Сухо добавила, упрямо встречаясь с ним взглядом, настаивая:
- Пораскинь мозгами.
Пауза. Он нахмурился, затем разжал пальцы, и я поняла, что достучалась до братца.
- Ну, так что Гиза, по рукам?
- Окей Дженсен, - ответил мой брат, выдыхая сквозь зубы, называя меня по фамилии, тем самым, признавая высокий уровень моего интеллекта.
Я улыбнулась. Брат молчал, а потом, поднимаясь по лестнице, я услышала его гневный шёпот:
- Чёрт побери, Айрис, ты слишком умная для малолетки. Легко раскрутила меня, манипуляторша мелкая!
Грохот. Очевидно, от удара его кулака об стену и, кажется, что-то упало на пол. Может быть фото с камина, моё самое нелюбимое в рамке? Хорошо бы...
А, Гиза всё такой же нетерпеливый и для меня предсказуемый. Что ж, чёрным по белому подведён в моём ежедневнике: первый пункт из его списка слабостей.
И мой слух, между прочим, эволюционировал, со временем обострившись в разы. Но, в который раз удивляюсь этому 'достижению', и всё никак не могу привыкнуть, к его выкидонам в самые неподходящие моменты.
Открыла белую деревянную дверь, ведущую в мою комнату, зашла, закрыв за собой, и расхохоталась. Пусть хоть в чём-то и мне подфартило сегодня. Поставить на место моего самодовольного выскочку брата, всегда дорогого стоило. А остальное. 'Что ж: поживем, увидим Дженсен. Поживём, увидим'. Пообещала себе, присаживаясь на кровать, доставая из расстегнутой сумки учебники.
-
Она зашла в свою огромную квартиру, сняла пальто, повесив на треножную вешалку, и сбросила на просиженный пуфик розовый шарф. Только поставила сумку на пол, как из арки ведущей на кухню вышла её слишком молодая и красивая для своих шестидесяти пяти лет бабушка. Рубина Ханнис цыганка, обладающая могуществом и силой, передавшегося из поколения в поколение в их роду, исключительно по женской линии.
-Виктория? - сурово спросила у внучки Рубина. Пристально и цепко вглядываясь в её лицо своими блестящими и холодными, напоминающими обсидиан глазами. Словно сова, из насиженного места ,приметившая желанную мышь полёвку. Затем после напряжённой паузы добавила: - Почему ты припозднилась?
Виктория поморщилась, ненавидя своё полное имя всегда так холодно звучавшее в бабушкиных устах. Затем осмелилась и всё же сказала, зная, что как бы не старалась, бабушка всё равно не полюбит её, как старших , но бессильных братьев. Нежеланная внучка- и этими простыми словами всё сказано.
- Кураторша провела внеплановый классный час. Да и мне было нужно представиться, рассказать о себе, так сказать...
Пауза затянулась.
Карие раскосые глаза Виктории в молчаливом поединке скрестились с властными обсидиановыми глазами Рубины. 'Выдержу, не отвернусь, пусть знает, меня ей не запугать', подумала девочка. Но, все же не выдержала, моргнула и уставилась в пол, а женщина рассмеялась:
- Иди, поешь внучка, после поговорим.- спокойно и торжествующе произнесла Рубина, поправив, выбившуюся из под бархатной повязки, широким прямоугольном опоясывающим голову, кучерявую чёрную прядь.
Когда розовая, так сильно раздражающая женщину кофточка внучки скрылась за аркой в самом конце коридора и стала едва различима , то женщина глубоко вздохнула, затем поморщилась и произнесла:
-Странно, очень странно.
Виктория принесла в дом едва ощутимый, но удивительно сладкий, отдающей ноткой пачули и земляники запах редчайшей силы. Неведомой и поэтому опасной.
Сделав шаг вперёд и прислонившись спиной к стене, Рубина закрыла глаза, на миг замерла и словно бы к чему-то прислушалась. Затем через пару минут, открыла глаза и хмуря лоб, озабоченно пошла следом за внучкой. Она собиралась выведать у Виктории всё в мельчайших деталях, все, что произошло с ней за первый проведённый день в новой школе. Цок, цок зацокали каблуки её домашних отделанных мехом французских туфель, стуча по мраморной плитке, затем их стук затерялся в пушистом, цвета растопленной карамели ковре. Рубина улыбнулась, сменяя гнев на милость, зная, что подобрать ключ к душе Виктории будет тяжело. Но, сила и открывавшиеся вместе с ней перспективы, а также возможности служебного повышения в её ведьмовской карьере всё перевешивали. А, поиграть в кошки мышки с ненавистным отродьем Людмилы будет даже интересно.
Рубина слишком давно была ведьмой. Проигрывать она не умела.
В школу сегодня я идти не хотела. Как чувствовала.
Серые тучи, тёмное небо и дождь, начавшийся с пары капель ночью, разбудил меня лёгким шелестом по стеклу, а утром усилился, превратившись в монотонный холодный ливень.
Кашицу под моими ногами, обутыми в ботильоны, образовывал, тая, умирающий под небесной водой грязный, сморщенный снег. Тротуарная плитка окончилась возле школьной калитки, сменившись на выщербленный асфальт.
Прошедшая ночь была беспокойной, тревожные смутные сны посетили меня - и я проспала, не услышав, как мелодично сигналит, надрывающийся вовсю будильник.
Виктория Ханнис и Катарина, казалось, меня поджидали, болтали, спиной упираясь о закрытые металлические шкафчики. Мельком разглядела, что Ханнис в розовом, до середины бедра свитере и чёрных лосинах, плотных, но подчёркивающих всё её достоинства. Катрина как всегда незаметная. Сегодня на ней было нечто неопределённое, то ли желтое, то ли серое платье, или всё же комбинезон. Я спешила, поэтому вскользь ответила на приветствие, убедившись, что Катарина всё же в платье и оно желтое с серыми поперечными полосами, идущими в ряд.
И не такое бывает, когда от недосыпа глаза будто набиты песком. Ночь порой удивительно коротка, а утро всегда наступает. Будь оно неладно!
Пять минут до звонка. Сегодня первым уроком - английский. Лениво рассматриваю поблекшие обои и зелёную блестящую в свете потолочных ламп доску. Спать хочется нестерпимо.
- Дженсен, не поверишь, а мы по тебе скучали,- сказал заметно прибавивший в весе Боксёр, тараща на меня свою заплывшую харю. Его карие с поволокой глаза недобро блестели, да ещё плотоядно улыбался, как пиранья, вернувшаяся в родные края. Я зевнула, спонтанно прикрыв рот ладошкой. Туго соображала, поэтому вела себя неадекватно.
Моё равнодушие разозлило его, и он с усмешкой добавил, наклонившись и положив мне на парту свои толстые, короткие пальцы с обгрызенными под самый корень ногтями.
-О, я очень скучал по тебе Дженсен. Мы все по тебе скучали.
Голос Кейна и Сержа, входящих в открытые двери, не спутала бы ни с кем и никогда и не ошиблась, принимая их владельцев за кого-то другого. Увы, такая жалость и даже иллюзорно, притворившись, я не имела выбора.
Прошли мимо меня, оставляя в воздухе запах парфюма. Холодного и резкого, наверное, стянутого у предков. Я тупо молчала, возможно, вытаращив глаза и пялилась на облегающий свитер Жоржа коричневый, как медвежья шкура.