Выглядели они и правда неважнецки – Серый в своем бесформенном балахоне, и уж тем более Барт – босой, в измятой, будто изжеванной одежде, с корочками засохшей глины на прожженных углями штанах.
— Комната есть? – негромко спросил Серый.
— Какая, к чертям, комната, оборванец? – фыркнул трактирщик. – Идите‑ка вы отседова, пока…
Серый неожиданно стремительным движением привлек коротышку к себе, так что тот привстал на цыпочки.
— Мне. Нужна. Комната, – так же негромко сказал он. Так сказал, что у Барта затряслись поджилки, хотя ему‑то вроде бояться нечего.
Компания у очага взорвалась очередным приступом хохота – один из молодчиков, метнув через весь стол здоровенную кость, попал прямиком в лоб девчонке. Та со всего маху брякнулась на спину, объедки из миски разлетелись по полу. На трактирщика никто не обращал внимания.
— П–простите, – пролепетал тот. – Не узнал вас, господин. Вы… Вы в прошлый раз…
— Комната, – по–прежнему держа коротышку за шиворот, повторил маг.
— Вчера обоз приехал, господин, все занято, даже чердак, – протараторил трактирщик и скривился, будто ожидая удара.
— Найди мне хоть что‑нибудь. Хоть хлев. Надолго я все равно не задержусь.
Коротышка затряс головой, соглашаясь. Серый отпустил его.
— У нас возле конюшни, в сарае отличный сеновал, господин, – склоняясь к самому полу и подобострастно улыбаясь, заверил трактирщик. – А обоз вроде бы завтра уходит, так что комнаты освободятся… Эй, Бланка! Ну что эта дура опять творит! А ну, иди сюда!
Девчонка пыталась собрать с пола рассыпавшиеся объедки, но с радостью бросила это бесперспективное занятие и подбежала к хозяину. По дороге дважды споткнулась, что неудивительно – обувка ее представляла собой плачевное зрелище. Впрочем, Барт и за такую отдал бы что угодно – ног он от холода уже не чуял.
— Иди, проводи господ в сарай, – пробурчал трактирщик. – Туда, где свежее сено сложили.
Девчонка испуганно дернула головой, округлившимися глазами уставилась на Серого. Впрочем, глаза у нее, похоже, всегда такие – слегка навыкат, как у птицы. Ресницы и брови – то ли выгоревшие на солнце, то ли от природы белесые, почти незаметные. Крохотный рот с поджатыми тонкими губами и скошенный, будто топором срубленный, подбородок, остренький нос. Ну курица курицей. Жалко бедняжку. Мало того что уродина, так еще и издеваются над ней почем зря…
— Давай, давай, топай, – трактирщик толкнул дурнушку к выходу.
Та, заплетаясь в собственных ногах, двинулась вперед. Серый и Барт – следом. Барт задержался на пороге, напоследок потянув носом пропитанный запахом съестного воздух.
В бревенчатом сарае был возведен для сена дощатый помост – высокий, так что можно было пройти под ним, лишь слегка пригнув голову. Под помостом в живописном беспорядке сгрудились какие‑то мешки, ящики, бочонки.
— А что, не так уж и плохо, – хмыкнул Барт, оглядываясь. – Главное, что сухо. Прорех в крыше почти нету. Ну, и вообще… Сеном вон пахнет.
Серый не ответил. Медленно, будто бредя по пояс в воде, прошагал к лесенке, ведущей на сеновал, и забрался туда. Девчонка–прислуга, не отрываясь, следила за магом, пока он не скрылся из виду. Когда ее окликнул Барт, подскочила так, что разве что макушкой о потолок не ударилась.
— Нам бы постелить чего‑нибудь. Не на сене же спать, – сказал Счастливчик. – И это… Поесть бы. И выпить. Чего покрепче. Поняла?
Девчонка кивнула и выбежала из сарая, закрыв дверь.
— Бартоломью, – послышался сверху голос Серого. – Давай‑ка сюда.
Юноша вскарабкался по шаткой поскрипывающей лестнице. Шагнул вперед, пытаясь хоть что‑нибудь разглядеть в темноте. Сквозь дырки в крыше пробивался дневной свет, но его хватало только на то, чтобы сделать мрак из черного серым.
Раздалось негромкое шипение и в воздухе возник горящий ровным голубоватым пламенем шар размером с кулак. От неожиданности юноша отпрыгнул в сторону.
— Не суетись, – раздраженно сказал маг. – Иди сюда.
— Извините, господин, я… Не ожидал просто. А мы сеновал не спалим с этой штуковиной?
— Это просто свет, – отмахнулся Серый. Он сидел на дощатом полу возле края помоста, придерживаясь одной рукой за перила из толстых ошкуренных жердей. – Помоги‑ка мне…
Маг сбросил балахон. Под ним обнаружилось что‑то вроде конской упряжи – хитрая система ремней, колец, застежек, затягивающая в тугую паутину все туловище и руки. Ремни были разной ширины, некоторые снабжены крошечными кармашками, и почти ко всем были прикреплены какие‑то сверточки, фляжки, кошельки и даже стеклянные сосуды. Правое предплечье было сплошь заковано в нечто вроде решетчатого доспеха, поверх которого серебристой змеей обвилась уже знакомая Барту плеть. Приглядевшись, он вздрогнул. Доспех был надет на голое тело и, кажется, глубоко врос в плоть мага. В нескольких местах в кожу вонзились тонкие прозрачные трубочки, по которым ползла красная жидкость. Эта штука что, кровь из него сосет?
Сбруя мага была надета поверх плотной шерстяной рубахи с завязками на груди. На левом боку она была темной от крови.
Барт помог Серому частично освободиться от ремней и закатать край рубахи.
— Ох… Вот срань демоническая! То есть… я хотел сказать – о, Аранос–Хранитель!
— Ты уж выбери что‑то одно, Бартоломью – либо богохульствуй, либо поминай Хранителя всуе, – проворчал маг, в изнеможении опираясь спиной о перила. – А лучше воздержись и от того, и от другого.
Рана выглядела отвратно – длинный, с рваными краями разрез, идущий наискосок через нижнюю часть груди и захватывая бок. Барт так и представил себе зазубренный клинок, скрежетнувший по ребрам, и по коже пробежал неприятный холодок.
Внизу скрипнула дверь. Барт, перегнувшись через перила, заглянул вниз, но никого не увидел. Зато, спустившись, обнаружил на пороге пару аккуратно сложенных конских попон и плетеную корзину, накрытую куском чистой ткани. Из‑под платка выглядывала бутылка с мутной жидкостью.
— О, как раз вовремя! – воскликнул юноша.
Наугад выудив из корзины какую‑то булку, он впился в нее зубами. Подхватил корзину, перекинул попоны через плечо и снова вскарабкался на сеновал.
— Есть будете, господин? – с набитым ртом спросил он.
Серый, погруженный в угрюмо–сосредоточенное созерцание своей раны, молча помотал головой. После этого Барт на какое‑то время забыл о приличиях и, чавкая, как поросенок, в один присест уплел здоровенный кус пирога с капустой и принялся за второй. Откупорил бутылку, чтобы запить съеденное, но в нос шибанул такой дух, что в глазах потемнело.
— Ф–фу… Ну и сивуха! Надо было пива попросить.
