Фаустина — внутри Финлея — покачала головой и закусила губу.
— Но почему я такая бледная? И такие жуткие круги под глазами. Прямо вампир какой-то.
— Что ж тут удивительного? — сказала Филиппа. — Ты не видела дневного света целых двенадцать лет. После такого испытания любой будет выглядеть как из преисподней.
— Да, наверное, — растерянно согласилась Фаустина.
Фаустина протянула руку — не свою, естественно, а Финлея — и пощупала собственное тело под одеялом, тут уж она заорала так громко что Джалобин даже уронил стакан с водой, которую только что налил себе, чтобы оправиться от пережитого потрясения.
— Моя одежда! — вопила она. — Что случилось с моей одеждой? Неужели я в этом паноптикуме лежала голая? Совсем без одежды?
— В катакомбах ты была одета, — сказал Нимрод. — Но Филиппа сняла эту одежду и выбросила.
— Твои вещи были в отвратительном состоянии, — объяснила Филиппа. — Все пыльные и изъеденные молью. И пахли сильно. Тебя нельзя было оставлять в такой одежде. Нас бы ни в одну приличную гостиницу не пустили.
— Что же я надену?
— Мы с Нимродом купили для тебя кое-что здесь, в Венеции, — ответила Филиппа. — Надеюсь, мы верно угадали размеры. Посмотри в стенном шкафу.
Финлей открыл дверцы шкафа и начал рыться в висевших и лежавших там вещах — дорогущей одежде от знаменитых модельеров.
— Очень красиво. — Фаустина успокоилась и повеселела. — Я уверена, что все годится. Спасибо, Филиппа.
— Послушайте, — начал Джон, который по-прежнему ощущал все тревоги Фаустины как свои собственные. — Может, пора делом заняться? По-моему, чем скорее в теле Финлея останемся только мы, два парня, тем лучше, Фаустине с нами не очень-то удобно, да и бедный Финлей уже два дня душ стесняется принять. Ну, неловко ему. В присутствии Фаустины.
— Какая глупость! — Фаустина фыркнула. — Я что, стану глазеть?
— Ты вроде только что очень боялась, чтоб тебя кто-нибудь не увидел голой, — сказал Фаустине Финлей.
— Это совсем другое дело, — заспорила Фаустина.
— Джон прав, — прервал их Нимрод. — Нам пора приняться за дело. А потом вы расскажете о господине Ракшасе. И о Фаустинином зомби.
— Вы так говорите, будто я его сама сотворила, — возмутилась Фаустина.
— Пока прошу тебя вспомнить, как звучало само слово, — сказал Нимрод. — Ты уверена, что именно «зомби»? Попытайся, напряги память. Это очень важно.
— Слово я услышала в пещере, где они работали, — сказала Фаустина. — В Китае. Там был один человек, совсем непохожий на остальных. Уж не знаю, кто он такой, но на нем была зеленая броня.
— Зеленая броня, — повторил Нимрод.
— И слово «зомби» произнес именно он, — продолжала Фаустина. — Слово показалось мне уместным, потому что все эти существа вели себя совершенно как зомби. Ну, вы знаете: глаза пустые, мертвые, а сами переминаются с ноги на ногу, точно в транс впали.
— По-китайски слово «зомби» звучит совсем иначе, — сказал Нимрод. — Хуань хунь ши.
Фаустина задумалась и замотала головой.
— Нет, то слово звучало совсем не так.
— В том-то и дело, что это не то слово, которое естественно было бы услышать в Китае, — сказал Нимрод. — Слово «зомби» — видоизмененное «нзамби», на одном из африканских языков банту оно означает «бог».
— В том слове звучало что-то, похожее на «ом», — настаивала фаустина. — Или на «ум». А в конце «и». В этом я совершенно уверена.
— Может, ты слышала что-то вроде дун си? — спросил Нимрод.
Фаустина нахмурилась.
— Дун си. — Она повторила слово на все лады несколько раз. — Да, думаю, что это оно и есть.
Нимрод на мгновение притих.
— Вот и отлично, — бодро сказала Филиппа. — Главное, что мы разгадали эту загадку. По крайней мере, теперь мы знаем, с кем имеем дело. Хотя бы приблизительно.
— Кто такой дун си? — спросила Фаустина.
— Воин-дьявол, — сказал Джалобин.
— Похож на зомби, — добавила Филиппа. — Только хуже. Намного хуже.
И она рассказала Финлею-Джону и Фаустине о том, что они обнаружили в библиотеке Аттилы.
— Теперь осталось выяснить только одно — где находятся кости великого по имени Ма Кэ, — заключила она свой рассказ.
— Только одно? — бормотал Джалобин. — А дальше-то, когда выясним, скажите на милость, что будет?
Нимрод достал из портфеля маленький шприц, содержавший немного крови. Примерно столовую ложку, Финлей рассматривал шприц с нескрываемой тревогой.
— Надеюсь, вы не собираетесь делать мне укол, — напряглась Фаустина. — Уколов я ужасно боюсь.
— Нет, нет, — сказал Нимрод, показывая Финлею шприц. — Посмотри, там даже иглы нет. Кроме того, это — кровь. И не просто кровь, а кровь твоей собственной матери, Фаустина. Ею мы заменим то, что выкачал для анализа из тебя, а точнее, из премьер-министра, доктор… как бишь его? Уже позабыл. Короче, произошло это именно в тот момент, когда ты завладела телом премьера. Кстати, у тебя от этой кровушки сейчас цвет лица появится. — Он огляделся. — Джалобин, пожалуйста, раздвиньте занавески! И окна откройте, давайте впустим сюда солнечный свет.
— Я до сих пор не могу поверить, что у меня это получилось, — сказала Фаустина. — Ну, в смысле, что я смогла вселиться в премьер-министра.
— Это только от избытка юной наглости бывает, — усмехнулся Нимрод.
Он присел на кровать около тела Фаустины.
— Так или иначе, никакого реального вреда ты никому причинить не смогла.
— Ну конечно! — саркастически усмехнулась Фаустина. — А себе самой? Я уже двенадцать лет живу без собственного тела.
— Я имел в виду, что премьер-министр отделался легким испугом, — сказал Нимрод. — И он мне с тех пор очень благодарен. Даже предлагал посвятить меня в рыцари. Но я, конечно, отказался.
Все собрались в спальне, все хотели увидеть, что произойдет с Фаустиной. Наклонившись над ее телом, Нимрод через шприц впрыснул ей в рот немного крови Дженни Сахерторт, а остатки крови использовал как помаду и румяна, смазав ее губы и щеки.
— Жаль, что с нами нет господина Ракшаса, — сказал он. — Мне самому этого делать не доводилось. В теории я, конечно, знаю, но… — Теперь он помазал кровью лоб и мочки ушей Фаустины. — Вроде бы нужно совсем немного. — Остатками крови он спрыснул шею девочки, так что последние капли скопились во впадинке меж ключиц. — К тому же Италия жаркая страна, что, разумеется, облегчает нашу задачу.
Отложив шприц, Нимрод выпрямился в ожидании эффекта, который, как предполагалось, должны были возыметь его усилия. Да, они не прошли даром. Кожа Фаустины отреагировала мгновенно — точно промокательная бумага, она впитала материнскую кровь и, утратив мертвенную бледность, окрасилась в нежно-розовый цвет, цвет живой, нормальной человеческой кожи. Филиппа ахнула.
