проблем.
Шли быстро, накатанным маршрутом, по бедным улочкам при свете «гнилушек». Вторые-третьи этажи нависали над мостовой, почти закрывая по-осеннему тоскливое небо. Меж домами висела густая паутина сушильных веревок, стираная одежда болталась на крепнувшем ветерке. Мелкие разносчики сворачивали дела, укладывая товары в короба. Стучали деревянные башмаки, а также закрываемые ставни. Припозднившиеся покупатели ожесточенно торговались, надеясь выцыганить пару лишних грошей. Зашныряли детишки с огарками свечей — провожать за монетку припозднившихся гуляк, а заодно подманивать их к бандитам постарше.
Елена прошла мимо мастерской стеклодува. Тот использовал напоследок остатки печного жара, накручивая на высокий стакан тонкую спираль темно-вишневого цвета, горячую даже на вид. Стекло было очень плохим, из местного песка, мутное и с пузырьками, а вот сама по себе работа — прекрасной. Светились окошки, на первых этажах очень низкие, едва на уровне груди. В домах побогаче стекла заменяли сланцевые пластины, победнее — классический бычий пузырь или специально просушенные листья тростника, что в изобилии рос на южных болотах. Потянуло сажей, капустой и репой — жены разогревали остатки обеда, становившиеся ужином. Мясо и хлеб в этом году снова подорожали, так что большинство горожан ужинали постно, даже без курицы.
Навстречу прошла длинная вереница каменщиков в сопровождении двух горцев. Горские пехотинцы были как обычно смешными и благодаря своим поясам похожи на цыплят с тонкими ножками в чулках и огромными животами. Каменщики как обычно уставшие и оживленные, наверное, со строительства Башни, на ней в этом году зарабатывали многие, потому что островитяне требовали быстрой, хорошей работы, но и платили вдвое, а то и втрое больше обычного. Из-за этого уже возмущался цех, высказывали неодобрение ремесленные советы, да и слух пошел, что нарушаются старинные положения о высоте резиденций-башен. Но пока дело обходилось миром. В Мильвессе начал ощущаться легкий дефицит полновесной монеты, так что островные вливания пока были очень нужны.
Штаб-квартира районно-уличного криминала расположилась в обычном трехэтажном доме без вывесок и флюгеров. Лишь из большой трубы валил ядреный дым, показывая, что здесь на топливе не экономят. Пахло коптильней, жареной колбасой, но крепче всего — супом из рыбьей требухи, вечным спутником приморского города.
Их пропустили без досмотра, как ожидаемых гостей. Елена задержалась на пару минут внизу, на первом этаже, пока Безносый ходил наверх докладывать. На первом этаже помимо остального располагалась харчевня «для своих», причем она работала круглогодично, в прямом смысле. Котлы в кирпичных плитах булькали неделями, месяцами, в них постоянно бросали разные объедки, которые разваривались в студень, горячий и питательный [21]. Каждый мог зачерпнуть, сколько хотел кружкой или котелком, главное съесть пока не остыло, потому что холодная жратва быстро превращалась в намертво застывший цемент. Молчаливые повара болтали варево деревянными лопатками, молчаливые работники ножа и веревки поглощали калории. На вошедших никто не обратил внимания. Пришли люди, значит надо. Закончат — уйдут. А если им тут быть не нужно, кому надо позаботится — и не станет людей. Рядом с большой плитой на два котла шкворчала сковородка с той самой колбасой, что одуряюще пахла даже с улицы. Елена глотнула слюну, сделала вид, что есть не хочет и погрела руки у огня. Лисичка фенек ныряла под ногами, сгрызая мелкие косточки.
Безносый спустился по скрипучей лестнице, все также молча кивнул. Косой отступил на шаг, и Елена поняла, что допущена лично к телу пахана. Это было непривычно, как правило, женщина резала пациентов в пристройке на заднем дворе, куда было удобно приносить раненые тела и выносить мертвые, не привлекая внимания. Елена поднялась наверх, стараясь аккуратно ставить ноги, древние ступеньки давно не меняли, а некоторые были специально попилены, с таким расчетом, чтобы выдержать обычный шаг и сломаться под ногой бегущего стражника или конкурента.
На втором этаже было заметно чище и светлее, здесь вместо стекляшек с гнилым фаршем горели нормальные свечи. Близнецы — телохранители пахана — смерили гостью подозрительными взглядами. Вот уж кто в полной мере отвечал преставлениям о злодейском ремесле, так это Братаны, у которых даже отдельных имен не было. Зато имелись шеи, переходящие в головы без каких-либо расширений, крошечные подбородки высотой едва ли на палец, губы, вывороченные как у негров, а также оттопыренные под прямым углом к черепу и многократно ломаные уши.
Злобно и подозрительно глянув на Елену, Братаны расступились. Женщина тяжело вздохнула, поправила сумку и вошла без стука.
На самом деле он, конечно, прозывался совсем по-другому, звучало это как многократно искаженное и сокращенное «защитник честной игры и доброго расчета», но Елена сразу же прозвала его «паханом». Большой, хорошо сложенный мужчина лет сорока, бритый наголо, с чертами лица, которые можно было назвать даже приятными. Надень вместо рубашки купеческую мантию — можно внушительные портреты изображать. Все впечатление портили глаза. Психологи, насколько помнилось Елене, называли такой взгляд «акцентуированным». А со стороны это выглядело как тлеющая в глубине зрачков безуминка. Истеричная готовность взорваться в любой момент приступом сокрушительного насилия, жестокого и демонстративного.
