Ознакомительная версия.
Вернувшись к Джайлу, он обнаружил, что юнга уже закапывает в золу рака.
– Нашел чего? – осведомился Джайл.
– Нет.
– А я раз нашел пузырь стеклянный, а в нем – демон. Не настоящий, понятное дело, но так искусно сработан, как живой!
– А ты что, живого демона видел?
– Не видел, но представляю, как он выглядит. Так я этот пузырь в лавку продал, где мы сегодня были. Старик мне за него две серебряные монеты дал.
– А где твои родители? – поинтересовался Гай.
– А тут живут. Меня отец к Хрюку и привел. Вот, говорит, почтенный Скайвир, у меня сын подрастает, нельзя ли его к морскому делу приспособить.
– Твой отец что – моряк?
– Как же, – фыркнул Джайл, – корабел. На верфи работает, целый день топором стучит… Баржи строит. Денег не густо, а семью все ж кормит. У меня братьев знаешь сколько? Восемь! Старший, Адлан, в городской страже служит, уже пятеркой командует! Я его тебе, может, сегодня покажу.
– А сестры есть?
– Сестер трое, только одну уже замуж отдали за горшечника из Битого квартала, а две другие еще маленькие… Я раньше тоже у горшечника работал, подмастерьем, да только неспособен я к этому. Ух он меня и драл! Разобью, бывало, кувшин или замес испорчу – воды там перебавлю или краски, – так он брал кусок веревки и учил меня, как надо. Да так и не научил…
– А Хрюк не дерется?
– Хрюк-то? Нет. Добрая душа, даром что страшный такой с виду… Олфо – тот тоже не дерется. А еще есть второй помощник Сналт, ты его еще не видел, тоже хороший человек. Вот боцман, тот может и уши надрать, и велит даже выпороть, но только если провинишься. Сегодня Брика видал как отодрали? А вообще у нас корабль странный. В порту так и говорят: «Дурацкий корабль толстого Хрюка». Его уважают за то, что мореплаватель умелый, и торговать мастер, и повоевать в случае чего может, но где ж видано, чтобы капитан с матросами якшался и тем более с юнгами? Порядки наши корабельные не как у других.
Гай подумал, что Джайл всего-то на несколько дней раньше его появился на «Цветке», а уже туда же: «порядки наши корабельные»…
– Вон на «Русалке» или на «Прибое» в команде каждый вечер кого-то порют – просто так, для порядка и устрашения, – продолжал юнга, – а у нас – ни-ни. За дело если. Так что повезло нам с тобой, дружище, несказанно. А там, глядишь, пойдем в плавание, разбогатеем… Послушай, а рак-то, кажется, сготовился.
Джайл палкой вывернул из-под угольев шипящего рака в потрескавшемся панцире и принялся его расковыривать и делить. Нежное бело-розовое мясо и впрямь оказалось вкусным, вот только соли не хватало, на что Гай и пожаловался новому приятелю.
– Так вот она, соль-то, целое море, – улыбнулся Джайл. – Сиди да окунай.
Рака прикончили за считанные минуты. Теперь можно было подумать, как распорядиться полученными от капитана монетами.
– А пойдем в игральный дом! – предложил Джайл с загоревшимися глазами. – На первую ставку хватит, а там как получится… Знаешь, какие деньжищи люди выигрывают!
– Нехорошо это, – замялся Гай, – грех.
Он помнил, как отец Абак в Обители предостерегал его, цитируя «Советы Благолепные» Смиренного Лина: «Игры денежные зло есть, потому что единожды начав, потом не остановишься и не заметишь, как нищ станешь».
– С чего это? Тут у нас все играют, – удивился Джайл.
– А ну как проиграем все?
– Ну и ладно. Деньги-то нам случайно достались, разве нет? Вот мы их случайно и потеряем. Или, наоборот, приумножим.
Гай пожал плечами и согласился – в конце концов, деньги и впрямь были шальные, а посмотреть на игру интересно.
ТИЛЬТ. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НА НОВОМ МЕСТЕ
В их распоряжении было семь больших богато обставленных комнат. На полах лежали ковры, на стенах висели картины и гобелены, мастерски исполненные, но несколько мрачноватые: если был изображен человек – то либо мертвый, либо умирающий, либо убивающий. Если корабль – то тонущий. Если солнце – то садящееся в кроваво-красные облака. Впрочем, от людей, спокойно кромсающих себя ножами, можно было ожидать и более страшных сюжетов.
Окна, конечно, отсутствовали. Зато в одной из комнат на стене висел механизм, отмечающий ход времени. Был он похож на солнечные часы, только вместо тени по размеченному диску двигалась тонкая треугольная стрелка. Когда наступал вечер, стрелка подползала к темной половине круга. Утром она выбиралась на светлую часть.
– Как думаешь, сколько нас тут продержат? – спросил Далька, пытаясь разглядеть движение стрелки.
– Не знаю, – ответил Тильт. – Боюсь, что долго.
– Месяц? Нет? А сколько же тогда? Неужели до весны?
– Не знаю, – повторил Тильт.
– А даже если и до весны, то ничего страшного. Потерпим. Не в клетку же посадили. Да ты посмотри, посмотри только! Я такой роскоши не видел никогда!…
В резных шкафцах стояла серебряная посуда. Позолоченные подсвечники светились и без свечей. От изразцовых каминов было глаз не оторвать.
– А кровати! Ты видел?! Нет, ты ляг на нее, ляг! Так короли спят! Точно говорю!
Крепкие основательные кровати с балдахинами походили на игрушечные парусники. В пуховых перинах можно было утонуть – если бы не шелковые подушки, плавающие сверху.
– Я же говорил: мы им нужны! – Далька вынырнул из перины, скатился с кровати на мягкий ковер. – Ничего они нам не сделают!
Тильт хотел было напомнить товарищу о жуткой участи старого Халла и Свута Тонкого и уже открыл рот, но тут Далька, обнаружив под кроватью ночной горшок, оглушительно завопил от восторга:
– Ты глянь! Горшок! Обливной! В лаонской росписи! Чур этот мой!…
Они бегали по комнатам, лазали по шкафам, рылись на полках, заглядывали во все углы – всюду были веши, огромное множество разнообразных вещей.
– А это что?
– Я знаю! Утюг.
– Да ты что, утюга не видел?
– Это специальный утюг!
– Вот утюг! А это… Я не знаю, что это…
В резном глубоком ларе они нашли несколько печатных книг, рукопись на незнакомом языке и берестяной свиток с детскими каракулями. Из пузатого, похожего на бочонок сундука извлекли ворохи чистого белья и тряпичную куклу с нарисованным лицом. В заваленном свечами ящике отыскали три жестянки спичек и бутыль с древесным маслом.
А в последней комнате их ждал большой сюрприз.
– Ты смотри! – заверещал Далька, толкнув легкую дверь и шагнув на порог. – Это же ванна! Настоящая ванна!
Ванна стояла на кривых золоченых лапах. Справа от нее потрескивала, сбрасывая чешуйки железной окалины, горячая печь с котлом, полным клокочущей воды. Слева чернело жерло колодца. Вдоль обшитых сосновыми досками стен выстроились широкие лавки; на каждой – лохань, комок мочала и ковш с длинной ручкой.
Ознакомительная версия.
