Во второй вечер Альрик раздал серебро, полученное за измененного, и снова многие ульверы пошли праздновать в таверну.
А на третий день он пошел туда с теми хирдманами, которые просто хотели выпить.
Вестей от Косматого все еще не было, и я решил поискать его. Оставил Альрика впустую заливать в себя пиво и пошел в тот домик, где мы беседовали с Харальдом. Там было пусто: ни Косматого, ни Хакона, и очаг не разжигали уже давно. Поспрашивал у соседей. По их словам, отец вместе с сыном ушел на следующий день после нашего отплытия и больше не показывался. Но соседи уверили меня, что он так часто делает, бывает, и на месяц-другой пропадает, так что переживать не стоит. Потому я вернулся в таверну, а там уже всё переменилось.
В Бездну пьяный Альрик, багровый от жары и пота, еле стоял на ногах и громко орал песню. Его обычно ухоженные волосы слиплись от какой-то дряни, рубаха порвалась на плече, и поясной нож лежал поломанным на столе. Ему вразнобой подпевали незнакомые воины. Один даже положил руку на плечо хёвдингу, будто закадычный приятель. А ведь Альрик не любил пьяных прикосновений. Точнее, он всегда держался так, что даже одуревший от выпивки человек не додумался бы обнять или хлопнуть его по спине.
— Кай! Сюда! Это Кай! — объявил Беззащитный.
Я огляделся. Из ульверов тут были лишь трезвый злой Вепрь и Эгиль, который нелепо уснул на корточках возле стены. И еще трое из недавно принятых, чьи имена я не запомнил.
— А это… — хёвдинг смачно икнул, — это… как тебя там? Барсук? Енот?
— Росомаха! А что, Кай до прозвища еще не дорос?
Росомаха больше походил на медведя. Крупный, но не давящий своим ростом, мощный, но не чрезмерно, с открытым добродушным лицом. В его светло-русую бороду были вплетены кольца, цепи, бусины и даже одна фибула, и он явно не размышлял долго, выбирая их, так как там была и медь, и серебро, и кость. На макушке заплетена толстая коса, а затылок и виски выбриты. Широкий нос, голубые глаза, чуть разъехавшиеся в стороны от выпивки. И десять рун, причем уже подкрепленных твариным сердцем. Хельт.
— Перерос, — брякнул Альрик.
И они дружно расхохотались.
— За знакомство! Дранк! — зычно огласил Росомаха и залпом выпил целый рог.
Я подозрительно понюхал то, что хёвдинг сунул мне в руки. Пахло медом, травами и чем-то еще. Но это был не обычный пряный мед. Хельты с такого не опьянеют. И Эгиль ведь стоек в выпивке, а сейчас лежит без памяти. Я отпил немного и подсел к Вепрю.
— Что это? — указал я на кружку.
— Хельтов мед, но здесь его кличут бездновым пойлом. Сшибает с ног даже хельта. Его с какими-то хитрыми травками варят и добавляют особые грибы.
— А эти откуда взялись?
Вепрь пожал плечами.
— Пришли невесть откуда. Тоже в хирд хотят.
— Кт-то? Ссссссколько?
Я вдруг почувствовал, как меня повело. Язык одеревенел, и бросило в жар. Вепрь забрал у меня кружку и выплеснул пойло на пол. Взамен сунул другую с обычным пивом. Я благодарно кивнул.
— Да вот этот Росомаха и трое его приятелей.
— Он жжжжж… же хельт! Ззззачем ему в хирд?
— Почём же мне знать? — яростно воскликнул Вепрь и ударил кулаком по столу.
— Т-ты пригляди зззззза ним, — с трудом выговорил я и пошел к двери.
Пить с хельтами это бездново пойло мне рановато. Лишь вдохнув свежий морской воздух, я перестал опираться на стену и двинулся в сторону «Сокола».
Утром Росомаха и трое его дружков, каждый из которых был на девятой руне, пришли к пристани. Все с хорошим оружием, в тюках наверняка справная броня, по два щита, по два копья, мечи и топоры, у Росомахи еще и секира с железной рукоятью. Тяжеленная даже по виду.
— Ну, хозяин, принимай гостей! — гаркнул на полгорода Росомаха и заржал, как конь.
Альрик, все еще бледный после вечерней попойки, махнул рукой, и они легко запрыгнули на борт. Хёвдинг знаком показал, чтобы я забрал свое добро с носовых весел и перебрался подальше, а заодно прихватил и пожитки Простодушного с Плосконосым. Я с трудом сдержал брань, стиснул зубы и сделал, как было сказано.
Нет, так-то хёвдинг прав. На носу всегда сидят самые сильные воины хирда. А для этих бугаев и весла иные нужны. Но ради каких-то неизвестных почти хельтов пересадить меня и раненых парней назад… Почему он вообще взял их? Разве Альрик не хотел собрать простых хускарлов с толковыми дарами? И почему я не слышал прежде о Росомахе? Ладно, меня не было год на Северных островах. Да и после первой руны я не часто прислушивался к песням о чужих подвигах.
И вообще я смотрел на корабль, и всё в нем было мне чуждо. Как бы ни был красив «Сокол», сгоревший «Волчара» был мне милее. И хирдманы… Я не знал имен у половины из них! Кто они? Чем живут? Могу ли я доверить им спину?
Росомаха обошел весь корабль, осмотрел весь до последней досочки, проверил на вес весла, подержался за кормовое прави́ло и сказал:
— Неплохая лодчонка. Сойдет!
Сойдет? «Сокол»-то? А что бы он тогда сказал про «Волчару»? Для ловли рыбы сгодится?
— Альрик! — не выдержал я.
— Он кормчий, знает все острова в Северном море, — ответил хёвдинг. — А его парни могут залатать любую прореху в корабле.
— Ты им веришь? Доверишь «Сокола»?
— А кому вообще можно верить? — взгляд Альрика уперся в меня. — Тебе? Нет. Ты уже не раз меня подводил. Взмахнет твоя женка юбкой, и ты тотчас сбежишь из хирда! Вепрю? Бывшему рабу? Или бриттам, что поклоняются Бездне? Или тем неженкам из рунного дома? Кому верить? А от этих хоть толк какой-то будет.
Я постоял не в силах подобрать нужные слова, потом с трудом выдавил:
— Схожу к лекарке, проведаю ульверов!
Но не успел я далеко уйти, как меня нагнал Живодер.
— Альрик…
— Что он? — я резко остановился.
— Домну! — бритт причмокнул губами. — Рано! Кровь… спина… Рано! Снова нож. Снова резать!
Я вдохнул поглубже и заорал во всю мощь:
— Рысь!
Леофсун примчался почти сразу. И я ткнул в Живодера.
— Чего он хочет?
Выслушав длинную речь, Рысь сказал:
— Он говорит, что Альрику нельзя было брать новую руну. У него еще свежи некоторые раны, которые сделал Живодер, и от благодати они, скорее всего, заросли полностью. А значит, его узоры почти не действуют, не закрывают Бездну. И после новой руны надо будет резать их заново. И чем раньше, тем лучше.
— А чего сразу не сказал?
— Говорит, что сказал. Самому Альрику и сказал. Но тот отмахнулся, мол, и так сойдет, ведь в бою он рассудок не потерял.
— Он чует Бездну в хёвдинге?
Живодер ответил сам:
— Не Домну. Тварь.
Я шел к дому лекарки и размышлял. Тварь. Не Домну. Не Бездна, а тварь. В чем разница? Как это повлияет на Альрика? Эмануэль ведь говорил иначе. Он указал на Альрика и сказал: «Бездна». Не тварь, а именно Бездна. А Живодер — почитатель Бездны. А как бы Мамиров жрец сказал сейчас? Что увидел бы? Бездну или тварь?
Вот, например, лужа. Лужу убить нельзя, только если сама пересохнет, но бей ее, не бей, а убить не выйдет. А из лужи появляются головастики. И вот головастиков можно наловить, можно раздавить. И хотя головастики — это порождения лужи, они не то же самое, что лужа.
Наверное, с Бездной и тварями так же. Твари — это порождения Бездны, но при этом их можно убить.
И как это связано с Альриком? Его-то можно было убить всегда. И неважно, Бездна в нем или тварь. Почему тогда Живодер поправил меня? Полоумный бритт пытался растолковать, но даже Рысь не сумел его понять. Тварь — она ведь что? Она уродлива и несуразна. А Альрик по-прежнему хорош собой, хоть и подусох малость. Бабы на него заглядываются. Еще твари нападают на людей. Альрик вроде бы не кидается ни на кого. Злится часто, так и я часто злюсь. Непонятно. Сюда бы Тулле! Он бы точно разобрался, кто есть кто и что с этим делать!
С этими мыслями я и зашел во двор Орсовой женщины.
Простодушный сидел на колоде и небрежно отламывал от нее же щепки.